Корсар
Шрифт:
— Какого хрена тут творится? — вырывается у меня, потому что затравленный и мутный взгляд парнишки, устремлённый прямо на меня, бьёт по совести.
— Обычное дело, — флегматично замечает Карл, появившийся в гараже следом за мной. — Когда мои ребята нашли его, драться лез, угрозами сыпал, плевался даже. Вот они его и связали от греха подальше. Чтоб самим ненароком не разнервничаться.
— Сильно дёргался?
— Чуть почки Соколу не отбил, — хохочет один из игроков и потирает небритый подбородок. — Да, Сокол?
Упомянутый Сокол — парень лет двадцати пяти, облачённый в кожу, с хитрым взглядом и ленивой ухмылкой на тонких губах — кивает и
Огибаю картёжников и подхожу к Артёму, который, завидев меня, начинает неистово дёргаться и пытаться вырваться. Протягиваю руку, чтобы отклеить скотч, но Карл останавливает:
— Я бы не советовал.
Поворачиваю голову и встречаюсь с напряжённым взглядом красноватых глаз.
— Почему?
— Он под наркотой, причём очень забористой. Ещё плюнет в тебя, или лягнёт. Оно тебе надо?
Под наркотой? Ещё лучше.
— Пошли покурим, — предлагает Карл и выходит из гаража.
Кидаю последний взгляд на Артёма, а тот всё буянит, мычит, но ему не вырваться — слишком крепки путы.
— Где вы его нашли? — спрашиваю, когда сигареты в наших пальцах тлеют, а молчание неприлично затягивается.
— В Радужном посёлке, в одном из притонов.
Чувствую, как лицо сводит судорогой, а кулаки сами собой сжимаются. Радужный посёлок знают многие. Там денно и нощно торгуют наркотой даже дети, а обычным людям мимо проходить опасно — никогда не знаешь, на какого урода нарвёшься.
— Мать его…
— Да мать там уже вряд ли поможет, — хмыкает Карл, — пропал мальчик. Сам знаешь, каким там дерьмом торгуют, от таких зависимостей почти не избавляются.
Хочется материться и крушить всё на свете, но сдерживаюсь, потому что нужно срочно что-то делать. Придумать бы ещё, что именно.
— Он имеет какое-то отношение к той девочке? — спрашивает Карл и закуривает вторую сигарету. В красных сполохах огонька зажигалки, сквозь завесу табачного дыма, он кажется особенно худым и зловещим.
— Это её брат.
— Не повезло крошке…
Киваю, делая глубокую затяжку, а желание напиться в хлам, до беспамятства и умопомрачения ширится и растёт. От перспективы рассказать об этом Еве подташнивает, потому что о таком говорить — всё равно, что без ножа резать.
— Слушай, — говорит Карл и хлопает себя ладонью по лбу. — Викинг!
Не сразу понимаю, к чему он клонит, а когда доходит наконец, чувствую, как внутри трещит и крошится каменная плита.
После того, как от передоза погиб сын Викинга, он сначала закопался с башкой в своём горе, но выбрался и открыл несколько нарколечебниц. Говорили, что с пациентами там творят настоящие чудеса, используя какие-то передовые технологии. Мы с Карлом никогда в это не вникали, но слава об этих клиниках росла с каждым годом.
Собственно, начхать, если в этих клиниках привязывают голой жопой у оголённым проводам или запирают нариков в сыром подвале. Если это помогает, будем пытаться. Иногда цель оправдывает любые средства.
— Если там мальцу не помогут, то проще уж пристрелить, — изрекает Карл и выбрасывает в кусты окурок. — Сестра поплачет, да потом вздохнёт спокойно.
— У тебя так всё просто, Карлуша. Пристрелил, голову открутил, в лесу закопал...
— Да шучу я, не заводись, — ухмыляется Карл и делает шаг к гаражу, где в углу так и валяется Артём. — Нужен он мне больно, стрелять в него. Патронов жаль. Но, в общем, сам знаешь, что наркоман — человек конченый, потому радость, если загнётся. Но мы его полечим, чего уж. Вдруг полегчает?
Сплёвываю
на землю, злясь на самого себя и всю эту ситуацию, и иду за Карлом. Тот, не теряя времени, набирает номер Викинга и споро договаривается о госпитализации пациента.— Так, парни, игра окончена. — Карл сгребает в кучу карты, выбрасывает их в угол и те разлетаются по воздуху, красиво пикируя на цементный пол. — Грузите его в машину, поедем кое-куда.
Сокол обиженно сопит, но слушается. В итоге, минуты через две, матерясь и ругаясь, Артёма всё-таки вытаскивают на улицу. Шум, выкрики, брань — уши закладывает.
— Я договорился, — замечает Карл, внимательно глядя на меня. — Его там примут.
— Спасибо.
— Ага… что подруге своей говорить будешь? Правду?
Понять бы ещё, как лучше поступить.
— Ладно, — машет на меня рукой и кивает в сторону выхода. — Поехали?
Спустя минуту, выходим из помещения и мчим в сторону единственного места, где попытаются помочь.
Когда подъезжаем к клинике "Жажда жизни" — одному из нескольких филиалов, готовых принять в это время суток пациента, — возле входа уже тормозит Викинг, спрыгивает с мотоцикла и на ходу срывает шлем. Светлые волосы не успел собрать в хвост, и они разметались по плечам, делая его и правда, похожим на скандинавского бога.
— Быстро вы, — отрывисто бросает, когда подходим к нему. — Всё готово, нас ждут.
Звук ревущего мотора достигает слуха, и большой, выкрашенный в чёрный цвет, фургон без опознавательных знаков подъезжает к закрытым наглухо воротам клиники. Из него выпрыгивают парни из гаража, оббегают автомобиль и открывают дверцы. Слышатся звуки возни, сдавленных ругательств, яростное мычание.
— Да уймись ты, придурок!
— Держи его.
— Юркий, гад.
— Блядь, ровнее!
Викинг тем временем достаёт из кармана кожаной куртки мобильный, набирает номер и отрывисто распоряжается, чтобы нам открыли ворота. Не проходит минуты, как те автоматически разъезжаются, а парням всё-таки удаётся совладать с расшалившимся пациентом. Тащат его ко входу, схватив за ноги и за голову, а третий поддерживает под спину. Провожая их взглядом, размышляю о том, сколько упорства в Артёме. Жаль, что не использует это качество во благо, лишь жизнь себе портит. Да и, наверное, природа его сопротивления в большей степени кроется в наркоте, которой дохренища льётся по венам. Придурок, сдалась она ему.
Им навстречу выходит высокий широкоплечий мужчина в белом халате, а за его спиной маячат два крепких мужика весьма специфической наружности — местные санитары.
— Кто такой, кстати? — интересуется Викинг, сверкая любопытством в стальных глазах, и указывает подбородком в сторону удаляющейся чумной процессии.
По телефону Карл вряд ли слишком подробно что-то объяснял, ибо не любит и не умеет вести долгие беседы о чём бы то ни было.
— Брат Евы.
Этого оказывается достаточно, и Вик округляет глаза, потом кивает и потирает шею.
— Не повезло... Но попробуем на ноги поставить.
Мало кто в курсе лично драмы Викинга, кроме самых близких, но каждый раз, когда дело касается наркотиков, от которых погиб его сын, Вик становится просто непримиримым. Открывает клиники, вливает свои, заработанные кровью и потом в многочисленные волонтёрские проекты, зорко следит, чтобы в "Бразерсе" никто не занимался продажей психотропки.
У нас, у всех слишком много грехов в прошлом, но мы хоть иногда, но всё-таки стараемся их искупать. Выйдет ли? Вряд ли, но пытаться это не мешает.