Козни качка

— Я вижу, ты не послушался моего совета. — Она скользит взглядом по моей груди, приподняв брови. — Где твоя куртка?

— Скоро будет.

— Неужели?

— Да. Я заказал её, когда они пришли и сказали мне, что ты здесь.

— Заказал? Что это значит?

Я высокомерно ухмыляюсь:

— У меня есть кто-то, кто сделает это для меня.

— Ну, уж конечно.

Она тоже собирается ухмыльнуться, но улыбка исчезает с ее лица, когда — словно по сигналу — Тони Китс резко врывается в дверь, сунув мою куртку в протянутую руку.

Мои пальцы смыкаются вокруг неё.

Мои плечи вжимаются в неё.

Большие пальцы засовываю в карманы, и я выпячиваю бедро, позируя. Нахально.

— Бум! Куртка.

Ее рот открывается и закрывается.

— Поразительно. Это было…

— Потрясающе? Удивительно?

Я кручусь на каблуках по кругу, как будто ей нужно больше доказательств того, что я задира.

— Да. — Теперь она смеется, теребит шапку, натягивая ее на уши. — Конечно, это один из способов выразить это.

Она делает несколько неуверенных шагов вперед, нацеливаясь на дверь за моей спиной.

— Эй, эй, эй, не так быстро, — говорю я, поднимая руку, не давая ей двинуться к двери, при этом чуть не сбивая ее с ног. Рука скользнула по шершавой ткани ее пальто. — Куда это ты собралась?

Она водит глазами вверх и вниз по моему телу, прежде чем бросить виноватый взгляд вниз, на темный двор. Вздыхает.

— Вот именно, посмотри хорошенько, где ты проведешь еще одну ночь. — Мои руки широко распахиваются, обводя крыльцо. — Потому что мы собираемся провести еще одну ночь на улице.

«Что, черт возьми, со мной не так? Впусти ее, черт возьми».

— Мы?

— Да, все указывает на то, что ты не можешь вернуться внутрь.

Лжец.

— Они действительно не впустят меня?

«Они бы впустили, но тебе не нужно этого знать».

— О. — У нее тихий голос. — Я вроде как надеялась…

— Сегодня не твоя ночь, детка — слишком много людей внутри.

«Заткнись на хрен, Роуди. Зачем ты это делаешь? Просто впусти ее внутрь, чтобы тебе не пришлось стоять здесь с ней — дай ей то, что она хочет».

Она пришла на вечеринку.

Она пришла не для того, чтобы стоять с тобой на гребаном крыльце.

«Но что, если для этого? Она не… она ни разу не приставала к тебе. Заткнись на хрен, идиот».

Господи Иисусе, теперь я спорю сам с собой.

— Мне очень жаль, членоблокатор, все уже решено.

Мной. Потому что я эгоистичный засранец.

Ее руки касаются моей груди, когда она скрещивает их. Она стоит ближе, ее подбородок возмущенно вздернут.

— Если мы собираемся стоять здесь, не мог бы ты не называть меня членоблокатором? Мы оба знаем, что это унизительно.

Она права — называть ее блокировщиком членов унизительно, но внезапно я становлюсь восьмилетним мальчиком на детской площадке, который не знает, как вести себя перед симпатичной девушкой. Я в четырех секундах от того, чтобы дернуть ее за волосы.

Не говоря уже о том, что если бы моя мать услышала, как я называю ее членоблокатором, она бы метафорически надрала мне задницу прямо на следующей неделе.

— Извини. — Я сглатываю. — Есть правила, которым ты должна следовать, если собираешься стоять на этом крыльце со мной, и не быть нахальной — одно из них.

— Тогда это будет очень долгая ночь для нас обоих. — Ее рот морщится.

— Ты же знаешь, как спортсмены любят свои правила и игровые схемы.

Она скрещивает руки на груди, ставя сумку на пол.

— Вообще-то нет.

Моя рука вытягивается, упираясь в дверной косяк и создавая заграждение.

— Мы создаем правила на ходу, и крыльцо дома является новым, созданным специально для тебя.

«Это звучит чертовски глупо».

Ее глаза сегодня ярче, на верхних ресницах черный слой туши.

— Почему ты так поступаешь со мной?

Ее голос звучит почти шепотом, и на какую-то долю секунды я чувствую себя настоящим гребаным придурком.

Но появляется эта чертова ямочка, и все мои лучшие намерения вести себя вылетают в окно. Черт, кого я пытаюсь обмануть? У меня нет лучших намерений.

— Зачем ты это делаешь? Ты должна была знать, что не войдешь внутрь сегодня вечером, раз ты надела шапку вместе с пальто. Ты буквально выглядишь так, будто собираешься кататься на лыжах.

Она раздраженно поднимает руки, указывая пальцем в гостиную, в которой только что исчезли ее друзья.

— Но вы же впустили моих друзей!

— Это было решено советом. Ты не можешь вернуться внутрь.

— И кто этот совет?

Я.

— Это хорошо охраняемая тайна.

— Боже, ты такой раздражающий.

О, раздражающий — хорошее слово.

— Благодарю.

— Я не могу вернуться… никогда? — Ее глаза расширяются.

Короткий рывок моей головы.

— Посмотрим.

— Ты собираешься заставить меня стоять на крыльце сегодня вечером, пока мои друзья остаются внутри?

Я скрещиваю руки на груди.

— Я ведь не могу заставить тебя что-нибудь сделать, правда?

Ее губы разочарованно выдыхают воздух, посылая несколько свободных прядей вокруг ее лица.

— Скажи честно: тебе не кажется, что это просто смешно?

Да, но я держу это дерьмо при себе, потому что сегодня вечером, когда я увидел ее, я решил быть эгоистом со временем этой девушки, стоять здесь и пытаться заставить ее смеяться, чтобы я мог заставить появиться эту ямочку на ее щеке.

Не то чтобы мои друзья были бы в восторге, увидев ее; ей будет не по себе внутри, так как Уилсон и Фитцджеральд все еще десять оттенков бешенства, чертовы засранцы.

Братаны важнее телок и вся эта сексистская фигня.

По крайней мере, это то, что я буду говорить себе позже, смотря в потолок над своей кроватью, думая об этой маленькой ямочке на ее щеке так же, как я делал каждую чертову ночь на прошлой неделе.

— Честно говоря, мы здесь, в бейсбольном доме, делаем все возможное, чтобы быть создать как можно больше препятствий на твоем пути.