Королевская семья
Шрифт:
– День добрый, Дерек. А вы, как всегда, всё спешите по делам и пытаетесь уделить немного времени каждому из всех ваших новых поклонников и почитателей?
– Не смешите, какие почитатели?! Все эти прихвостни, которые стали вокруг меня собираться, надеются только на одно – что я замолвлю за них словечко перед вашим отцом, как будто я его лучший друг.
– Смею заметить, что вам недолго до этого осталось, – улыбнулась принцесса. Это была её первая настоящая улыбка с того самого несчастного дня.
– Не поверите, но у меня их оказалось не так много, поэтому я остался свободным на всё время до позднего вечера.
– А потом?..
– А потом ваш батюшка устроил какое-то собрание, на котором попросил меня снова присутствовать. Впрочем, не только меня, но и моих братьев. Так может быть, разрешите присоединиться к вам и пройтись немного вместе?
– Да, конечно, – Беллона двинулась вперёд рядом с графом, заметив, что Британика пошла следом, но чуть поодаль, – у меня не было возможности за всё это время нормально поблагодарить вас. К сожалению, нет такой награды, которая сполна оплатила бы вашу храбрость и благородство, но если я могу надеяться, что вы примите мою дружбу…
На ум пришли слова маркиза о’Лермона, что сэр Аморвил дружить с женщинами не умеет. Что же тогда предложить? Не красиво вот так оборвать речь на полуслове. Решено, нужно набраться наглости и смелости, и сделать то, что так хочется с самой их первой встречи.
– И нечто
Этот день и вечер Беллона запомнила надолго. Первый раз ей удалось без помех и выговоров провести время так, как ей хотелось, не позволив, однако, себе ничего лишнего. Никто не смел что-либо сказать принцессе, которая из благодарности составляла компанию человеку, спасшему ей жизнь. А король, когда перед ужином увидел эту мило беседующую пару, пригласил обоих в свой салон, на дружеский приём. Робин Третий искренне поверил в то, что дочь гуляет с рыцарем «из благодарности» и подивился её добродушию и почтительности к окружающим людям. Он попросил Беллону спеть под аккомпанемент фортепиано, так как у неё был чудесный голос. А в этот раз девушка пела ещё лучше, ведь присутствовал её любимый. И только королева заподозрила что-то странное в блеске глаз дочери и в пылком взгляде храброго рыцаря. Она стала догадываться, от чего у принцессы был такой жгучий интерес к приехавшим олтернцам. Поделиться с мужем она не смогла, потому что сама была впутана в приключения Беллоны. Как же быть? Нужно во что бы то ни стало помешать этим дальнейшим романтическим отношениям. Не хватало ещё, чтобы принцесса Феира связалась с каким-то графом, пусть и очень благородным и уважаемым. «Теперь понимаю, что я чувствовала в недосказанности Белл, когда мы с ней разговаривали. Она скрывала от меня то, что влюбилась в дворянина. Даже если я сейчас сильно преувеличиваю, и у них возникла простая дружеская симпатия, это ни к чему хорошему не приведёт. Скоро её премьера, и не стоит появляться на ней со сплетнями и слухами за спиной. Я определённо должна убрать этого рыцаря подальше от своей девочки!».
Глава 19. "Предпраздничная суматоха"
Габи и Мария никак не могли успокоить подругу. Вернее успокаивать её было не нужно, а вот вывести из состояния грусти и расстройства, как они не пытались, у них не получалось. Эрцгерцогиня, вернувшаяся из Риджейсити, пыталась развлечь последними новостями из города, а виконтесса вообще, что только не вытворяла, лишь бы принцессу посетила улыбка. Но Беллона оставалась непреклонной. Целую неделю она уже не могла обмолвиться хотя бы словечком с Дереком! Либо её вызывала мать для прогулок, либо тётя Алиса донимала беседами и разговорами, либо тётя Коломбина просила сопроводить её в церковь. Потом почитать вместе с ней и порукодельничать. А когда, наконец-то, она вырывалась от постоянного присутствия женщин, и пыталась найти графа, то он непременно оказывался занят. То снова король вёл с ним задушевные беседы, то муж тёти Алисы, консул Бруно Тревор, приглашал его к себе и обсуждал то Феир, то Олтерн, то все планеты, какие он только в силах был вспомнить! Что это ещё было за невезение? А выезд на природу первого числа, в честь начала лета? Это было что-то невероятное! Весь двор выехал на свежий воздух; лес, река, большая поляна и веселье. Своеобразный пикник, о котором так мечтала Габи по приезду во дворец, только с меньшим количеством людей, чем ей бы хотелось. И что же? Принцессу заставили сидеть с мадам Бланж, которая уже поправлялась, после её болезни, и которую привезли тоже поприсутствовать на празднике. Вроде бы всего на несколько часов, а как она успела за них надоесть Беллоне! Она ей так не надоедала за все те многие годы, которые неотступно следовала за подопечной. А тем временем дни безвозвратно утекали, как вода сквозь пальцы, и рыцари ордена Стеллы Нордмунской скоро должны были уезжать. Оставалось около десяти дней, дней насыщенных, суматошных. А что можно было сделать за столь короткий срок? У всех столько дел и такая занятость, что сложно было что-либо предпринять. Всё это вводило девушку в глубочайшую меланхолию. В конце концов, виконтесса, знающая такую черту характера принцессы, как умение соболезновать, решила сыграть на ней.
– Белл, ты, по крайней мере, знаешь, что нравишься Дереку. А ты посмотри на меня! Мало того, что я редко вижу Сержио, так он ещё и в тебя влюблён. И ничего, я не впадаю в состояние глубокой задумчивости и траура.
– Может это потому, что он не слишком-то тебе и нужен? – нашлась, что ответить, девушка, – ещё пару недель назад тебе нужен был Сильвио, а пару дней назад, ты восхищалась каким-то актёром и горела желанием с ним познакомиться. Так с чего же ты начнёшь страдать, если тебя волнует только тот человек, который находится в поле твоего зрения?
Габриэль открыла рот и замерла, задержав дыхание. Ей хотелось что-нибудь ответить на это. И не просто что-нибудь, а выдвинуть речь, как-то оправдывающую её, как-то делающую её правой в этой ситуации. Но ничего подобного придумать было невозможно, и она, обидевшись, отвернулась от подруг и уставилась в окно, за которым суетились слуги.
Шла активная подготовка к великолепным десятидневным праздникам. Они каждый год начинались пятого числа, достигали своего апогея десятого, в день рождения короля, и заканчивались пятнадцатого. За это время во всех городах устраивались маскарады, карнавалы, балы, ярмарки, фестивали. Любой человек мог найти развлечение по своему вкусу, будь то простые танцы, или карточные игры, а может быть даже гонки на пегасах. До последнего события возле театра, девушки с нетерпением ожидали этого, и планировали, что именно выбрать и как к их досугу привлечь рыцарей, но теперь, хотя ни Мария, ни Габи не знали о ведущемся расследовании и догадках принцессы, они понимали, что веселье фактически отменяется или просто будет не таким бесшабашным, как хотелось бы. Расстройство же по этому поводу испытывала только будущая графиня Леонверден, а эрцгерцогиня, напротив, радовалась, что всё будет, по возможности, тихо и мирно. Она часто была противницей проказ младших подруг и теперь хотела бы сыронизировать, что вот, наконец, её предупреждения не оказались беспочвенными, но не стала давить на и без того угнетённое, состояние Беллоны. Что от этого было толку? То, что случилось, уже не исправить.Сама принцесса тем временем только всё больше накалялась. Завтра должен был вернуться брат с друзьями, Бернардо и главным подозреваемым – Мартином Бенком. Девушка почувствовала, что от неё зависит судьба человека, поэтому тщательно вспоминала все детали, и прокручивала различные варианты. Её первое впечатление от графа было приятным, общение доброжелательным и итогом всех мыслей на его счёт был таков, что он честный и порядочный человек, что он искрений друг наследника и у него нет даже малейшего мотива для убийства принцессы. С чего вдруг? Он имеет расположение к себе принца, будущего короля, богат. Значит, о зависти и политике речи быть не может. Тогда он невиновен? Это тоже рано заявлять. Беллона подсознательно чувствовала, что здесь что-то не так. Вся эта возня, заговоры, покушения, так или иначе, связанны с рыцарями. Об этом настойчиво говорила женская интуиция. Да-да, именно интуиция, потому что логика здесь становилась совершенно безоружной. Никаких доказательств, никаких улик, а самое главное – свидетелей. Хотя порой вещи говорят правдивее, чем люди. Иногда глаза видят больше, чем слышат уши. Но бывает, когда обманывает и то, и другое. Порой исключительно сердце верный советник, но принцесса не хотела его слушать, ведь оно было не объективно относительно сэра Аморвила. Взять и взвалить вину на кого-то, лишь бы не на него – это было не в духе Беллоны, а именно такие мысли посещали её, когда она в сотый раз доказывала сама себе, что Дерек тут не при чём.
Король стоял в тронном зале и принимал гостей. На его грядущие именины собралось много иноземных королей, императриц и принцев с принцессами. Разнообразие нарядов и непривычных местным жителям внешних видов пестрело повсюду. Все приехали со свитами, поэтому во дворце стало тесновато, хотя добрая половина и осталась в Риджейсити. Даже в крыло принцессы поселили одну своенравную наследницу соседней с Феиром планеты. Эта юная особа была воспитана в королевстве, в котором был установлен матриархат. Там всегда правили только женщины – её мать, до неё бабушка и так далее. На этой планете, именуемой Гигантом, совсем не обязательным было замужество и рождение сына, так как девочки были главнее и важнее. Девушку звали Энжел. Она громко разговаривала, имела манеру высказывать в лицо то, что ей нравится, а что нет. Но на официальных и светских приёмах она умела себя вести. Не наглость и не грубость, а именно прямота и смелость выделялись в её характере. Привыкшая к свободному поведению, к раскованности и будучи раскрепощённой до мозга костей, Энжел не могла сидеть за вышивкой, шитьём, рисованием, или, не дай Бог, петь и танцевать для того, чтобы развлечь кого-то. Она привыкла, чтобы развлекали её, и только её. Ходили слухи, что прабабка девушки была рождена от Робина Первого, который по-соседски наведывался на Гигант и завёл роман с тогдашней королевой Урсулой, которая безумно в него влюбилась. Если это было так, то мать Энжел приходилась Беллоне четвероюродной сестрой. Габриэль заинтересовалась приезжей, и, вскоре, неусидчивость обеих столкнула их, и они познакомились. Девушки быстро нашли общий язык, особенно сошлись в том, что жизнь должна быть насыщенной и увлекательной. Только виконтесса искала юношеских забав и лёгких развлечений, в то время как Энжел привлекали гораздо более взрослые занятия…
В свите принцессы Гиганта было шесть фрейлин, две из которых являлись уроженками Амазонки, планеты, которая придерживалась крайних матриархальных убеждений, где не было различия в классах и было только два деления – на мужчин и женщин. Мужчины не имели права голоса в политике, не имели возможности служить в армии, не имели отношения к экономике и правлению, и даже не могли быть хозяевами какого-либо имущества, ни дома, ни лошади, ни оружия, ни драгоценностей. Они жили на Амазонке в качестве продолжателей рода, но, несмотря на то, что они содержались, как производный инструмент, им не разрешалось принимать участие в воспитании детей. На этой планете было множество своих законов, традиций и правил с церемониями, которые могли показаться глупыми и странными непосвящённым. Однако, с тех пор как властвовать там начали женщины, на Амазонке ни разу не было войны, революции или даже намёка на бунт, заговор. Беллоне даже из рассказов всё это казалось диким, а тем более, когда она увидела этих двух фрейлин Энжел – высоких, около ста восьмидесяти пяти сантиметров роста, очень смуглых, с широкими плечами и грубыми руками. Они не вешали на себя украшений, а их платья были предельно просты, да и носили они их просто как дань вежливости чужому государству. Обычно амазонки одевались в штаны, сапоги или ботинки, а сверху – невообразимые, почти ничего не прикрывающие кофты летом, и куртки с жилетами зимой. Холода эти девушки не боялись, как и дождя, ветра или сильной жары. Недаром их сравнивали с солдатами, ведь все они имели военную подготовку и сражались не хуже, а может и лучше, мужчин.
Сначала Беллона не хотела знакомиться с ними, но потом, по настоянию Габи, всё-таки решилась, а потом и сама уже не могла оторваться от такой любопытной и многое повидавшей знакомой. Две девушки словно нашли себе добрую няню-сказочницу, которая увлекала их рассказами о какой-то другой жизни. Многое импонировало принцессе, а многое смущало, но всё равно, она продолжала слушать. Мария дольше всех привыкала к новой компании. Когда она приняла для себя общение с этими, как она их назвала «варварскими» девушками, то до конца, по-прежнему, так и не сумела воспринять их, как равных собеседниц. Энжел была склонна отвечать людям тем же, с чем и они приходили к ней, поэтому она про себя прозвала Марию «снобом» и старалась не вступать с ней в какие-либо трения. Матильду она окрестила «зазнайкой», хотя перемолвилась с ней лишь пару раз короткими фразами. К Британике она отнеслась с жалостью и состраданием, как будто бы замужество той было чем-то наподобие неполноценности, или неизлечимой болезни. Ну а в двух, самых младших девушках, она увидела ещё не окончательно завядшие бутоны цветов, которые можно успеть спасти и научить настоящей жизни. К раздражению Беллоны и Марии, Габи поддавалась самым пагубным сторонам влияния Энжел. Хотя, и девушки признавали это, в обществе заграничной принцессы никогда не бывало скучно, и чувствовалась уверенность, которая передавалась от неё, как по звеньям цепочки. Её высочество Феира наконец-то ощутила полную безопасность рядом с Энжел и её окружением. Как выяснилось, амазонки были не только подругами, но и надёжными телохранительницами, которые не отступали ни на шаг от своей госпожи.