Космическая опера. Сборник фантастических романов

— Вы кукловод?

— Он самый, мальчик.

Кукловод выглядел довольно старым и невзрачным. Он ничуть не походил на того, кто станет мучить и сечь детей. С возросшей уверенностью Гил спросил — не зная что именно он имел в виду:

— А вы… настоящий?

Кукловод, похоже, не счел этот вопрос неразумным.

— Я настолько настоящий, насколько необходимо, мальчик. Были некоторые, находившие меня, скажем так, эфемерным и испаряющимся.

Суть ответа Гил понял.

— Должно быть, вы много где побывали.

— Что верно, то верно. Изъездил вдоль и поперек весь Северный Континент, был в Бухте и Салуле, на юге полуострова до Вантануа. И все это только на Донне.

— А я никогда не выезжал из Аброя.

— Ты еще юн.

— Да; когда–нибудь я хочу стать финансово независимым и отправиться в космос. Вы бывали на других планетах?

— На дюжинах планет. Я родился около такой далекой звезды, что тебе никогда не увидеть ее света, во всяком случае, в небе Донны.

— Тогда почему же вы здесь?

— Я и сам часто спрашиваю себя о том же. И ответ всегда бывает такой: потому что я не в каком–то ином месте. И это заявление разумней, чем оно кажется. Да и разве это не чудо? Вот я и вот ты; подумай об этом! Если учесть, насколько широка галактика, то ты должен признать, что совпадение это весьма и весьма исключительное!

— Не понимаю.

— Все просто! Предположим, что ты находился бы здесь, а я — где–то в другом месте, или я — здесь, а ты — где–то в другом месте, или же мы оба в каких–то других местах: все три случая куда как вероятней четвертого, которым является факт нашего общего присутствия в трех метрах друг от друга. Повторяю, чудесное сцепление! И подумать только, что какое–либо влияние Века Чудес осталось в далеком прошлом!

Гил с сомнением кивнул.

— Эта история про лорда Бодбозла — я не так уж уверен, что она мне понравилась.

— А? — надул щеки Холкервойд. — Это почему же?

— Это была неправда.

— Ах, вот как. В чем именно?

— Человек не может драться с десятью гаррионами. Это все знают.

— Так, так, так, — пробормотал Кукловод. — Мальчик мыслит буквально. Но разве ты не желаешь, чтобы такое было возможным? Разве рассказывать людям веселые сказки — это не наш долг? Когда ты подрастешь и узнаешь, сколько должен городу, тебе будет не до веселья.

Гил кивнул.

— Я ожидал, что марионетки будут меньше. И намного красивей.

— А, так он еще и придирчив. Неудовлетворенность. Ну тогда так! Когда станешь побольше, они покажутся тебе маленькими.

— Они ведь не похищенные дети?

Кукловод расхохотался.

— Так вот что тебе пришло в голову? Да как же я мог бы обучить детей резвым скачкам и безыскусным ужимкам, когда они такие скептики, такие требовательные критики, такие приверженцы абсолютов?

Гил решил сменить тему.

— В зале сидит какой–то лорд.

— Не лорд, дружок. Маленькая леди. Она сидит во втором ряду слева.

Гил моргнул.

— Откуда вы знаете?

Кукловод совсем по–королевски взмахнул рукой.

— Ты желаешь украсть у меня все мои секреты? Ну, мальчик, запомни вот что: маски и маскировка — и срывание всех и всяческих масок — это искусство, присущее моему ремеслу. А теперь поторопись вернуться к отцу. Он всегда носит маску свинцового терпения, чтобы спрятать, защитить свою душу. Внутренне же он дрожит от горя. Ты тоже познаешь горе; я вижу, что ты — человек обреченный.

Гил вернулся на свое место. Амиант бросил на него короткий взгляд, но ничего не сказал. Вспоминая слова Кукловода, Гил посмотрел через весь зал. И верно, там во втором ряду — девочка рядом с женщиной среднего возраста. Так, значит, это леди! Гил внимательно изучил ее. Вне всяких сомнений, она была хорошенькой и изящной, дыхание у нее наверняка терпкое и душистое, словно вербена или лимон. Гил заметил некоторую надменность, некоторую утонченность манер, которые чем–то завораживали, бросали вызов.

Свет померк, занавес раздвинулся, и теперь началась печальная пьеса, которая, по мнению Гила, могла быть посланием лично ему от Кукловода.

Местом действия этой истории являлся сам театр марионеток. Один из актеров–марионеток, думая, что внешний мир — это место вечного веселья, сбежал из театра и вышел, смешавшись с группой детей. Некоторое время шли ужимки и песни; а потом дети, устав от игры, отправились кто куда. Актер–марионетка тихо пробирался по улицам, осматривая город: какое же скучное место по сравнению с театром, хотя там все ненастоящее и вымышленное! Но ему не хотелось возвращаться, он знал, что его ждет. Колеблясь, медля, он пришел обратно к театру, распевая грустную песенку. Его собратья, актеры–марионетки, встретили его сдержанно и со страхом; они тоже знали, чего ожидать. И в самом деле, в следующей же постановке традиционной драмы «Эмфирион» беглому актеру–марионетке досталась роль Эмфириона. Теперь последовала пьеса в пьесе, и повесть об Эмфирионе пошла своим чередом. Под конец, попавшего в руки тиранов Эмфириона приволокли на Голгофу. Перед казнью он попытался произнести речь, оправдывающую его жизнь, но тираны заткнули его рот гротескно большой тряпкой и сверкающий топор отсек ему голову.

Гил заметил, что маленькая леди, ее спутница и охранники–гаррионы не остались до конца пьесы. Когда зажегся свет, они уже исчезли.

Гил и Амиант шли в сумерках домой, занятые каждый своими мыслями.

— Отец, — заговорил наконец Гил.

— Да.

— В той истории, беглого актера–марионетку, игравшего Эмфириона, казнили.

— Да.

— Но ведь актера, игравшего беглого актера, тоже казнили!

— Я это заметил.

— Он тоже убегал?

Амиант вздохнул и покачал головой.

— Не знаю. Возможно, марионетки дешевы… Между прочим, это не правдивый рассказ об Эмфирионе.

— А какой же рассказ правдивый?

— Никто не знает.

— А Эмфирион был настоящим человеком?

Амиант на миг задумался, прежде чем ответить. А затем сказал:

— Человеческая история была долгой. Если человек по имени Эмфирион никогда не существовал, то был другой человек, с иным именем, который существовал.

Гил счел это замечание чересчур глубоким для своего интеллекта.

— А где, по–твоему, жил Эмфирион? Здесь, в Амброе?

— Это загадка, — ответил Амиант, — которую пытались разрешить некоторые люди и без малейшего успеха. Есть, конечно, кое–какие ключи к разгадке. Будь я иным человеком, будь я опять молод, не будь у меня… — голос его стих.

Некоторое время они шли молча. Затем Гил спросил:

— А что такое «обреченный»?

Амиант с любопытством пригляделся к нему.

— Где ты услышал это слово?

— Кукловод сказал, что я человек обреченный.