Корсар

— Если Роджер пережмёт, мальчик сломается, — тихо смеётся Викинг. — Андрей Петрович, под мою ответственность.

Врач кивает, не поворачивая головы.

Мы минуем очередной коридор, пару раз сворачиваем, а я пытаюсь настроиться на конструктивную беседу с Артёмом. Главное, на самом деле не пережать.

В итоге оказываемся в небольшом коридоре, и, ведущий нас по этим катакомбам Андрей Петрович останавливается у белой двери.

— Подождите здесь, — просит и входит в палату, прикрыв за собой светлую дверь.

Ожидаем его возвращения в полной тишине. Викинг бросает на меня заинтересованные взгляды, но молчит, а у меня зубы сводит, как хочется курить.

— Ты во мне сейчас дырку прожжёшь, между прочим.

— Делать мне больше нечего, — усмехается, запуская руки в волосы. — Думаю, с лишней дыркой ты своей худышке можешь уже и не приглянуться.

— Ну так и не пялься тогда.

Викинг открывает рот, чтобы что-то сказать, но дверь палаты открывается и раздаётся :“Входите”.

— Иди, друг, я тебя в домике подожду, — говорит Вик и, развернувшись, быстро уходит.

Провожаю его взглядом, пока не скрывается за поворотом, и делаю шаг в маленькую палату. Здесь ничего лишнего: всё те же светлые оштукатуренные стены, высокий потолок, ламинат на полу. Небольшое окно закрывает решётка, по виду надёжная. Даже, наверное, слишком. В углу стоит кровать, с наверняка прикрученными к полу ножками, чтоб кому-нибудь особенно буйному не пришло в голову покалечить ею персонал. Если бы не чистота и стерильность, обстановка очень смахивала бы на тюремный лазарет.

От неприятных воспоминаний внутри что-то скукоживается, просится наружу, требует дать волю, но несколько раз медленно и глубоко вдыхаю спёртый воздух, пахнущий лекарствами, и немного успокаиваюсь.

Дверь за моей спиной открывается и входит здоровенный бугаина — санитар.

— Игнат побудет здесь на всякий случай, — говорит врач, делая шаг в мою сторону. И уже к санитару: — Если что, я в ординаторской.

Игнат кивает и замирает каменным изваянием, слева от входа. Такой себе рыцарь в тёмно-зелёной униформе. Только нахер он мне здесь не сдался, красивый такой.

— Парень, выйди, пожалуйста, — прошу санитара, а он удивлённо вздёргивает левую бровь. — Если что, я тебя позову.

— Не положено, — категорично отвечает и сводит брови к переносице. Мать их.

— Пойди, покури или по коридору прогуляйся. Правда, будь другом и не доводи до греха.

Игнат бросает на меня хмурый взгляд, а я достаю из портмоне пятитысячную купюру и запихиваю ему в карман.

— Купи себе бутылку коньяка. Или мороженное. Но выйди отсюда на часик.

Он тяжело вздыхает, последний раз пытается воспротивиться взыгравшей алчности, пялясь на купюру, торчащую из нагрудного кармана, но, поразмыслив, выходит из палаты. Люблю людей, с которыми можно договориться.

Когда дверь за санитаром закрывается, смотрю на Артёма и встречаюсь со взглядом, переполненным любопытством и напряжением. Наверное, меня-то точно здесь увидеть не ожидал.

— Я поговорить пришёл. — Подхожу к его койке и присаживаюсь на тумбочку, которая угрожающе скрипит под моим весом. Надеюсь, не развалится.

— О чём? — Голос слабый, но в нём нет ни страха, ни негатива, лишь любопытство и усталость. — Или я и тебе что-то должен?

Приличным человеком ты быть должен. И не мне, а себе в первую очередь. Но такие метаморфозы с людьми происходят точно не по щелчку пальцев.

— Нет, мне ты ничего не должен. Но важно понять, куда вляпался.

— Тебе-то это зачем нужно? — удивляется и сжимает пальцами переносицу. Он худой, бледный, с тёмными кругами под глазами и какой-то обессиленный, точно не брыкался вчера, сражаясь за свою никчёмную жизнь аки дикий вепрь. — Какого чёрта вообще припёрся?

— Давай это останется только моим делом? А теперь рассказывай, кому такую сумму задолжал и почему эти отморозки решили выбить вам все окна и покалечить твою сестру.

Артём слабо дергается, точно сбежать хочет, но слабость не даёт. Отводит взгляд, потирает щёку и молчит.

— Как я вообще здесь оказался? — спрашивает, отвернувшись к зарешёченному окну. — Ничего не помню…

— Как в Радужном посёлке оказался помнишь?

— Смутно… — бормочет, сжимая и разжимая кулак. Тонкая рука поверх казённого одеяла кажется прозрачной. — Я поехал договориться об отсрочке, мне пару раз въехали сапогом по рёбрам и выкинули на улицу. Я разозлился!

— И не придумал ничего лучше, как вколоть себе какую-то дрянь?

Пожимает плечами, мол, ничего ведь страшного, а мне убить его хочется.

— Поясни мне, милый человек, зачем тебе понадобилась отсрочка, если ты получил нужную сумму? — Этот вопрос волнует меня пока что сильнее всего. Не потому, что я жалею о потерянных деньгах, нет. В конце концов, это просто бумажки, ещё заработаю, да и не последние были. Мне не понять, каким образом он просрал шанс решить все свои проблемы разом. — Советую тебе не увиливать, а то кадык вырву.

Артём бросает на меня хмурый взгляд и чуть ёрзает на койке, укладываясь поудобнее. На предплечьях, с внутренней стороны следы от уколов, но, возможно, из-за капельниц. Всё-таки хочется верить, что он не расчертил дорожками руки, спалив все вены и протравив дурью все мозги.

— Значит, всё-таки я не выиграл эти деньги тогда… Ты мне их, что ли дал? Зачем?

— Тебе оно надо? Дал и дал, ближе к сути!

Морщится, несколько раз моргает, собираясь с мыслями, а я жду.

— Я думал, смогу перекрутиться, — говорит нехотя, а на меня не смотрит. — Мне требовалось всего несколько дней — понимаешь? — и я бы вернул абсолютно всё, ещё и нам с Евой осталось. Но они козлы, самые настоящие козлы!

Голос срывается в бабью визгливость, а мне противно на него смотреть. Взрослый же мужик, чёрт возьми, а ведёт себя как истеричка. Терпеть таких не могу.

— Ладно, с этим разобрались. Говори теперь, кому должен.

Артём бросает на меня быстрый взгляд и тяжело вздыхает. Откидывается на подушки и рукой лицо потирает. Терпеливо жду ответа, хотя силы мои на исходе. Не знаю, как ещё получается держать себя в руках и не отметелить этого придурка.

— Ты так и не ответил, зачем оно тебе нужно? — спрашивает слабым голосом, а я понимаю, что нужно торопиться, потому что Артём скоро вырубится под действием препаратов. Он и так заметно ослабел, а голос с каждой секундой звучит всё тише.