Костры на сопках

Наконец фрегат бросил якорь. С него спустили шлюпку. В ней разместилась группа моряков, и шлюпка направилась к берегу.

Когда она с сухим треском врезалась в прибрежную гальку, капитан Изыльметьев с неожиданной для его возраста ловкостью выскочил на берег счастливо засмеялся.

Завойко шагнул ему навстречу.

— Сердечно приветствую вас с возвращением на родину! — проговорил он, протягивая вперед обе руки.

— Спасибо, ваше превосходительство! Еще никогда в жизни с такой радостью я не сходил на родную землю!

Завойко и Изыльметьев дружески, будто были давно знакомы, обнялись и поцеловались.

Изыльметьев представил Завойко своих офицеров; тот, в свою очередь, познакомил капитана со своими сослуживцами.

После этого Завойко пригласил всех к себе в дом.

— Одну минуточку, ваше превосходительство! Есть неотложное дело…

Изыльметьев коротко передал, что произошло с “Авророй” в порту Кальяо, как они плыли через океан, как сильно измучен экипаж.

— На фрегате шестьдесят больных: цынга, истощение… Прошу вашей помощи!

— Все к вашим услугам, капитан, — сказал Завойко и, обернувшись к своим офицерам, приказал немедленно поместить всех больных с “Авроры” в госпиталь, не жалеть для питания никаких продуктов, обеспечить всех молоком и овощами.

Из толпы отделилась Настя Чайкина и, подойдя к Завойко, поклонилась ему:

— Рассчитывайте и на нас, ваше благородие! В гошпитале-то всем тесно будет, можно какую толику матросов и по домам взять. Подкормим, поставим на ноги, уж будьте покойны! — Вы как, капитан? — спросил Завойко.

— Спасибо за доброе сердце! — кивнул Изыльметьев. — Матросы охотно воспользуются этим.

Он отдал приказание, и шлюпка с офицером направилась обратно к фрегату.

Вскоре с “Авроры” на берег начали свозить больных матросов.

Настя с нетерпением приглядывалась к каждой шлюпке. По ее встревоженному лицу Ваня догадался, что отца все еще не было. Сердце его сжалось.

— А ты капитана спроси! — тихо посоветовал Ваня. — Он же все знает.

Настя не выдержала и подошла к Изыльметьеву:

— Ваше благородие, муж у меня на “Авроре”, матрос Чайкин Василий. Он как — тоже болен? Иль что похуже приключилось?

— Здоров, здоров ваш Чайкин! — поспешил успокоить ее капитан. — Какие свалились, а он все еще на ногах держится. Крепкий матрос, надежный. Да вон он матросов в лодке везет.

Настя с Ваней подбежали к воде. Лодка вскоре врезалась в гальку, и Чайкин первым спрыгнул на берег.

Настя пошатнулась, точно ее кто толкнул, и еле слышно позвала:

— Василий!

Матрос оглянулся:

— Настя!..

Женщина припала к груди Чайкина и заплакала.

— Ну, будет, будет, — с напускной грубоватостью проговорил Чайкин. — Чего реветь! Не покойник ведь, а живой. — И он обернулся к матросам в лодке: — У баб поплакать — первое дело. С горя плачут, с радости плачут…

Ваня дернул мать за руку и покосился на матросов:

— Будет тебе, мамка!

Настя оторвалась от Василия и с гордостью показала на мальчика: — Сын твой…

— Ванюшка?! — Чайкин подался вперед. — Эко вытянулся!

Мальчик недоверчиво, робко топтался на месте.

— Не узнал папаню! — усмехнулся Чайкин.

— Узнал, — ответил Ваня. — Враз узнал. Чайкин обнял сына за плечи и притянул к себе:

— Немудрено и отвыкнуть: совсем ты махонький был, когда уезжал я.

Матросы с улыбкой наблюдали за встречей своего товарища с женой и сыном.

Настя вытерла слезы и, кивнув на лодку, сказала Василию:

— Чего дружков томишь! Давай к нам приглашай.

— Я и то, думал! — просветлел Чайкин. — А уместимся в хибарке-то?

— В тесноте — не в обиде. — Настя поклонилась матросам: — Милости прошу, передохните у нас!

— Так ты веди их, — сказал Чайкин, — а мне еще на фрегат нужно. Ванюшка, хочешь со мной на “Аврору”?

Ваня с радостью вскочил в лодку и схватился за весла.

До вечера Чайкин с сыном свозили больных матросов на берег. Одних, наиболее истощенных, офицеры направляли в госпиталь, других уводили к себе городские жители.

Позже всех с фрегата съехали Гордеев и Сергей.

Еще когда “Аврора” только подходила к порту, Силыч решил, что Сергею не следует сейчас возвращаться обратно в лесную избушку весьма возможно, что за ней следят, и Сергею лучше пожить в другом месте. Но где?

На фрегате Сергей близко сошелся с Чайкиным. То, что матрос хорошо знал брата, вместе с ним пережил опасность, притягивало к нему Сергея, и он решил поселиться временно у него. Выслушав его просьбу, Чайкин радушно сказал:

— Милости прошу! Хозяйка у меня добрая. Оболенский объяснил Чайкину, что он рыбак из Большерецка, приехал сюда, в Петропавловск, на заработки. Неизвестно, поверил ли ему Чайкин или нет. Вероятно, поверил, потому что в Петропавловск в те времена прибывало много разных людей из других мест Камчатки.

Сергей, Силыч и Чайкин добрались до берега. Старик начал прощаться.

— Зайдем, чайку выпьем! — пригласил матрос.

Но старик торопился к Маше, и к тому же он считал, что ему сейчас вместе с Сергеем лучше не показываться — меньше будет подозрений.

— Охотно бы, — ответил Гордеев, — да по дому душа истосковалась. Уж, верно, по мне панихиду справляют.

Сергей пошел вслед за Чайкиным. Стало совсем темно, и в домах зажглись каганцы. Светилось оконце и в хибарке Чайкина.

Матрос с Сергеем переступили порог.

— Еще матроса привел? — спросила Настя.

— Рыбак. В море подобрали, — сказал Чайкин. — Привечай гостя.

— Милости просим! — поклонилась Настя. — Места хватит.

Она ловко вздула в печи огонь, принялась накрывать на стол.

В этот вечер матросы долго не ложились спать. Они рассказывали о фрегате “Аврора”, о своих плаваниях, о чужих землях, где им пришлось побывать за годы скитаний по миру, о пережитых опасностях. Не только Ваня и Настя, но и Сергей слушал их с большим вниманием.