Короткая рокировка

– То есть?
– Гарри даже приподнялся на локте, чтобы видеть Снейпа, и тот самодовольно ухмыльнулся:

– Ваши знания стремятся к нулю.

– Неправда! Я изучил чертову уйму книг!

– И?

– И я многое узнал.

– Этого мало. Если бы вас и в самом деле интересовал выбранный предмет, вы поняли бы, что уничтожить Лорда - недостаточно. Через несколько лет об этом забудут, и что останется от вас? Имя, которое почему-то вспоминают ежегодно в День Победы, и должность преподавателя. Вы ЭТОГО хотите?

– Мне без разницы, - недовольно отозвался Гарри.

– Не сомневаюсь.

Разговор прервался, Гарри нервно заерзал на своем ложе, снова приподнялся и воззрился на Снейпа:

– И что же вы предлагаете?

– А с чего вы взяли, будто я что-то предлагаю?

– Иначе вы не заговорили бы о моих знаниях. Мне и без того известно, что они далеки от нужного уровня.

– Вот и позаботьтесь о том, чтобы его достичь.

– Но вы сами отказываетесь со мной заниматься!

– О, Мерлин! Поттер, я, кажется, переоценил ваши способности. Получите, черт возьми, образование, пока ваше имя еще на слуху и вам готовы сделать грандиозную скидку при поступлении в любой магический университет. Пара лет промедления и вас не возьмут даже в квиддич!

Гарри поперхнулся воздухом.

– Но я уже обещал Дамблдору…

– Мисс Грейнджер это не остановило бы. Думаю, она все же оказывала на вас положительное влияние. В ее присутствии у вас хотя бы просыпалась способность думать.

– Не знаю, хватит ли у меня времени…

– С вашим умением тратить его на всякие глупости, вроде валяния на траве? Конечно, нет.

Гарри удивленно посмотрел на Снейпа, но профессор проигнорировал его внимание. Он откинулся на спинку кресла, чуть прикрыв глаза, демонстрируя полное равнодушие. Юноша скривился.

– Извините, что нарушил привычный пейзаж, - пробормотал он.

– Ну что вы, Поттер, пейзаж меня вполне устраивал.

Гарри зажмурился. Черт возьми, ну почему у него никогда не выходит язвить? После каждой попытки ему не только приходится соображать, не остался ли он в дураках, но еще и испытывать неловкость. Как сейчас.

– Я решил устроить себе выходной.

– Вы передо мной отчитываетесь?

– Похоже, что так, - рассмеялся он, сообразив, как его фраза должна восприниматься со стороны.

– В этом совершенно нет необходимости.

– Знаю. Но не могу удержаться.

Снейп не ответил, позволяя юноше оставить за собой последнее слово. Гарри все чаще приходило в голову, что их беседы напоминают короткие споры, в которых должен остаться победитель. Это было довольно странно. Каждую фразу Снейп воспринимал как вызов и мог мгновенно ощетиниться. А Гарри не нравилось спорить. Особенно тогда, когда он чувствовал себя таким расслабленным, как сейчас. Вызвать профессора на откровенность было довольно трудно. Практически невозможно. Он закрывался, едва чувствовал, что собеседник пересекает какую-то грань, и ощущалось это как никогда отчетливо. Снейп не пускал в свою жизнь никого и Гарри не был исключением.

– Когда мы вернемся в Хогвартс, вы также будете меня шпынять на потеху студентам?
– рассеянно поинтересовался он.

– Вряд ли это хорошо скажется на вашем статусе, - отозвался профессор.
– Если вы ничему не научились за столько лет, рассчитывать, что в вас внезапно проявится стремление к организованности тем более глупо.

– Может быть лет через десять…

– Сомневаюсь.

– Вас это раздражает, правда?

– Несказанно.

Гарри коротко глянул на Снейпа, но раздраженным профессор не выглядел, что бы ни говорил. Опущенные веки едва заметно подрагивали, между бровей залегла морщинка, уголки губ чуть опустились, придавая лицу недовольное выражение, но к этому Гарри привык. Злился Снейп иначе, уж это юноша знал на собственном опыте. Похоже, разговор просто утомил его. Рука профессора расслабленно покоилась на подлокотнике, пальцы продолжали удерживать почти опустевший бокал, и можно было решить, что Снейп задремал.

Юноша подпер щеку ладонью. В сердце закрадывалась непонятная нежность, справиться с которой было все сложнее. Он совершенно не знал этого человека, не представлял, чем он руководствуется в своих действиях, не умел найти с ним общий язык, сколько ни пытался, и, тем не менее, не мог оставаться равнодушным. Это было страшно. Принять собственное желание оказалось гораздо легче. Учитывая, что Снейп был единственным, кто вызвал в нем подобные эмоции, это не могло не оставить следа в душе. И то, что Гарри жаждал повторения, хоть и стыдился собственных желаний, было естественно. Он знал, что этого не случится больше никогда и лучше, если он забудет о том, что между ними произошло, однако придерживаться подобной стратегии оказалось не так-то легко. Когда Снейп говорил, что победа многое спишет, Гарри не задумывался, что именно попадет в этот список. Многочисленные смерти, обреченность, отвращение к себе, постыдная беспомощность действительно канули в небытие, в этом он оказался прав. Только вместе с ними Снейп отправил в прошлое и единственную ночь, которая была для Гарри большим, нежели жалкой попыткой освободиться от кошмара. Он забыл, а Гарри не смог.

Гарри шевельнулся, ощутив, что плечо начинает затекать, и выпрямился, спустив ноги на ковер. Светильник на каминной полке мигнул несколько раз, потревоженный сквозняком, юноша взглянул на часы, прищурился, поправил очки и торопливо обулся. Он двигался тихо, не желая тревожить профессора, выглядящего сейчас слишком уязвимо. Кажется, Снейп и в самом деле задремал. Таким Гарри его еще не видел. Он не казался более привлекательным, но черты лица смягчились, только морщинки возле губ казались глубже из-за неровно падающего света. Юноша покосился на бокал, стоявший на подлокотнике в весьма шатком положении, готовый вот-вот выпасть из пальцев Снейпа. Поднявшись, он подошел к креслу, стараясь не шуметь и, неловко разжав слабую хватку, забрал бокал, переставив его на столик. Теперь можно было уйти, но Гарри остался стоять, неотрывно глядя на лицо своего бывшего профессора. Он так привык видеть Снейпа надменным, уверенным, презрительным и безжалостным, привык к язвительной манере речи, сарказму и насмешкам, иногда не веря, что зельевар способен испытывать другие чувства. Снейп никогда не жалел его, потому что жалость может сломить. И к себе он тоже жесток. Возможно, даже более чем к остальным.

Проглотив комок в горле, Гарри медленно поднял руку. Пальцы тронули черные волосы, отводя в сторону прядь, упавшую на лоб Снейпа, скользнули по щеке, дотрагиваясь легко, почти невесомо. Ощущения были до боли знакомы, и сердце пропустило несколько ударов. Он медленно очертил указательным пальцем плотно сжатые губы, чувствуя, как поднимается волна предвкушения, разливаясь истомой по телу. Мгновение и губы профессора дрогнули:

– Вы хоть иногда думаете, Поттер, что делаете?
– спокойный голос Снейпа для Гарри был равносилен оглушительному взрыву.

Он отдернул руку, отшатнулся и с ужасом уставился на профессора, ожидая неминуемой расправы. Будет ли это гнев или оскорбления, значения не имело: он не был готов ни к тому, ни к другому, и тем более не знал, что сделать, чтобы не сгореть со стыда. Разве что забиться куда-нибудь, провалиться сквозь землю, исчезнуть и никогда больше не показываться Снейпу на глаза. Что натворил, Гарри осознал позже. Когда мужчина окинул его равнодушным взглядом, решительно поднялся, педантично поправил манжеты черной рубашки, застегнутой на все пуговицы, вздернул подбородок и сухо заметил, что уже довольно поздно.

– Сэр, я, - выдавил Гарри, принуждая двигаться непослушные губы, и обнаружил, что его речь направлена спине профессора, спешившего прочь.
– Подождите!

– В чем дело, мистер Поттер?
– Снейп порывисто развернулся, пронзив юношу уничижительным взглядом.

– Я не хотел…

– Придите в себя, Поттер. Я не понимаю, о чем вы.

Пока Гарри подбирал слова, мужчина успел скрыться в темноте коридора, и через некоторое время с лестницы донеслись его шаги. Выругавшись, юноша бросился следом.