Коронованный наемник
Шрифт:
В толпе послышался ропот, там и сям вспорхнули угрожающие восклицания. Леннарт крепко сжал плечо Леголаса:
– Милорд принц, охолоните, нехорошо это. Все мы по Йолафу скорбим, уважьте наше горе.
– Горе? – Леголас сбросил с плеча руку, – вот встанет Йолаф на ноги, расскажу ему, как его заживо хоронить собрались. Вот там-то погорюете, не сомневайтесь.
– Ты того, полегче, перевертыш! – зарычал Вигге, – не с холопами разговариваешь! Кто командира подстрелил-то? Твой змей, предатель поганый! Тебе сейчас первому надобно Элберет гимны петь, а не нас уму-разуму обучать. Сам не орк, да не эльф, не бел, не черен, а туда же, олухами нас кличет!
Леголас почувствовал, как закололо в висках, грудь сжало знакомыми тисками, и красный туман заполоскался в глазах. Обернувшись, он выхватил меч:
– Три. Шага. Назад. И пять минут тишины. Если Йолаф мертв – я должен знать это наверняка.
Он уже не видел, как одним движением отхлынула назад толпа. Бросив меч в снег, он опустился на колени у тела рыцаря, склонился над ним, взял за ледяную, неподатливую руку и закрыл глаза…
… Это был пустой, холодный лабиринт. Леголас метался в темных коридорах, оглашая их звуком тяжелого дыхания, ища отблеск огня, порыв ветра, звук, тень, хоть что-то, что означало бы жизнь. Но низкие потолки тяжело нависали над головой, грозя раздавить, а коридоры оканчивались кованными дверями. Ему не было входа в чужую душу… Оркам не даны ключи от бытия… За любой из этих дверей могла теплиться надежда, но он больше не знал, как отпереть их…
Леголас задышал чаще, ощущая, как нутро обращается твердым монолитом, словно он изнутри одевался в латный доспех. Холодный шлем распирал голову, кираса сдавливала сердце, руки немели в перчатках. Лихолесец сдавил ладонь Йолафа, грозя сломать пальцы. Ну же… Пропусти… Вдох…Выдох…Вдох…Выдох… И что-то внутри бьется пойманной птицей, больно колотится в латное железо… «Дитя мое, ты моя единственная отрада в любом несчастии…» Вдох…Выдох…Вдох… «Мы пойдем до конца, брат, ты и я…» Вдох…Выдох… «Вы устали, принц, останьтесь моим гостем…» Вдох…Выдох… «Брат»… «Друг мой»… «Мой принц»… Вдох… И резкая боль вдруг пронзила голову, стекая куда-то в грудь, в голове загрохотало, словно неумелый звонарь бил в колокола, но принц знал, что это лязгают, отворяясь, засовы тех кованых дверей, руки разом разогрелись, словно накаляясь знакомым живительным теплом. И Леголас поднял обе ладони над неподвижным телом друга, чувствуя, как усталое сердце невесомо вздрагивает в остывающей груди, подталкивая остатки крови, как растерзанное нутро охватывает гладкое древко стрелы, как коченеют мышцы, а где-то глубоко, глубже, чем можно услышать или почувствовать, тлеет багровым жарким угольком неугасимая жажда жить. Вдох…Выдох… Вдох…Вдох до хрипа…Вдох до боли… И холодные доспехи вдруг взорвались, выпуская из плена лучезарный поток мощной, чистой силы. Когтистая рука уверенно взялась за обломленный конец древка, и раненная плоть покорно разомкнула сочащуюся кровью хватку, выпуская врага прочь. Вдох…Выдох… И светлый поток вливается в обессилевшее тело, несется по опустевшим венам, врывается в исковерканные края внутренних ран. Вдох…Выдох… И сердце бьется все быстрее, разгоняя по венам кровь, и темные коридоры лабиринта озаряются светом, словно разом вспыхивают сотни факелов, и руки Леголаса пылают чистым огнем созидания, и хочется кричать, хохотать и неистовствовать, словно вырвавшись из заточения… И тут же лоб охватывают жесткие клещи, сдавливая голову, и радужная пелена, застилавшая глаза, с шелестом рушится в темноту… Гаснет огонь в ладонях, и пальцы сводит судорога, и куда-то в живот втыкается раскаленный вертел… Безумный… Ты позволил ему жить… Ты уже почти дал ему умереть, а теперь он снова жив… Будь ты проклят, малодушный болван…
Леголас задыхается от боли, страх сжимает горло, сердце замирает тошной дрожью, и тут же приходит спасительный ответ: он ошибся, но все можно исправить…
…На берегу царила гробовая тишина, люди и эльфы забыли дышать, следя за плавным движением узловатых пальцев, за внутренним светом, озаряющим уродливые черты и придающим им гротескную, вдохновенную красоту. Вдох…Выдох… И стрела легко выходит из раны, увлекаемая искусной рукой, не исторгая за cобой ни капли крови. Пергаментное лицо Йолафа трогает едва заметный румянец, размыкаются неподвижные губы, и вздох облачком пара растворяется в ночной стыти.
– Элберет всемогущая… Он целительствует… – кто-то из эльфов захлебнулся словами и вполголоса зашептал молитву.
– Раздери меня балрог, – без особых затей пробормотал Вигге, роняя шлем, а на горбоносом лице молчащего Леннарта застыл благоговейный восторг.
Еще несколько секунд, и веки Йолафа дрогнули, размыкаясь, а лицо принца тронула экстатическая улыбка, на миг заслоняя орка и почти делая его прежним Леголасом. Вот он легко и покойно вздохнул, опуская руки… Это произошло вдруг. Никто не успел понять, в какие доли мгновения исказились одухотворенные черты, оскалились клыки, а пальцы, едва закончив свой колдовской танец, вдруг скрючились, словно орлиные лапы…
–
Проклят… Будь ты проклят… – прорычал Леголас и вцепился Йолафу в горло.Время замедлило бег… Все еще завороженные последними минутами исцеления, эльфы и люди стояли молча, потрясенно глядя, как лекарь убивает только что спасенного им человека.
– Морготова плешь!!! – взревел Вигге, стряхивая морок, и бросился на рычащего орка. В доли секунды шесть пар рук оторвали душащие пальцы от шеи рыцаря, отшвыривая убийцу на снег… Отвернитесь… Сожмите кулаки, зажмурьтесь… Не нужно смотреть… Нет ничего ужасней озверевшей толпы, обратившейся против общего врага… Он не мог защититься. Можно обороняться от десятка клинков, стоя и сжимая в руке горячую рукоять. Но одна жертва бессильна против десятков сапог, безжалостно осыпающих ударами спину, ребра, лицо… Кровь брызгала на снег, хриплые вскрики перемежались с короткими утробными вдохами, когда плоть принимала удар…
– Прекратите!!! Прекратите, мерзавцы!!! – Алорн дрался с двоими рыцарями, пытаясь не подпустить их к принцу, Вэон выхватил меч, еще несколько эльфов вклинились в воющую, бурлящую ненавистью толчею.
– Назад!!! – раздался вдруг остервенелый рык, один из рыцарей, занесший ногу над Леголасом, навзничь рухнул на снег, и свалка вдруг замерла, будто пораженная громом. Позади упавшего стоял Йолаф. Желтовато-серое лицо с бескровными губами все еще казалось лицом мертвеца, глаза угольями полыхали в отблесках факелов, рука сжимала меч. Торопливыми нетвердыми шагами он приблизился к лежащему на снегу окровавленному орку, и толпа расступалась перед ним. Подойдя, он опустился на колени, убирая с разбитого лица друга слипшиеся от крови пряди волос. Вскинул глаза, и ирин-таурцы отхлынули назад.
– Что на вас нашло, ублюдки? – рыцарь говорил почти шепотом, но в гробовой тишине, нарушаемой только говором реки и треском факелов, слова его четко разнеслись над толпой, – он только что спас мне жизнь… Он увел меня от последнего порога, у меня не было сил, а он тащил меня на себе.
– Он едва не убил тебя… – Вигге пытался сказать это твердо, но голос его отчего-то оборвался на сдавленной ноте.
– Леголас болен… – отсек Йолаф, – он болен, как больны ваши родные. Как болен твой младший брат, Гослин… Как болен твой отец, Берт… Но даже таким, он сумел помочь мне… Почему же вы не поняли, что и ему нужно помочь? – он на миг замолк, а потом прибавил с едкой горечью, – что, храбрые воины Ирин-Таура? Куражно десятком одного охаживать?
Йолаф брезгливо сплюнул:
– Запоминайте, герои. Этот эльф мне теперь, что родной брат. Кто посмеет причинить ему вред – пусть сам выберет сосну с крепкими ветвями.
Кругом царила все та же тишина. Потом к Йолафу шагнул Алорн.
– Рыцарь… Все покатилось по какой-то кривой тропе, все устали, всех страх взял. Но мы благодарны вам. Вы спасли нас, и никакие предрассудки, раздоры и прочий мусор не отменяют нашего долга. Если я могу быть полезен вам и моему принцу… Я даже не успел испросить у него прощения за мою измену…
Алорн медленно преклонил колено, кладя свой меч рядом с лежащим на снегу Леголасом.
– Йолаф… того… – Вигге, мрачнее тучи, подошел к командиру, – виноваты мы. Крепко виноваты. Но Эру свидетель, испугались мы, что кролики. С какого балрога все перегрызлись… Ты, ежели надо, меня плетью поучи, заслужил. А парней прости. За мной пошли по привычке.
Йолаф приподнял голову Леголаса, отирая снегом кровь с уродливого лица.
– Эру с вами, олухи. Господа лихолесцы! – рыцарь повысил голос, – я вам не командир, приказов отдавать не вправе. Сейчас мои люди отведут вас в гроты, что в полу-лиге отсюда. Там сухо и можно развести огонь, провизии у нас мало, но, сколько сможем – поделимся. Леннарт позаботится о раненых. Как все будут на ногах – ваша воля решать, что делать дале. Пожелаете – мои парни покажут, где переправа есть, только не советую вам спешить, все переправы на восемь лиг в обе стороны охраняются орками, зело они вас отпускать не хотят. Принца я забираю в свой штаб. Воин, – он обернулся к Алорну, – вы сейчас нужны своим. Я передам Леголасу ваши слова.
Тяжело вставая на ноги, Йолаф свистнул, и из темноты бесшумно выступил варг.
– Вы знаете, что делать, – сумрачно поглядел он на подчиненных, – двое – со мной. Помогите поднять принца.
Минуту спустя, варг, отягощенный двойной ношей, широкой рысью двинулся к опушке, и двое конных рыцарей последовали за ним. Селевон замыкал цепочку, то и дело прижимая уши и настороженно фыркая.
Еще не занялся рассвет, когда колонна эльфов и людей, унося раненых, скрылась в лесу…
В келье было холодно. Йолаф подложил еще дров в очаг и обернулся к Леголасу, уже пришедшему в себя и молча глядящему в огонь.