Королевство Адальир. Просветление

— А как долго ты шёл к своему Просветлению? — вдруг спросил Брелов. — Как ты вообще попал в братство Вавилона? Ты ведь никогда не рассказывал об этом.

— Это долгая история, — Силий мягко улыбнулся, — а если в двух словах то так: я прожил довольно заурядную жизнь на Земле, вернее я думал, что она была заурядной, а на самом деле я много лет занимался старательным закапыванием собственного предназначения.

— Что ты имеешь в виду?

— В юности я начинал писать пьесу, но потом забросил это дело. Мне казалось, не солидно заниматься писательством «в стол», ведь я даже не решался никому показать свои труды. Она называлась «Вечный» и повествовала о человеке, который обрёл великую мудрость, и познал суть мироздания за одно мгновение, побывав в сакральном месте, теперь бы, с высоты прожитой мудрости, я назвал бы место сие храмом. И вот шло время, я женился, жена была моложе меня на десять лет. Детей у нас не было, вообще по большому счёту, ничего не было. Пару раз я пытался вернуться к своей рукописи, но жена говорила, что это всё ерунда и я верил. Потом эта стопа исписанных листов многократно перемещалась по квартире и в один прекрасный день оказалась на помойке. Жена сама призналась мне, что вынесла бумаги, чтобы не загромождали место.

— Ну а ты? — поинтересовался Брелов, которому стало ужасно жаль пропавших трудов.

— Первым порывом было побежать на помойку и вернуть бумаги обратно, но я опять решил, что это глупо и пересилил себя…

— Да уж, не повезло тебе с женой, — заметил Брелов.

— Почему? Совсем нет, — поспешил возразить Силий, лицо его сделалось каким-то философским, и на губах заиграла лиричная улыбка, — она прекрасный человек и замечательная женщина! — абсолютно искренне добавил он. — Просто я ей не подходил. Впрочем, вскоре она это поняла, и подала на развод. Она нашла себе нового мужа, ведь была гораздо моложе меня, и родила ему троих детей.

— Вы общались?

— Общались, конечно, она всегда считала меня не от мира сего, говорила, что я не смогу примениться и по-своему заботилась обо мне. Звонила, иногда приходила сделать уборку там, за годы совместной жизни мы стали с ней почти родными людьми, но это не давало ей счастья, я не мог дать ей то, что она хотела от жизни и то, что смог дать ей новый муж. Поэтому, скорее, это ей не повезло со мной. А я потонул в апатии и депрессии, ничего не хотел делать, жил как трава растёт, работа-дом, работа-дом, унылые серые выходные, разделяемые с глухим одиночеством, и опять работа-дом. Да, и бесконечные мысли о собственной несостоятельности, сожаления о прошлом и страх будущего, мало приятного и того меньше интересного…

— И что было потом, как именно ты оказался в Вавилоне и сумел достигнуть нынешнего уровня?

— А потом, когда мне хорошо перевалило за пятьдесят, произошло нечто волшебное: я как обычно шёл вечером домой с работы и вдруг заметил звезду. Она была очень большой и светила ярко-ярко. А было близко к новому году, и я подумал, что это Рождественская звезда, ну ты знаешь, она всегда возникает накануне Рождества…

Брелов кивнул.

— Но потом мои религиозные мысли сменились научными и я предположил, что это какая-то планета, подошёдшая очень близко к Земле, и потому выглядит она как самая яркая звезда. Как бы там ни было, а я решил посмотреть на неё поближе, — Силий улыбнулся.

— Поближе? — Брелов тоже усмехнулся, поняв нелепость старинной мысли.

— Я понимаю, что это звучит немного наивно, но я решил хотя бы раз в жизни не противиться порыву и пошёл на её свет. Я шёл очень долго, было холодно, я прошёл, почитай, половину города и оказался на набережной реки. Тут я заметил, что потерял звезду из виду. Я шёл в состоянии отрешённости и только теперь понял, что не вижу цели. Тогда я начал озираться по сторонам и тут же обнаружил свою путеводную подругу прямо над головой. Причём она висела так низко, что, казалось, можно достать руками. И это не было иллюзией или обманом, потому что свет её освещал лишь окружающие дома, как будто это была не далёкая звезда, а лампочка из фонаря уличного освещения. Я даже пару раз подпрыгнул, неистово маша руками в воздухе, и пытаясь ухватить её за лучики…

— Забавно, — Брелов живо вообразил себе эту картину, и зрелище его отчего-то сильно рассмешило.

— А дальше всё произошло ещё более забавно: пошёл снег! Он начал слетать из-под самых высоких небес, и заполнять пространство, демонстрируя мне высоту неба и его объём. Я как заворожённый смотрел на падающие снежинки и их странные танцы, а потом увидел, что откуда-то сверху, откуда точно я видеть не мог из-за яркого ореола висящей над головой звезды, к земле устремились белоснежные хлопья. Они также как и снежинки танцевали, кружились и становились всё более правильной формы. Наконец я понял, что сверху на меня вместе с внезапным снегопадом осыпаются листы бумаги. Достигая звезды, они изящно облетали её ореол в три потока и аккуратной стопочкой складывались у моих ног. Я присмотрелся, дружище Брелов, и не поверил своим глазам — это была та самая моя рукопись, которая должна была давным-давно сгнить на помойке. Когда последний её лист, то есть, первый лист, лёг в стопу я наклонился, и поднял его, на титульной странице был большой оттиск штампа зелёного цвета «одобрено»…

Брелов так проникся рассказом Силия, что даже затаил дыхание.

— Потом я заметил скрепку на правой стороне листа, — продолжал Силий, — и я подумал, что вряд ли её стали бы цеплять просто так… Перевернул лист, так оно и оказалось: с другой стороны к нему этой самой скрепкой была прикреплена справка следующего содержания: «Настоящим утверждается на главную роль пьесы кандидатура Гончарова Василия Борисовича». И да, в слове «Василия» буква «С» также была заглавной, «ВаСилия», на что тогда, правда, я не очень обратил внимание…

— И что было дальше? — Брелову не терпелось узнать развязку этой интереснейшей истории, более напоминающей Рождественскую сказку.

— В этот момент моя звезда улетела под облака, а я сказал ей большое спасибо и пошёл обратно домой. Ещё в подъезде я каким-то образом понял, что в моей квартире кто-то есть. Дверь оказалась заперта, но внутри, в моём любимом кресле уже расположился человек в серебряных доспехах с огромными металлическими крыльями — это был Конструктор.

— И что ты сделал?

— Я? Я растерялся, но, кончено же, сразу согласился отправиться в Адальир, хотя Конструктор и предупредил меня, что моя энергетика чрезвычайно слаба, и я отправлюсь в глубокую древность, чтобы самому пройти путь Просветления заново.

Брелов с трудом поверил ушам, неужели энергия Силия была когда-то слабой?! Но на самом деле все самые сильные духом некогда были самыми слабыми…

— Я хотел кому-то позвонить, — продолжал меж тем Силий, — но вдруг с ужасом осознал, что мне просто некому звонить! Ни один из моих друзей элементарно не поверил и не понял бы ничего из того, что я мог ему сказать про Адальир и моё отбытие в эфир по правую руку от Полярной звезды, как оказалось, у меня вообще не оказалось друзей. В итоге я ограничился только звонком своей бывшей. Трубку взял её новый муж…

— И как он относился к вашему общению? — уточнил Брелов, потому что сам был крайне ревнив.

— Нормально относился, тоже считал меня, наверное, сумасшедшим или по крайней мере человеком со странностями и сильно не переживал по поводу моего наличия. Кроме того, насколько я замечал, в их семье как и в нашей по-прежнему первой скрипкой была она, а не он.

— Считал тебя не от мира сего? — усмехнулся Брелов, заметив, что на этот раз Силий использовал совершенно иные выражения.

— Нет, дружище Брелов, это близкие люди считают нас «не от мира сего», а чужие обычно думают, что мы сумасшедшие или странные, это большая разница, понимаешь?

— Понимаю. А дальше что было?

— А дальше мы полетели сквозь трели птиц и свежесть листвы. Конструктор свернул на Вавилон, а я приземлился в дальних горах за вечным городом, где в лесу стоял древний отшельнический монастырь, оттуда я и начал свой путь постижения истин…

Тут Брелов подумал, сколько же пришлось потратить времени Силию на достижение Просветления, и ещё больше засомневался в собственной избранности. Он сразу же вспомнил всё, что было не в его пользу: и образ демоноборца с его мечом на фресках в монастыре Альтвериуса. И тот факт, что фамилия его не могла относиться к ремесленническому потоку вавилонцев и много чего ещё, свидетельствовавшего о недостаточности или о неправильности хода его внутренних энергий.