Корсар
Шрифт:
Задумываюсь о том, что называю Роджера только так, никогда по имени. Странно, конечно, но так уж вышло.
— Давай за нас, что ли, выпьем? За таких умниц и красавиц, которых свет не видывал раньше.
Мне становится так смешно, что чуть не пополам сгибаюсь от хохота, а Полина вторит мне. Вдруг до слуха доносится какой-то странный звук, и я настораживаюсь, не в состоянии понять природу шума.
— Что это там? — спрашивает Полина, подскакивая на ноги. — Обычно, у нас тихо.
Из соседней комнаты, где Брэйн принимает клиентов, доносятся крики, маты, и я, не помня себя, распахиваю дверь. Снова возвращается беспокойство. Почему
— Идите в комнату! — рявкает Брэйн, а я аж подпрыгиваю на месте от испуга. — Не на что тут смотреть.
Полина за моей спиной ахает, а у меня спазмом горло сжимается.
— Паша, не ори! — говорит Полина и берёт меня за руку. Это прикосновение успокаивает, и я немного прихожу в себя.
— Что с ним? — спрашиваю, наблюдая, будто из-за стекла за тем, как Арчи и Брэйн кладут Роджера на кушетку.
Мне кажется, что попала в какой-то тягучий ночной кошмар, из которого практически невозможно выбраться. Окружающую реальность воспринимаю точно обрывки киноплёнки. Вот Роджера кладут на опустевшую после ухода клиентки кушетку, убирают волосы с лица. Он вроде и дышит, а может быть, только так кажется? Сама не осознаю, как делаю шаг вперёд, потом второй, третий и вот я совсем рядом, хотя Брэйн что-то снова кричит, но наплевать. Я должна посмотреть, должна дотронуться, убедиться, что с ним всё в порядке.
Резкий запах алкоголя практически сшибает с ног, я морщусь, но это всё ерунда.
— Он живой? — вырывается прежде, чем успеваю о чём-то подумать.
— Живой он, что с ним будет? — ворчит Арчи, бросая на меня косые взгляды. — Бухой только в хламину. А ещё дерётся, еле дотащил его тушу сюда. Хотел в “Ржавую банку” отволочь, но до неё дальше, а он слишком сильно буянил, могли и в кювет вылететь.
— На байке, что ли, волок? — удивляется Брэйн, разминая шею. — Твою мать, здоровый он всё-таки бугай.
— Ага, конечно, — хмыкает Арчи и криво улыбается, — на байке мы бы до того света доехали быстрее, чем сюда. На фургоне нашем рабочем, пришлось спецом возвращаться за ним в мастерскую.
Брэйн стоит напротив, сложив руки на груди, и смотрит на лежащего на кушетке Роджера. Я присаживаюсь рядом на корточки и протягиваю руку, чтобы прикоснуться и ощутить его тепло. Главное, что живой...
— Ева, не трогай его лучше, — просит Арчи, касаясь моего плеча. — Он немного не в себе, сейчас двинет тебя, потом до смерти будет сам себя ненавидеть.
Отмахиваюсь от него, потому что знаю: в каком бы состоянии ни был Роджер, он не ударит меня. А если случайно? Ну и ладно, переживу.
Глажу по небритым щекам, провожу пальцами по линии носа, целую в искалеченный глаз. Он не шевелится, только глубоко и размеренно дышит, но, наверное, именно это ему сейчас необходимо.
— Чего он накидался так? — спрашивает Брэйн.
— А я знаю? Я приехал в “Бразерс” с одним заказчиком встретиться, а там шум, гам, переполох. Официанты бегают, глаза перепуганные. Говорят, мол, шеф с другом своим рыжим сначала дрался, а теперь заперлись и бухают.
— Ну и ты попёрся к ним? — хмыкает Брэйн.
— Само собой, буду я в углу отсиживаться. Да и любопытно.
— А Викинг что?
— Викинг тоже в сопли. Потому я рванул в “Ржавую банку” за фургоном и забрал оттуда
Роджера.Дальше не слушаю их болтовню, потому что совсем неинтересно, что там и как, главное, что расскажет мне Роджер, когда очнётся. Ничего не хочу знать, ни о чём думать. И вообще, была бы возможность, закрыла бы его от всего мира, потому что нутром чувствую, что ему больно. Не просто так он напился, не просто так дрался, что-то точно произошло. Только что?
— Ребята, может быть, домой его отвезём? — говорю, не обращаясь ни к кому конкретно. — Если это возможно, конечно…
— Слышь, Брэйн, вроде не дёргается?
— Я могу за руль сесть, — говорит Поля, — а вы его будете держать, если снова будет буянить.
— Он не будет, я уверена. — И ведь действительно верю в это. Может быть, я слишком много на себя беру, но почему-то кажется, что смогу найти способ его успокоить.
Чтобы хоть чем-то занять дрожащие руки, поправляю куртку на Роджере, приглаживаю волосы и бороду. Он будет в порядке, что бы ни случилось. Сейчас моя очередь помочь ему.
31. Роджер
Мать их, моя голова… Сейчас лопнет к херам. И почему я не сдох, скажите, пожалуйста?! Какого хрена вообще произошло? Ни черта не помню, как отшибло.
Приоткрываю здоровый глаз и сразу зажмуриваюсь, потому что мир плывёт и кружится, как на адской карусели, а вместо мозгов — липкая каша. Воспоминания о том, что довело меня до такого состояния вспышками в сознании, и я стону, потому что не хочу этого помнить. Нет, это просто невозможно, не хочу даже думать, что Урод на самом деле жив. Не хочу, потому что боюсь самого себя в эти моменты, своей ярости и желания свернуть его шею.
Пытаюсь повернуться на другой бок, встать, но тело не слушается, словно чужое.
— Роджер? — доносится до слуха, а я не могу понять, кто рядом.
— Ммм? — удаётся выдавить, но уже хоть что-то.
Снова пытаюсь открыть глаз, и наконец-то удаётся, но сообразить, где нахожусь и кто рядом, всё равно не получается. Вглядываюсь в потолок над головой, но это мало помогает, особенно, когда он так кружится и пляшет.
Совсем близко, почти над ухом раздаётся тяжёлый вздох, и я пытаюсь повернуть голову на звук и, когда удаётся, замечаю рыжие волосы. Несколько раз моргаю, а до сознания доходит, что это Ева. Моя золотая девочка…
— Ты? — выдыхаю, а она улыбается.
— Я.
Протягиваю руку и глажу её по колену.
— Я думала, ты никогда не проснёшься, — говорит, накрывая мою ладонь своей. — Испугалась.
Нахожу в себе силы и, подтянувшись на руках, сажусь. Сначала слегка штормит и подташнивает, но, в конце концов, в голове слегка проясняется, и я даже могу узнать свою комнату.
— Долго был в отключке?
— Всю ночь и вот, до обеда.
— Ни хрена себе… а дома мы как оказались? Последнее, что помню, как мы бухали с Викингом в «Бразерсе».
— А до этого подрались, да?
Закрываю лицо руками и растираю щёки, чтобы выиграть немного времени. Не думал, что она что-то знает об этом. Не хотел впутывать Еву во всё это дерьмо, когда сам до конца не понял, что с этим всем делать.
— Ева-а… — прошу, почти умоляю, потому что не знаю, с какого конца подобраться к этой истории.
— Я всё понимаю, не беспокойся. — Придвигается ближе и кладёт голову мне на плечо. Такая тёплая и близкая, моя золотая девочка. — Для начала тебе нужно поесть, а потом, если захочешь, поговорим.