Корсар

— Слушай, девочка, — чуть наклоняет голову вбок, внимательно глядя на меня, — Роджер мне башку на хер открутит и кишки на кулак намотает, если с тобой что-то случится, потому большая просьба: не усугублять то, что и так трещит по швам. Замётано?

Морщусь, представляя реакцию Роджера, если что-то и правда случится, а потом смеюсь.

— Ладно, я согласна.

Викинг усмехается и ведёт меня на задний двор, где припаркован большой внедорожник и громоздкий мотоцикл.

Когда распахивает передо мной дверь внедорожника, залезаю внутрь, держась за его руку, а он подмигивает и говорит:

— Передавай привет Роджеру.

— Хорошо.

Он, продолжая улыбаться, кивает и захлопывает дверь.

— Куда едем? — интересуется водитель, не поворачивая головы.

— В "Долину вкуса". Знаете, где это?

— Знаю, конечно, — хмыкает, а потом интересуется: — Пиццы захотелось?

— Вроде того.

Машина трогается, я смотрю в окно, а мыслей в голове так много, что почти невозможно дышать. Мне нужно срочно увидеть Иру, чтобы просто хоть с кем-то поговорить, потому что после разговора с Викингом совсем не полегчало, хотя я очень на это надеялась. Однако сейчас кажется, что всё стало ещё запутаннее. Правда, какие-то ответы на вопросы всё-таки получила, знать бы ещё, что с ними делать.

Водитель насвистывает одну оперную арию за другой мотив, а я вглядываюсь в проплывающие за окном пейзажи, и кажется, что совсем ничего не вижу, кроме дурацких картинок расчленённых трупов и тюремных решёток — картинок, которые мерещатся постоянно в последнее время. Нужно срочно приводить нервы в порядок, а то таким образом, точно умом тронусь и наделаю глупостей.

Ну почему, когда стало всё хорошо, нужно было Роджеру увидеть этого проклятого Урода на улице?! Столько лет ведь прошло — больше, чем я живу на этом свете. И зачем именно сейчас? Такие глупые вопросы, на которые никто не сможет ответить, но это не мешает им мучить меня и сводить с ума.

Уметь бы абстрагироваться от неприятностей, выбрасывать из головы плохое, научиться бы не переживать за тех, кто безумно дорог. Но нет, я так не умею и никогда, наверное, не овладею искусством здорового пофигизма. А жаль, безразличным проще живётся.

Но ведь казалось, что почти сумела, когда стояла, окаменевшая, у двух свежих могил, вцепившись в дрожащую руку Артёма. Наших родителей хоронили рядом, ноябрьским днём, а небо, будто обезумев, поливало стылую землю ледяным дождём. Грязь под ногами, грязь в душах, в сердцах и умах — всё смешалось воедино, выворачивая наизнанку, но горячие слёзы лишь собирались в уголках глаз, не проливаясь наружу, словно позволь я им это, уже не смогла бы остановиться.

И я не плакала. Больше не могла, разучившись изливать вовне свою тоску. Только с появлением в моей жизни Роджера стала хоть немного, но оттаивать, до этого не позволяя себе быть слабой. Он изменил меня, сам того не замечая, сделал зависимой от себя, потому что рядом с ним чувствовала, что снова жива, нужно себя ощутила. Как будто та Ева, что существовала когда-то, смеялась и радовалась в смутных воспоминаниях о счастье, снова оживала. И мне больше не хочется, чтобы она пряталась, уходя на самое дно души. Наоборот, хочется дать ей шанс. И себе заодно.

И вот сейчас я впервые поняла, что не смогу потерять ещё и Роджера, как не пережила бы потери Артёма, такого бестолкового, но спасшего меня однажды от застывших в извечной тоске приютов.

Я часто ломала голову над тем, почему Артём стал таким, почему так сильно изменился в последние годы. И не могу найти для себя ответа. Наверное, однажды он просто сломался, не выдержав груза ответственности за меня, но, в первую очередь, за свою жизнь. Ведь идти по пути наименьшего сопротивления и плыть бревном по течению намного проще, чем вгрызаться зубами в жизнь. Он выбрал невыносимую лёгкость бытия, а я простить ему не могу, что перестал бороться и сдался.

Он предпочёл уйти в мир радужных иллюзий, чтобы не плавать в серой повседневности. И это мучает меня невыносимо. Смогут ли ему помочь в клинике? Получится ли обуздать демона зависимостей? Не знаю, но пока ещё позволяю себе надеяться.

Пока размышляла, даже не заметила, что автомобиль остановился, а водитель перестал насвистывать мотив из “Травиаты”. Вывеска “Долины вкуса” приветливо переливается неоном за окном, а я промаргиваюсь, потому что слишком глубоко погрузилась в свои мысли. Иногда со мной это случается, ничего не могу с этим поделать. Наверное, забивать голову мрачными мыслями — моё хобби, иногда здорово мешающее жить. Зато наедине с самой собой не скучно.

— Я вам что-то должна? — спрашиваю и берусь за ручку двери. Не терпится скорее выйти на воздух, но и чувствовать себя обязанной не хочется.

— Если шеф узнает, что я с вас деньги взял, не поздоровится. А у меня семья и ипотека, мне без работы никак нельзя, — усмехается и достаёт из бардачка пачку сигарет.

— До свидания и спасибо, — говорю и распахиваю дверь.

Свежий воздух опьяняет, и я впервые за долгое время наслаждаюсь одиночеством среди шумного города. Уже не страшно, что какой-нибудь придурок выскочит из-за поворота и вознамерится весьма странными способами передавать привет Артёму. И это хорошо, хоть и цена за это заплачена немалая. Во всех смыслах этого слова.

Достаю из сумки телефон, набираю Иру и жду, когда на том конце провода раздастся её мелодичный голос.

С ней мы дружим со школы, и во многом благодаря её поддержке я справилась с той безнадёгой, что, порой, наваливалась, словно каменная плита. Со всеми этими треволнениями мы лишь изредка созванивались, но увидеться не получалось. И вот наконец-то можно расслабиться, погулять, поговорить. Маленькие моменты счастья, из которых складывается хорошая память.

Ира работает в “Долине вкуса” старшим оператором и, благодаря её протекции, я смогла устроиться на работу в самую модную пиццерию города. Да, обычным доставщиком пиццы, но сидеть на месте и принимать заказы — точно не моё. Мне нужно двигаться, чувствовать себя свободной, зато Ира прекрасно себя ощущает в ограниченном пространстве операторской, отвечая на десятки телефонных звонков в час. Каждому своё, как говорится.

— Проходи сразу в операторскую, — распоряжается Ира, сняв трубку, и тут же отключается.

Огибаю здание и встречаюсь с нашими поварами — Славиком и Валерой — курящими возле железной двери. Как всегда, вымотанные заказами и нехваткой свободных рук, попойками в редкие свободные часы и проблемами “даст или не даст” очередная девица из клуба.

— На работу пришла, что ли? — спрашивает Валера — здоровенный детина с огромными ручищами и вечно довольной физиономией.

— Нет, в гости.

— К нам! — восклицает Славик и расплывается в улыбке. На щеках образуются две ямочки, делающие его в глазах барышень неотразимым. — Я знал, я верил, что ты без нас жить не можешь. Даже на больничном томишься и страдаешь, да?

— Вот же придурки, — беззлобно огрызаюсь, а они ржут, почти синхронно выбрасывая окурки в жестяную урну, и пропускают меня вперёд.

Прохожу по узкому коридору, заставленному коробками, ящиками, сваленными в кучу мешками. Как всегда бардак, но это часть рабочего процесса, никуда от него не деться. Целыми днями снуют поставщики, что-то принимается на баланс, что-то списывается и это бесконечный круговорот, но мне нравится здесь работать.