Коронованный наемник
Шрифт:
– Орки на лошадях не ездят, брат, охолони, – еще договаривая эту фразу, он уже чувствовал, как нутро сжимается отчаянной, почти болезненной надеждой. А топот меж тем приблизился, и из темноты вынырнул конный отряд из полутора десятков рыцарей. С идущего во главе широкогрудого серого коня спрыгнул коренастый всадник и сорвал шлем, обнажая всклокоченную белокурую шевелюру:
– Наконец-то добрались, – громко возвестил он, направляясь к эльфам и на ходу оборачиваясь назад, – эй, поклажу снимайте, раненые тут! Здравы будьте, Дивные. Меня Вигге кликать, – снова обратился он к Вэону, – мы поспешали к вам на подмогу, да кони в снегу вязли, пурга, будь она неладна. Командир-то наш где?
Алорн встряхнул головой, поднимаясь на ноги, Вэон же сдвинул брови – бодрый тон пришельца
– Мы и своего командира не находим, рыцарь, где уж нам вашего сыскать?
Однако этот нелюбезный ответ не смутил Вигге. Качнув головой, он припечатал:
– Не беда, сами сыщем. Ты, брат, волком не гляди. Вот, хлебни, глядишь, полегчает, – с этими словами он протянул Вэону объемистый бурдюк, а сам начал что-то властно выкликать отряду, уже спешившемуся и снимающему с конских спин груз.
Вэон, все еще подозрительно глядящий на Вигге, однако отказываться не стал. Отвернув пробку, он отхлебнул из бурдюка и громко закашлялся, ощущая, как на глазах выступают слезы, а по венам растекается тепло: в бурдюке оказался крепкий, пахнущий шалфеем самогон. Рыцарь одобрительно кивнул, накидывая на плечи Вэона плащ грубой валяной шерсти, а вокруг уже кипела бурная деятельность. Воины разбивали лагерь, некоторые устремились к полынье, чернильным пятном выделявшейся в темноте и рокотавшей быстрым течением, все еще вгоняющим под лед последние осколки. Четверо хлопотали у лежащих на снегу раненых, и Вэон, передав бурдюк Алорну, поспешил к ним.
Приподнимая бесчувственного Эвеглира, он молча смотрел, как молодой худощавый паренек в темном сюрко поверх кольчуги расстилает на земле плащ и роется в суме.
– Я не знаю, кто вас послал, – негромко проговорил он, все так же хмурясь, – но… спасибо вам. Мы-то, кто на ногах, сдюжим, а ему, – кивнул эльф на Эвеглира, – и другим, кому сильней досталось, долго б не протянуть.
– Как кто послал? – удивленно вскинул рыжеватые брови юноша, – знамо кто, Йолаф, командир наш. Знал, что мы на конях в срок не поспеем, так с милордом Леголасом на варгах помчался, а нам велел следом поспешать, да все, что для лагеря потребно, привезти.
– Йолаф? – пробормотал Вэон, – я слышал о нем, да не знал наверняка, человек то, али так, легенда одна. А откуда он с принцем нашим знаком да как о наших злоключениях проведал?
Паренек посуровел:
– Командир обычно всегда и все знает, мы, хоть не эльфы, а в разведке кой-чего понимаем, – с ноткой простодушного юношеского гонора отрезал он, – а с милордом Леголасом… Эру его знает, не вышел я чинами, чтоб Йолаф мне докладывался. У нас принц живет в лагере уже, почитай, неделю скоро, с командиром приятельствует.
– Вот оно что… – Вэон против воли ощутил, как скулы вспыхивают жгучим румянцем стыда. Отвергнутому своими соратниками принцу пришлось искать убежища у мятежников. Но и тогда он не отвернулся от тех, кто с таким категоричным ханжеством отвернулся от него самого…
Трудно сказать, сколько б еще Вэон предавался этим нелегким открытиям, но в этот миг со стороны реки послышались громкие голоса, а к собеседнику эльфа подбежал запыхавшийся бородач в шлеме:
– Леннарт где? – почти крикнул он. Паренек мотнул головой вправо:
– Эвон, кровь кому-то останавливает, а чего блажишь-то, как оглашенный?
Бородач же схватил юношу за плечо и встряхнул, словно тряпичную куклу:
– Чего блажу? Я на тебя, сопляка, сейчас погляжу! Йолаф убит!
Леголас встряхнул головой, отгоняя липкие пальцы дурноты, взявшей за горло в тот миг, как Рималл исчез подо льдом. Снова поднял глаза… и опрометью бросился к Йолафу. Тот лежал на льду, одна рука бессильно касалась кончиками пальцев шеи Вериама – видимо, в последние секунды он пытался нащупать биение пульса. Восковые губы были упрямо сжаты, искорки льда поблескивали в черных волосах, добавляя в них седины. Капли воды от растаявших снежинок мелким бисером усеивали лицо. Непривычно распахнутый под мокрым камзолом ворот камизы, обычно
скрытый кольчужным оплечьем, придавал рыцарю странно беззащитный вид. Рвано вдохнув, лихолесец обеими руками сжал два запястья. Эльф и человек, неполные три тысячи и неполные три десятка, изменник во имя расы и изменник во имя отчизны. Такие разные жизни, разные цели… И такие одинаковые холодные руки, равнодушно молчаливые, не отзывающиеся на судорожное сжатие его пальцев…Выдох… Эру, не время для истерической философии… Они живы, и им еще можно помочь. Пусть его окоченевшие пальцы не чувствуют биения жизни, но он-то знает, как выглядят лица умерших… Леголас резко передернул плечами, слыша, как хрустит подмерзающее сукно, и склонился над Йолафом, разрывая ремешки камзола. В левом боку, прямо под ребрами, в центре неровного багрового пятна сидело обломленное древко стрелы. Леголас в замешательстве посмотрел на обломок. Кто мог стрелять в Йолафа здесь, где у них не было иных врагов, кроме стихии? И тут же вспомнился прерывистый голос: «я не отпущу тебя отсюда, мой принц»… Рималл. Рималл мог стрелять только в него, Леголаса. Но стрела не попала в цель, и лучник решил иначе расквитаться с бывшим командиром. Однако Рималл не мог так глупо промахнуться. Только не он, безошибочно всаживавший стрелу в горло летящего бекаса. Так что же выходит, Йолаф успел заметить стрелка и незатейливо прикрыл Леголаса собственным телом? Но зачем? Разумного объяснения не приходило в голову, но разве это было важно? Он сделал это, получил в бок предназначенную другому стрелу, а потом, без лишних драм обломив древко, продолжал начатое, пока силы не покинули его, впитавшись багровыми разводами в промокший камзол. Все, довольно. Обо всем этом можно будет после расспросить самого Йолафа...
Леголас потер ладони, сосредоточился. Сначала остановить обоим кровь… И тут же с остервенелым рычанием ударил кулаком в лед. Он больше не может врачевать… Его изуродованная сущность уже не способна распахнуть потаенные резервы сил, переливая светлую энергию в пораженное тело. Теперь он может лишь… Да ничего он уже не может, только исходить злобой, глядя, как умирают его друзья. У Сарна было несколько глубоких безобразных шрамов на теле, и Леголас не упускал случая уесть друга в том духе, что пристрастие к людским лекарским изуверствам не больно его красят. Самовлюбленный болван… Сарн не имел целительского дара, зато знал уйму человеческих способов перевязки, остановки крови и прочих премудростей, а потому почти всегда умел помочь себе и другим, когда в лазарете изнуренные эльфийские лекари разрывались меж десятками умирающих и не могущих ждать раненых. Он-то не стоял бы сейчас на коленях, растерянно потирая утратившие силу руки…
– Рималл!!!
Этот крик, словно пощечина, заставил Леголаса вздрогнуть. Моргот, потеряв дар, он, похоже, потерял и способность к размышлению. Его бывшие соратники рядом, и среди них может оказаться кто-то из отрядных целителей… Они отреклись от него, но они не откажут в помощи Вериаму, как и Йолафу, спасшему их от верной гибели. Дело за малым – показаться предателям на глаза, не нарвавшись на новую стрелу, от которой его некому будет прикрыть.
Недолго думая, принц встал, готовый направиться на звуки голосов, несшиеся из темноты, как вдруг послышался топот копыт и зычные голоса, уже ставшие знакомыми Леголасу – на берег подоспели ирин-таурские рыцари. В спешке их торопливого отъезда из убежища Йолаф не забыл позаботиться о подкреплении. Все же никогда Леголасу не понять людей… Как уживались в одном человеке благоразумный, дальновидный командир и порывистый, склонный к авантюре юнец?
– Йолаааф!!! – раскатился во тьме трубный бас, а лихолесец вскинул голову:
– Сюда!!! – от рыцарей стрелы не грозили, и Леголас, не покрывая лица, метнулся на голос. Из мрака показался могучий силуэт Гослина.
– Милорд принц…- начал, было, тот, но орк оборвал его:
– К балрогам милордов. Лекарь потребен, да чтоб Валар хоть немного порадели.
Даже в темноте было отчетливо видно, как Гослин изменился в лице, бросаясь мимо Леголаса к распростертому на льду командиру, склонился к самому лицу, прижал пальцы к шее…