Королевский порок
Шрифт:
Я потянул попону к себе, открывая тело до пояса, затем до колен. На полу рядом с телом лежала вынутая из ножен шпага. Острие сверкнуло в свете фонаря. Почерневшие от пребывания в воде кожаные ножны, свисавшие с пояса на двух тонких цепочках, запутались в ногах.
Как это часто бывает, смерть придала ему нелепый вид. Нахмурившись, я дотронулся до воротника Олдерли, потом до камзола.
– Он весь мокрый.
– Разве вам не сказали? – удивился Милкот. – Бедолага упал в колодец и утонул.
Я покосился на крышку.
– Как же он умудрился? Колодец закрыт.
– Утром он был открыт.
– Когда ее убрали?
– Работы закончились в субботу вечером. Видимо, крышку подняли после их окончания и до прихода слуги, который отпер дверь павильона. Это было рано утром.
– Возможно, этот человек в субботу зашел в павильон по какому-то делу, а строители, уходя, случайно его заперли, – предположил я.
– Может быть, но вряд ли, – пожал плечами Милкот. – Землемер, под руководством которого они трудятся, очень здравомыслящий, добросовестный человек. В субботу он был здесь, я видел его своими глазами. – Милкот запнулся. – Между нами говоря, пока не известно, возобновят работы или нет. Господин Хэксби весьма обеспокоен, да и немудрено: он ведь уже нанял строителей.
Я вздрогнул.
– Вы сказали Хэксби?
– Да. Это наш главный архитектор. Опытный человек с блестящими рекомендациями. – Милкот с любопытством взглянул на меня, и я понял, что не смог скрыть потрясения. – Я, конечно же, побеседую с ним, но даже не сомневаюсь, что перед уходом господин Хэксби убедился, что колодец закрыт и в павильоне нет ничего, представляющего опасность. У него есть свой ключ.
– Да, – произнес я. – Или я поговорю с ним сам. – Я попытался скрыть смятение, направив разговор в другое русло. – Кто узнал в утопленнике Олдерли?
– Я. С этим джентльменом меня связывало шапочное знакомство, к тому же он несколько раз посещал Кларендон-хаус. – Милкот помедлил. – Но я даже не подозревал, что он здесь. Ума не приложу, как Эдвард Олдерли оказался в павильоне.
Я собирался поподробнее расспросить о знакомстве Милкота с Олдерли, как вдруг у нас над головами раздался громкий стук. Мы принялись испуганно оглядываться, будто застигнутые на месте преступления. Звук отражался от стен, и гулкое эхо заполнило пустое пространство кухни.
Милкот вполголоса выругался. Он кинулся вверх по лестнице, перепрыгивая через две ступени. Я поспешил за ним. Милкот отпер дверь. Через щелку я заметил слугу.
– Господин Милкот, его светлость ждет вас у себя в покоях. А с ним – еще один джентльмен.
Старик сидел у окна, кутаясь в стеганый халат. Перебинтованные ноги покоились на мягкой скамеечке. По пути наверх Милкот объяснил, что Кларендон страдает от подагры, и мучения его так велики, что ступени лестниц в особняке сделали почти плоскими, чтобы хозяину было как можно проще по ним подниматься.
В камине вовсю пылал огонь, и в комнате царила удушающая жара. После великолепия парадной лестницы и внешних покоев я не ожидал, что кабинет его светлости окажется столь мал. Однако комната так и пестрела яркими красками. Чего здесь только не было: картины, скульптуры, ковры, фарфор, всевозможные диковинки и книги, очень много книг повсюду.
Королевский ордер лежал у Кларендона на коленях. Он настоял на том, чтобы изучить документ самолично,
и даже поднес его к лившемуся из окна свету, будто сама бумага, на которой он написан, хранила какие-то секреты.– Марвуд, – произнес лорд Кларендон. На вид он казался ровесником века, однако его голос звучал четко и твердо. – Кажется, в Лондоне работал печатник с такой фамилией? Насколько мне известно, ныне покойный.
– Да, милорд. Это мой отец.
О памяти Кларендона ходили легенды – так же, как и о его внимании к деталям. Его маленькие глазки окинули меня изучающим взглядом, но, к моему облегчению, развивать тему он не стал.
– Вы ведь служите в Уайтхолле?
– Я секретарь господина Уильямсона, работаю в «Газетт».
– Вы из «Газетт»? – Взгляд лорда Кларендона стал подозрительным. – Стало быть, вездесущий лорд Арлингтон и в это дело влез?
– Нет, милорд.
Рядом со мной послышался скрип: Милкот переступал с ноги на ногу.
– К вам обратился король? Или герцог?
– Нет, ордер мне выдал господин Чиффинч, и он же направил меня сюда.
Лорд Кларендон фыркнул:
– И часто ли Чиффинч дает вам поручения?
– Иногда… Я ведь еще служу секретарем в Совете красного сукна, где состоит господин Чиффинч.
– Нам прекрасно известно, что это значит, – язвительным тоном заметил Кларендон. – За государственное жалованье члены Совета и пальцем не шевельнут. Королю они служат, скажем так, менее официальным образом. Равно как и их секретари. – Лорд Кларендон поглядел на Милкота. – Ну что ж, Джордж. Мы, разумеется, должны помогать властям, то есть оказывать господину Марвуду всяческое содействие, насколько это в наших силах. Так Олдерли убит?
Милкот пожал плечами:
– Тело мы еще не осматривали, милорд, но трудно представить, чтобы он упал в колодец сам. Если в павильоне было темно, он, конечно, мог оступиться. Но как он вообще там оказался?
– Вы ведь его знаете? Как вы с ним повстречались? – Кларендон выдержал паузу и поглядел на Милкота.
У меня возникло ощущение, будто этим взглядом хозяин желал что-то сказать своему секретарю.
Милкот кашлянул:
– Я был немного знаком с ним несколько лет назад, милорд, когда дела Олдерли процветали.
– Вы имели в виду, до краха его отца. Свет не видывал такого коварного плута!
– Каков бы ни был его отец, тогда Эдвард Олдерли отнесся ко мне по-доброму. – Милкот снова прокашлялся. – Когда я встретил его несколько месяцев назад, его положение, увы, изменилось не в лучшую сторону. Кажется, Олдерли пытался приумножить то немногое, что осталось от его состояния, за карточным столом.
– Игроки – самые большие глупцы из всех представителей рода человеческого. – В тоне Кларендона прозвучали резкие нотки.
– Олдерли хотел взяться за ум. Он стремился поправить дела менее рискованными методами и обратился за помощью ко мне.
– И вы, как последний простофиля, одолжили ему денег?
– Да, милорд, немного. Ровно столько, чтобы он вернул самые срочные долги.
– Вы чересчур мягкосердечны, Джордж. Этих денег вам не видать как своих ушей.
«Милкот не просто мягкосердечен, – отметил я. – Этот человек до такой степени наивен, что поверил проходимцу вроде Эдварда Олдерли».