Королевский порок
Шрифт:
Я отогнал неприятную мысль о том, что есть и другой вариант: в субботу Кэт пришла сюда вместе с Хэксби, и Олдерли утонул прежде, чем они отправились домой.
Сапоги с трупа нам удалось снять только вдвоем: кожа набухла от воды. Даже тяжелый физический труд не помог мне согреться. Казалось, в подвале становилось все холоднее и холоднее. От колодезной воды стыли руки, вся моя одежда была забрызгана.
– У кого есть ключ? – выговорил я, отдуваясь, когда мы наконец обнажили ступни с нестрижеными ногтями, напоминавшими бледные когти.
Милкот зашвырнул сапог в угол.
– У господина Хэксби. У меня – я распоряжаюсь всеми ключами в хозяйстве. У его светлости, но
– А ключи от дома и сада?
– Они спрятаны за семью замками. После беспорядков вокруг дома мы соблюдаем предельную осторожность. Ночью по саду бродят мастифы, а сторожа каждый час устраивают обход. В доме глаз не смыкают два лакея, а в переднем дворе всю ночь горят фонари.
– Тогда как же Олдерли проник в павильон? – спросил я.
Милкот пожал плечами:
– Для меня это загадка. Хотя, может быть, он пришел днем, когда здесь трудились строители. А когда они запирали павильон, Олдерли был уже мертв.
Милкот рассуждал в том же направлении, что и я, и мои мысли снова обратились к Хэксби и Кэт. Повернувшись к Олдерли, я расстегнул ремень у него на животе. Стянуть с трупа бриджи оказалось почти так же трудно, как и сапоги.
Смерть придает человеку не только нелепый, но и жалкий вид. Когда мы раздели Олдерли до рубашки, он будто съежился и стал казаться уязвимым, точно малое дитя. Милкот поднял фонарь, и я постарался как можно более добросовестно осмотреть тело. На предплечьях и плечах я заметил царапины, да и на пальцах была содрана кожа. Вот они, мрачные свидетельства того, что утопающий барахтался в воде, со всех сторон окруженный лишь отвесными стенами колодца. Ощупывая голову, я заметил синяк на лбу.
Олдерли ударился, когда летел в колодец? Или на него кто-то напал раньше?
Присев на корточки, мы перевернули тело обратно на спину. Я решил заняться карманами. Милкот пристально следил за мной. У Олдерли был с собой кошелек с почти тридцатью шиллингами серебром и двумя фунтами золотом. Для большинства людей это целое состояние, но бедность – понятие относительное.
Еще я обнаружил кольцо с двумя ключами, один из почерневшей стали, с длинной шейкой, а второй намного меньше и изящнее: похоже, он был изготовлен из серебра, а его головку украшало ажурное кольцо – судя по всему, с монограммой. Я поднес второй ключ к свету, но буквы так переплетались друг с другом, а окружавший их орнамент был столь затейлив, что я даже не разобрал, сколько их, две или три.
Затем во внутреннем кармане я обнаружил пачку размокших бумаг. Я попытался разлепить листы, но бумага порвалась.
– Вы не могли бы дать мне мешочек или сумку? – спросил я.
– Что? – Милкот оторвал взгляд от имущества Олдерли. – Мешочек?
– Я заберу вещи покойного с собой. Мне нужно куда-нибудь их положить.
Милкот кивнул:
– Разумеется.
Он ушел и вернулся с мешочком на завязках из грубой холстины.
– Подойдет?
– Идеально.
Милкот открыл мешочек, вытряхнул на пол содержимое – около дюжины только что выкованных гвоздей – и протянул его мне. Я положил внутрь бумаги, ключи и деньги.
– Олдерли раньше жил в Холборне, в Барнабас-плейс, – произнес я. – Это огромный особняк, там можно разместить целую армию. Он до сих пор там обитал?
– Нет. Чтобы расплатиться с долгами, он был вынужден продать дом вместе с львиной долей обстановки. Однако Эдвард Олдерли по-прежнему владел частью дома неподалеку, там он и жил. На Фэрроу-лейн.
– Вы там бывали?
Милкот покачал головой:
– Мы встречались в таверне,
или Олдерли приходил сюда. Он жаловался, что его квартира очень мала. К тому же часть дома была заложена, и Олдерли приходилось сдавать помещение плотнику. – Милкот печально улыбнулся. – Думаю, ему было стыдно. Олдерли не хотел, чтобы я видел, до какого жалкого состояния он опустился. По правде говоря, я не слишком хорошо его знал, однако мне было его жаль.Я снова повернулся к телу. У Олдерли отвисла челюсть. Я взял шпагу. Это был тонкий клинок из хорошей стали. Вокруг рукоятки были обвязаны две шелковые ленты, одна красная, а другая синяя. Возможно, некая леди подарила их Олдерли в знак благосклонности. На клинке прямо под рукояткой был выгравирован какой-то рисунок. Я поднес шпагу к окну и узнал герб Олдерли – самка пеликана кормит птенцов.
– Это старинная шпага работы самого Клеменса Хорна, – произнес Милкот. Вытянув руку, он с почтением дотронулся до клинка – так влюбленный касается руки прекрасной дамы, принадлежащей другому. – Хорн – немецкий мастер, – продолжил он. – Должно быть, шпаге лет пятьдесят, но лучшего оружия вы не найдете.
– Я бы хотел заглянуть в колодец, – проговорил я.
Отойдя от трупа, я испытал глубокое облегчение. Мы с Милкотом подняли крышку и положили ее на пол. Она легко поддалась. В случае необходимости взрослый мужчина может открыть колодец без посторонней помощи. Или взрослая женщина.
Милкот присел на корточки на краю колодца и посветил фонарем в темную бездну. За пределами круга света было ничего не разглядеть. По моей просьбе Милкот принес веревку и привязал ее к кольцу в верхней части фонаря. Затем он спустил фонарь в колодец. Свет заплясал на гладко обтесанных камнях – шахта колодца оказалась выложена камнем, а не кирпичом.
Тут мне в голову пришла еще одна мысль, но я снова промолчал. По первому впечатлению Милкот мне понравился, но мы с ним служили разным господам.
Спускаясь все ниже и ниже, фонарь раскачивался и вертелся вокруг своей оси. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем фонарь наконец повис над водой.
– Господин Хэксби измерял глубину колодца, – заметил Милкот. – До уровня воды примерно сорок футов. Ну а до дна еще футов двадцать.
Я вспомнил синяки и царапины на теле Олдерли. Умел ли он плавать? Я представил, как он барахтается в воде, отчаянно пытаясь за что-нибудь ухватиться или нащупать опору, однако вокруг лишь гладко обтесанный камень. И все это время вода утягивала его на дно, не выпуская свою жертву из ледяных объятий.
Но сейчас не до подобных размышлений, и я воспользовался шансом отвлечься.
– Как вы достали тело?
Вопрос настолько очевидный, что мне стало стыдно: как же я не додумался до него раньше?
– Мы с Горсом воспользовались лебедкой. – Милкот указал свободной рукой на деревянную конструкцию, которую я с самого начала заметил в углу подвала за колодцем, рядом с горой деревянных шестов. – Это приспособление привезли каменщики. С его помощью они клали новый раствор между камнями в колодце. Горс спустился к воде и прицепил к поясу Олдерли пару крюков.
– Хладнокровия вашему слуге, похоже, не занимать, – заметил я. – Оно и к лучшему, иначе в колодец пришлось бы лезть мне.
– Осмелюсь предположить, что Горс видал зрелища и похуже, – ответил Милкот. – Он рассказывал мне, что некоторое время служил подмастерьем у мясника, но они с хозяином не сработались. Однако, прежде чем истек срок его договора, Горс наверняка перетаскал немало туш.
Фонарь покачивался в нескольких дюймах от черной маслянистой поверхности воды.
– Господи помилуй! – вскричал я. – Что это?