Королевский дуб

— Том злится на меня? — печально спросила она однажды по пути домой в Пэмбертон.

— Нет, — заверила я. — Он обеспокоен тем, что в лесах творится что-то неладное — с растениями или с животными, и он не может понять, что именно, поэтому Том очень много размышляет об этом. Сейчас нам надо быть такими тихими и спокойными, какими мы только сможем, и дать ему возможность разрешить эту проблему.

— Как ты думаешь, что случилось? — спрашивала я Тома вновь и вновь. — Что-то, чего ты не можешь видеть, слышать, унюхать или попробовать на вкус? Что это такое, как думаешь?

— Не знаю, — отвечал он. — Скретч убежден больше меня. Абсолютно убежден. Говорит, что чувствует это, видит во сне. А такой довод для него решающий. Скретч не ошибается в отношении леса, просто никогда не ошибается. Но он тоже не может определить в чем дело. Но что-то есть, Диана. Там, в глубине лесов, это можно иногда почувствовать… Я соображу, в чем дело. До меня должно дойти. Я найду ответ.

— Может быть, тебе будет лучше, если мы не будем приезжать некоторое время? — предложила я.

— Нет, ради Бога. Ты и Хилари — единственные чистые, теплые существа в этой несчастной зиме. Приезжайте, прошу вас. Вы — мое спасение от безумия. Вы — мое равновесие.

Поэтому мы не перестали приезжать. Мы появлялись каждый день после школьных занятий и оставались почти до десяти часов вечера. В выходные мы приезжали с утра и оставались допоздна. Вскоре получилось так, как я и говорила Тиш: я почувствовала, что не живу нигде или, скорее, обитаю в воздухе, как птица; Пэмбертон больше не был моим домом, не был им и Козий ручей. Я усердно продолжала выполнять свои обязанности у мисс Деборы, а Хилари старательно занималась тусклой школьной работой, причем с удивительно небольшим ворчанием. Том педантично соблюдал свое расписание уроков, но они не были больше согреты его прежним пылом. Временами я встречала его в студенческом городке в перерыве между занятиями, он небрежно махал мне руной, я махала в ответ, но Том не разыскивал меня, и мы не уезжали из колледжа вместе. Единственное отличие Тома нынешнего от Тома тех дней, когда мы еще не стали любовниками, заключалось в том, что теперь, когда я видела его шагающим в сопровождении студентов и коллег, он редко смеялся, не пел и не танцевал.

Он был лишь слабым отблеском прежнего Тома. Любовь, которой мы занимались в первые дни наших отношений, была более настойчивой и необходимой, чем какая-либо другая, памятная мне, за исключением одного совершенно ужасного раза. В те первые дни Том мало принадлежал Хилари и мне, он просто был рядом.

Но затем, в начале февраля, когда на болоте наступили серые, теплые дни, когда позеленели сережки, развернулись первые папоротники, а стальное небо над деревьями, смягчившись, превратилось в молочный свод обманчивой весны, нам показалось, что Том сбросил, как сбрасывают плащ, темный груз лесов со своих плеч и вскоре стал почти самим собой, острием живого пламени, которого нам так недоставало. Он вновь отправился на болото со Скретчем, Ризом Кармоди и Мартином Лонгстритом, пробыл там всю ночь, а вернулся прежним Томом, хотя и очень усталым. И тогда любовь и смех начались всерьез.

— В конце концов, что же произошло? — спросила я Тома в ночь возвращения, после буйной и радостной любви на причале.

— Ничего, — ответил он. — И в то же время все. Мы просто… позаботились о некоторых вещах и осмотрелись кругом. Болото зеленеет так, как и должно. Мы слышали квакш. Это всегда приносит мне радость — видеть, что весна опять возвратилась на Биг Сильвер. Даже эта, ложная весна.

— Так вот, — продолжала я разговор с Тиш, сидя в одном из ресторанов Атланты через много дней после той ночи. — Должны же люди говорить. А я не собираюсь просить господ из Пэмбертона изменить течение их несравненных жизней ради меня и не предполагаю, что они попросят меня о подобном одолжении. У меня есть слабая, очень слабая надежда, что хотя бы немногие из них могут быть рады за Тома, Хилари и меня.

— Они будут рады, со временем, — заверила Тиш. — Если ваш образ жизни действительно делает вас счастливыми. Знаешь ли, мы не чудовища. Просто все уже радовались за тебя и за Картера. У него давно не было счастья в жизни. И, кроме того, ты слишком многого хочешь, ожидая, что люди из маленького городка будут ставить благожелательность выше первоклассных сплетен.

Мы закончили пить мартини в глубоком молчании и заказали обед. Затем Тиш проговорила:

— Есть еще кое-какие слухи, но это мне нравится куда меньше, чем сплетни о сексе в лесу. Конечно, это все Пэт. Очень немногие поверят, но они будут слушать. И будут пересказывать другим. Я даже не собиралась говорить об этом — слишком глупо, но потом решила, что все же мне следует это сделать. Подобные разговоры могут отразиться на Хил.

— Бога ради, Тиш, что?

— Так вот, я кое-что слышала о том… о вещах, которыми вы там занимаетесь. Не секс, другое. Действительно странные, сомнительные дела, что-то… ну, ритуалы, черная магия и тому подобное. Ты знаешь, вся эта шумиха о современном сатанизме и поклонении дьяволу…

— Боже милостивый, ты хочешь сказать, что люди сплетничают, будто Том, Хилари и я поклоняемся дьяволу на Биг Сильвер?

Мой голос осекся от полного неверия; под ним клубился смех.

— Нет, ничего определенного. — Тиш смотрела в свою тарелку. — Ничего, за что ты могла бы уцепиться, чтобы опровергнуть… Как я говорила, я слышала это только от двух-трех людей, а они слышали прямо от Пэт. К тому же она была пьяна, когда рассказывала об этом, и люди ей, конечно, не поверили. А просто передали, что она роняла намеки насчет странных обрядов… о кровавых жертвоприношениях и обучении Хилари разным вещам.

— Я убью эту ядовитую суку. Я это сделаю голыми руками. — Холодная ярость душила меня. — Она ревнует к Тому, я всегда замечала это — дурак бы не увидел. Но говорить, что Том превращает Хилари в… Кто передал тебе это? Кто?

— Я не скажу, — ответила Тиш. — Эти люди не поверили Пэт так же, как и я, так же, как и все остальные. Конечно, это ревность, мы все знаем, что она все еще хочет Тома. Самое лучшее, что ты можешь сделать, так это дать ей повеситься на ее собственном языке. Когда Пэт увидит, что никто не верит ее росказням, когда поймет, что это только отвращает людей от нее, а это, Господи Боже мой, так и есть, она остановится. С ней так бывает всегда. Я жалею, что даже упомянула о ее сплетнях.

Тиш выглядела такой несчастной, что я положила руку ей на плечо и произнесла:

— Не жалей. Я знаю, почему ты мне рассказала. Я оставлю все это без внимания, но буду следить, чтобы ничего не дошло до Хилари, я буду отвлекать девочку, если она вдруг услышит… Господи, просто абсурд какой-то. Какая опасная, гнусная вещь — так говорить о ком-нибудь.

— Такова наша Пэт, — криво усмехнулась Тиш. — Под этой хулиганской внешностью скрыто сердце из чистого базальта.

Меня серьезно обеспокоило, каким образом чарующая древняя мудрость лесов, странные и захватывающие мифы и легенды, которые передавал нам с Хилари Том, могут быть превращены в такой неблагородный металл. Меня возмущало до глубины души, что нечто чистое, красивое и абсолютное, как полет одной из стрел Хилари, как жуткий призыв огромного бронзового индюка, как ужасный и великолепный строй оленей в высохшем кипарисовом озере, может сделаться под языком Пэт Дэбни темным, порочным и запекшимся, подобно луже крови. Я думала об этом все выходные дни, а вечером в понедельник, когда встретилась с Томом, рассказала о разговоре с Тиш. Сначала я передала ему сплетни о нас двоих. Он лишь посмеялся:

— Ну что ж, значит, мы сделаем счастливыми не только себя, но и весь город. А ты думала, что они не будут судачить по этому поводу? Тебя это беспокоит?

— Не думаю, если подобные сплетни не отразятся на Хил. Но, может быть, было бы лучше, если бы мы не проводили здесь так много времени? В конце концов, если мы проведем несколько дней и вечеров в неделю в городе… занимаясь… ну, городскими делами… С другими нашими знакомыми. И ты сможешь встречаться с нами там, ходить в кино, обедать в клубе или еще где-нибудь. Ну, ты понимаешь, чтобы люди видели, что мы занимаемся… обыкновенными делами.

— Я не городской житель и не занимаюсь городскими делами, — ответил Том. — Мы не обычная пара. Я, конечно, свожу тебя в кино, если хочешь, или на обед. Но мне не нравится самое главное — причина, по которой ты хочешь, чтобы я все это делал. Мы принадлежим Козьему ручью. Диана, это наше место, нас троих.

— Но, Том… Хилари и я не можем просто переехать в леса навсегда, — возразила я. — Мы не можем просто… бросить нашу прошлую жизнь и поселиться здесь.

— Почему нет? Как раз этой жизни для вас я и желаю. До сих пор все было хорошо, не так ли? Вы только лишь не остаетесь здесь на ночь, и я, хоть убей, не могу понять, почему вы этого так избегаете. Разве такая жизнь не то, что ты хотела?