Корпус Вотана (Недомаг-мажор)
Шрифт:
Шоколад предназначался для Ярослава. За то, что наказал дерзкого серва таким образом, Бакуничев не раскаивался. Через публичную порку утверждалась незыблемость традиций и восстанавливался авторитет не только его Бакуничева, но и старшекурсников вообще.
Но вот то, что наказание будет проводиться хлыстом третьего, а не второго класса — стало полной неожиданностью. Да еще три удара хлыстом четвертого класса в конце, которые едва не убили его серва. Это было излишне жестоко.
Извиняться Бакуничев не собирался, но расчитывал таким щедрым подарком выразить Ярославу поддержку и хоть немного утешить
Не найдя на входе дневального, Бакуничев без напоминаний обработал руки, накинул халат и направился к койке Ярослава.
Дорогу ему преградил Архипов, похожий на маленького котенка, который собирается защитить друга от огромного волкодава.
— Ты, часом, ничего не попутал, первачок? — Слегка растерялся Бакуничев. — Я, вообще-то, к серву своему иду. Вот! — Бакуничев показал шоколад.
— На х… иди, понял? И шоколад этот в ж. у себе засунь!
Бакуничеву хватило одного удара, вполсилы, но профессионального, чтобы отправить Архипова в длинное путешествие вдоль прохода.
Архипов вскочил, встряхнулся и бросился на обидчика, пригнув голову, словно намереваясь протаранить.
— Ша! Угомонились все! Какого in quo scopo тут происходит? Совсем охренели — драки в лазарете устраивать?! — Разъяренный Николаев стоял с учебником латыни в одной руке и разрезанным посредине и щедро политым майонезом, батоном в другой. Потрясая импровизированным бутербродом, словно булавой.
— Товарищ дневальный, он… Он…
— Больной Архипов, я вижу, что “он”, а не “оно”. Почему не в постели? Я доложу товарищу капитану о вашем поведении. Что до вас, старший сержант Бакуничев, вы о…чешуели, на больных нападать?
— Я смотрю, ты, Николаев, хорошо утроился? Морда как у хлебореза. Подумай, что будет, когда твое “вечное” дневальство здесь закончится? Или, думаешь, Леманн тебя от всех проблем прикроет?
— Капитан медицинской службы Леманн с вашего позволения. — Начмед собственной персоной стоял в дверях лазарета. — Кадет Николаев, объяснитесь, какие у вас проблемы с кадетом Бакуничевым? Не венерического, я надеюсь?
— Товарищ капитан, кадет Бакуничев угрожал Нико… кадету Николаеву, что его заберут из лазарета за то, что он прекратил нашу драку! — Подскочил на койке Архипов.
— Кадет Архипов, даже если вы каким-то невероятным образом за полчаса моего отсутствия сделали операцию по смене пола и вышли замуж за кадета Николаева, то по правилам ваша фамилия в этом случае не “Николаев”, а “Николаева”. Впрочем, спасибо за информацию. Значит, драка, кадет Бакуничев?
— Он первый напал, товарищ капитан, я просто его оттолкнул.
— Насколько мне известно, кадет Архипов поступил в лазарет с диагнозом “токсическое отравление”, а не “неконтролируемое агрессивное поведение”. Что же послужило причиной “нападения” страшного первокурсника на кандидата в мастера спорта по боксу?
Бакуничев покраснел и потупился.
— Он шоколад Ярославу принес, а я сказал, чтобы он его себе в жо…, то есть в этот, как его? Анис засунул, вот!
— Во-первых, не “анис”, а “анус”. Ну а во-вторых, начнем бороться за чистоту вашего языка, кадет Архипов, начнем с чистоты полов в лазарете.
— Есть, мыть полы.
— Что касается шоколада, кадет Бакуничев, то рекомендую употребить ее самостоятельно,
через верхнее отверстие именуемое “ртом”. И стресс от нападения уменьшит и силы, потраченные на отталкивание кадета Архипова, восстановит. Если у вас нет жалоб на самочувствие — покиньте лазарет, пожалуйста.— Извините, товарищ капитан, но Ярослав — мой серв, и я имею право…
— Это медицинское учреждение, товарищ кадет! Здесь нет “сервов”, “мастеров” и прочей чуши. И все права тут определяются исключительно письменными и утвержденными командиром Корпуса инструкциями. Поэтому кругом и шагом марш!
— Здорово вы его, товарищ капитан! — Восхитился Архипов, когда Бакуничев покинул лазарет.
— Кадет Архипов, ступайте за ведром и шваброй. Полы сами себя не помоют. Я разочарован, думал, что вы окажетесь умнее.
— Но, товарищ капитан, вы же приказали охранять?
— А не оскорблять старшего по званию, который легко может устроить вам “веселую” жизнь. Посмотрите, как у него получилось все провернуть с Ярославом? Не прикопаешься! С внуком человека, при упоминании имени которого мой ректор всегда вставал.
— А кто ваш ректор, товарищ капитан?
— Вениамин Вениаминович Сапентисимус. Я спинцовку съем, если вы не слышали о нем, кадет.
— Кто же не слышал о знаменитом “повелителе личей”, убивающем магов и заставляющем их после смерти сражаться против собственной стороны.
— Верно. И как вы думаете, каким человеком должен быть некромант такого уровня?
— Не знаю, страшным?
— Однажды, уже в конце обучения, я совершил шалость. Вениамин Вениаминович в это время проходил мимо, увидел результат моих, скажем так, стараний, покачал головой и просто сказал: “Ай-яй, дурной кадет”. Я тогда обмочился от страха, хотя к этому времени насмотрелся такого, чего в ваших “ужастиках” никогда не покажут. И такой человек дрожал перед именем своего учителя Эльзидара. Внука которого, Ярослава, сегодня едва насмерть не запороли на глазах роты и всеми сержантами Корпуса. Что же тогда можно сделать с вами?
— Наверное, все. — Сник Архипов, — Но я же хотел защитить.
— Вот и надо было защищать! Кадета Николаева позвать, например, а не посылать начальство в разные физиологические отверстия. Думаю, кадет Бакуничев не станет вам мстить, раз уж вы оказались в лазарете по его вине. Но, если ошибаюсь, у меня есть общие знакомые с его отцом. И я не допущу несправедливости. Пусть это послужит вам уроком, кадет. А теперь — полы ждут вас!
До “главного” пациента, то есть до Ярослава, все события доходили через дымку полусна. Он слышал все, что происходит вокруг, понимал едва ли треть и совершенно не мог реагировать. Организм не позволял тратить силы так нерационально.
Среди ночи Ярослав проснулся и самостоятельно сел на кровати. Леманн бы в очередной раз удивился, на сей раз его быстрому восстановлению, но капитан спал на диване в своем “кабинете”. Спал, уронив голову на стол, проигрвший сражение с латынью Николаев. На соседней койке мирно сопел Архипов.
Боль в теле не исчезла, но была вполне терпимой. Ярослав встал и тихо, насколько это было возможно, отправился в туалет, где его терпеливо дожидался Конфузик.
— Огорчен видеть вас в прискорбном состоянии, хозяин Ярослав. Лечение не пошло вам на пользу.