Костер и Саламандра. Книга вторая
Шрифт:
— И чему ты завидуешь, смешная, — сказала Вильма, положив голову на моё плечо. — Ты ведь рыцарь, ты воюешь, ты — на переднем крае, а я — фарфоровая тыловая крыска. Собираю по зёрнышку в наши закрома…
— Ну да, ну да. Давай будем прибедняться друг перед другом, — фыркнула я.
Вильма рассмеялась. Её смех мирил меня с её неподвижным фарфоровым лицом. Сейчас, когда она хихикала мне в шею, иллюзия была полной: я сидела с ней, как с живой.
— Надо поспать, — сказала я. — Просто надо.
— Не хочется, — Вильма потянулась, и это было невероятно мило и невероятно живо. —
Впрочем, мы очень быстро заснули. В обнимку, как раньше. И Тяпка колечком устроилась у нас в ногах, прижимаясь к моей ступне согревшимися косточками хребта.
21
Я проснулась безобразно поздно. Вильма тихонько улизнула из спальни — а я даже не слышала как. Тяпка потягивалась на ковре, а потом завалилась на спину и замахала лапами — хорошо живётся собакам… Друзелла принесла мне деловой костюм — шерстяное коричневое платье, удобное и не слишком видно, если испачкается. Ни балов, ни парадов, подумала я. Уже приятно.
— А где государыня? — спросила я, пытаясь как-то причесать волосы, торчащие во все стороны, как стальные пружинки. Вотще.
Друзелла мягко отобрала у меня щётку и в несколько взмахов привела мои волосы в человеческий вид. Что-то в этом было магическое.
— Государыня в Штабе, — мурлыкала Друзелла в процессе. — С утра встречалась с послами из Междугорья и Горного княжества, потом пошла в Штаб, там мессир Лиэр и командующие армий. К трём часам — встреча с мессиром Рашем и Коммерческим Советом.
— А мне никто ничего не передавал? — спросила я.
Когда волосы хорошо заколоты — это невероятное блаженство. Не болтаются и в глаза не лезут, не щекочут — истинное счастье. Сразу улучшается расположение духа. Есть же люди, у которых волосы дивно выглядят и не мешают… а мои отросли — и вот снова ведьмина метла.
Счастливы мужчины. Могут остригаться очень коротко, а некоторые — вообще лысые. Небось если сбреет волосы девушка — от лысины все будут шарахаться не хуже, чем от заправского клейма Тьмы.
А оно и не Тьмы, вдруг пришло мне в голову. Оно… наведённый морок. Вроде порчи.
И я взглянула на свою бедную клешню каким-то другим взглядом.
— А вас ждут мессир Валор и мэтр Фогель, — сказала Друзелла. — И мессир Лиэр тоже хотел что-то сказать…
Она собиралась продолжать, но тут в дверь постучали — и заглянула головка фрейлины из свиты Друзеллы. Этих феечек, которые вечно кружились вокруг с шарфиками, пуговицами, лентами и пилочками для ногтей, было, по-моему, раза в три больше, чем нужно — я никак не могла запомнить их всех: хорошенькие и на одно лицо.
— Леди-рыцарь, разрешите? — мурлыкнула фрейлинка.
Но её отодвинул Жейнар. Просто вломился.
Он сиял, как новенький грош. Искусственный глаз ему было не вставить, потому что глазная орбита была сломана и веко сгорело — и Фогель придумал хитрость. Жейнар был в золотых очках, и на очках держался каучуковый и стеклянный протез глаза и брови. Шагов с десяти уже и не догадаешься, что у человека нет куска лица.
Но живой глаз блестел
сильнее искусственного.— Леди Карла, ужасно нужно! — выпалил Жейнар. — Пойдёмте со мной, а?
— Вот интересно! — рявкнула я, поправляя манжету. — А если бы я была голая?
— Я некромант, я не в счёт, — парировал Жейнар. — Тем более — фрейлины же здесь. Скорее, а?
— Бить тебя некому, — хмыкнула я. — Что случилось?
— Новости с подводного судна же! — Жейнару просто на месте не стоялось.
— Они на связи?! — поразилась я. — Бежим!
— Леди-рыцарь! Шаль! — крикнула вслед Друзелла.
— Потом, — отмахнулась я.
Мы дёрнули бегом от будуара Виллемины в наш каземат. По дороге я успела подумать, что мэтр Найл не подвёл: обещал связь — дал связь.
Лучше и быть не может.
Мы влетели в зал с зеркалом. У зеркала уже были Валор, Ольгер и Далех — и они расступились, чтобы я увидела отражение, а из отражения увидели меня.
Они связались из рубки подводного корабля. Со мной поздоровались мэтр Найл, капитан Дильман, штурман Талиш, который больше не носил очки, и фарфоровые моряки-офицеры, которых я не знала по имени. И расступились, чтобы я увидела ещё одного…
Я бы сказала «человека», да только он был не человек.
У них там стоял стул, а на стуле сидел раненый. Я так поняла, что тяжело раненный: с бинтами на голове, рука в лубке висела на перевязи. И из одежды на нём была только флотская рубаха. Ничего больше.
Он был очень тёмный. Не такой тёмный, как южане: у южан кожа — как эбеновое дерево, как крепко заваренный травник, она тёплого живого цвета. А тут — холодный тон, тёмно-серый, даже синеватый. Цвет дельфиньего бока или борта броненосца.
Лицо… непривычное. Маленький носик, а рот широкий, губы узкие, рот — как шрам. И глазища — огромные, выпуклые, золотисто-багрового цвета. Внимательный взгляд. Ни ресниц, ни бровей, волос, как я поняла, нет совсем. Одно ухо, которое не закрыто бинтами, — не ухо, а так… вороночка такая дельфинья, ушная раковина еле намечена. Но всё в общем — всё равно лицо, а не морда морской твари, я бы сказала.
Между пальцами перепонки. Пальцы длинные, ладони и стопы странные, но всё равно не лапы твари, а человеческие руки и ноги, хоть и необыкновенные на вид.
В общем — ну ведь понятно же всё. Элементаль вод. Как и у драконов, у русалок более или менее человеческая форма есть, а вообще всё это — одна видимость. У дракона суть огня, у этого — воды, они скорее демоны. И обычно русалки перед людьми в таком облике не появляются. Сейчас он был — морской человек, а когда я увидела его родича в детстве, тот был — морская тварь. Опасная.
— Леди Карла, — сказал тритон.
И кивнул. Поклон.
Голос у него был высокий и какой-то… щебечущий… не знаю… чирикающий? Я подумала, что говорит он, как дельфин, если бы дельфин умел. И откуда-то он меня знает.
— Здравствуй, — сказала я. — Выздоравливай скорее. А как тебя зовут?
Он сказал. Но ни выговорить, ни записать это имя у меня не получилось бы: протяжный дельфиний свист и трель в конце.
— Это значит Безмятежный, — сказал тритон на человеческом языке.