Корсар
Шрифт:
— Наплевать на людей, а у меня слабое обоняние, потому можешь не стараться, не пущу.
— Эгоистка!
— Интриган!
— Ева, учти, ты сама, только что, своими собственными руками лишила себя счастья лицезреть мой охрененный торс! Просто помни об этом, когда мыться будешь.
— Ничего страшного, как-нибудь переживу, — заявляет, а я ухожу в комнату, смеясь.
Много мутной воды утекло за мою жизнь, много было сделано плохого, о чём жалею, но появилась Ева, и у меня получилось примириться с самим собой и понять, что счастье — оно всегда очень простое и понятное.
“Готово”, —
Прячу телефон в карман, следом кладу ключи.
— Что-то важное? — спрашивает Ева, перекидывая через плечо ремешок ярко-синей кожаной сумки.
— Хрень рекламная на почту пришла, достали, — безбожно вру, чтобы не испортить сюрприз, хотя язык чешется скорее всё ей рассказать, но всему своё время.
— Куда мы сейчас?
— Куда нужно.
— Божечки, какой вредный тип, — смеётся и берёт меня под руку. — Тебя даже пытать, что ли, бесполезно?
— Именно.
— Прямо пионер-герой.
Идём к стоянке, а я ускоряю шаг, потому что не терпится увидеть реакцию Евы.
Подарок для неё стоит рядом с моим чоппером, обмотанный глупым розовым бантом, и от этого зрелища принимаюсь смеяться, представив, как парни пыхтели и матерились, накручивая фигурные узлы на руль нового мотоцикла.
Пару недель, не покладая рук, Фил с Арчи собирали его специально для Евы. Мне хотелось, чтобы она обрела свободу ехать туда, где ей будет хорошо, в любое время дня и ночи. Параллельно Брэйн рисовал эскиз, который гений Филин воплотил на боковухе: горящие огненными всполохами ландыши рассыпаются искрами в ночном небе, превращаясь в звёзды, тонущие в море. А дальше, на горизонте, плывёт к берегу корабль под алыми парусами.
— Ой… — говорит Ева, замирая в нескольких шагах от своего подарка. — Это что такое?
В зелёных глазах застыло удивление, а брови ползут вверх.
— Сюрприз.
— Но… это же…
— Мотоцикл.
— Нет, я вижу, что это. Я просто не понимаю…
— Это мой тебе подарок, — говорю, подводя Еву к аппарату. — От всех нас, кстати. Наверное, каждый так или иначе приложил руку к его созданию, потому придётся брать. Ты же не хочешь стольких хороших людей обидеть?
— Но это же очень дорогой подарок, да?
— Бесценный, потому что для тебя.
Ева поражённо кивает и маленькими шагами подходит к мотоциклу. Протягивает руку, а пальцы слегка дрожат. Касается руля, проводит по корпусу, дотрагивается наконец дрожащими пальцами до рисунка. В солнечных лучах он кажется особенно ярким, поражающим даже. Филин действительно чёртов гений, не зря к нему в очередь за год вперёд выстраиваются.
— Алые паруса… — тихо говорит Ева и оборачивается ко мне. — Как ты узнал?
— Твой брат рассказал, и дома у тебя книжку видел.
— Моя мама хотела назвать меня Ассоль. Ты знал об этом?
— Слышал.
Артём действитель совсем недавно многое о них рассказал, об их семье, но я молчу обо всём, что узнал, потому что
хочется, чтобы она сама доверилась и не чувствовала дискомфорта, давления.— Когда мамы… когда их не стало, мне казалось, что не смогу с этим жить. Просто не вынесу той боли. И хоть со временем стало намного легче, всё равно иногда становится трудно дышать. На один миг, но это невыносимо.
Молчу, потому что вся болтовня в этот момент — лишнее сотрясание воздуха.
— Они однажды просто задохнулись. Неисправность газовой трубы, что-то там протекало — я не знаю, мне было не до этого. Мы с Артёмом и его друзьями ходили в поход — раньше мы очень любили такие вылазки, на природу, с палатками. И хоть на улице был ноябрь, всё равно пошли, на удивление тёплая осень тогда выдалась. И мы не знали, что случилось, до последнего не знали. Просто веселились, дурачились, но кто-то из соседей позвонил, попросил срочно вернуться в город.
Я знаю эту историю от Артёма. О том, как гнал — восемнадцатилетний — на предельной скорости, возвращаясь в город, где уже некому ждать, а ни о чём не подозревающая Ева сидела сзади, вцепившись в куртку холодными пальцами. Говорил, как боялся угодить в кювет, потому что впервые почти ничего не видел из-за мутной пелены перед глазами.
— Но я не для того, чтобы жаловаться это говорю. Просто хочу, чтобы ты знал: когда ты появился, я перестала быть одинокой. И хоть я не Ассоль, но я дождалась своих алых парусов.
Делаю шаг к ней, и обнимаю, а она кладёт голову мне на плечо и что-то тихо шепчет, словно молится. А я не мешаю, пусть. Ей это сейчас необходимо, а я просто побуду рядом.
— “Ржавая банка”? — спрашивает Ева, слезая со своего мотоцикла.
Мы ехали сюда самыми окольными из возможных путей, чтобы Ева могла привыкнуть к ощущению скорости и смогла почувствовать аппарат. Всё-таки байк — не жёлтенький мопедик, тьфу на него, стыдоба стыдобушка.
— Я тебя сюда ещё не привозил, но именно здесь и родился твой железный конёк.
— Ой, правда? — воодушевляется Ева и расплывается в улыбке. Веснушки, от майского солнца яркие, вспыхивают, когда она краснеет от удовольствия. — Пошли скорее, буду благодарить! Блин, надо было им хоть пирожков, что ли, напечь? Вот почему не предупредил?! А так, с пустыми руками — некрасиво же.
— Да ладно тебе, золотая девочка, — обнимаю её за плечи и веду ко входу, — они и без пирожков красивые. Нечего их баловать, лопнут.
Она тихо смеётся и чуть не вприпрыжку идёт рядом, такая смешная и вся переполненная эмоциями.
Мне долго казалось, что такому придурку, как я, не место рядом с ней, но день следует за днём, а я всё больше понимаю, что сдохну, если не смогу быть рядом. Потому начхать ведь на всё, если она хочет быть со мной. Спорить с этим мне уже совсем не хочется.
Толкаю дверь и вхожу первым, чтобы оценить обстановку. В гараже тихо — парни с утра закрыли “Ржавую банку” для клиентов на пару дней, потому никого лишних быть не должно.
— О, припёрся, рыжий чёрт, — восклицает Арчи, выходя из кабинета. — Долго копаешься, каждая минута ведь на счету.