Краем глаза
Шрифт:
Несколькими мгновениями раньше он ворвался в комнату Ангел, но этот пинок прозвучал громче, гораздо громче, оглушающе громко. Этот пинок должен был перебудить весь дом.
Стержень удалось вставить. Поворачивайся, поворачивайся.
Где патрульная машина? Почему не слышно сирены?
Заскрипел поворотный механизм, створки окна начали расходиться, открываясь наружу, но до чего медленно. В щель ворвался холодный ночной воздух.
Маньяк вновь пнул дверь, но она даже не шевельнулась, подпертая тяжелым комодом, он пнул опять, сильнее, — с тем же результатом.
— Скорее, — прошептала Ангел.
Младший
Он толкнул дверь, но она по-прежнему не подавалась, и он удивил себя, раздраженно взвыв. Последнее указывало на потерю самоконтроля, пусть у того, кто мог его услышать, и не возникло бы ни малейших сомнений в том, что он, Младший, нацелен исключительно на результат.
Опять он выстрелил в замок, еще раз нажал на спусковой крючок и обнаружил, что патронов в обойме не осталось. Зато их хватало в карманах.
Но он не мог перезаряжать пистолет в этот критический момент, когда секунды решали, добьется он успеха или потерпит поражение. То был бы выбор человека, который сначала думает, а потом делает, — поведение прирожденного неудачника.
Пули вышибли часть двери размером с тарелку. В падающем из второй спальни свете Младший видел, что от замка ничего не осталось. Он всмотрелся в дыру и понял, что дверь подперта чем-то из мебели. Все стало ясно.
Прижав левую руку к боку, он с размаху ткнулся плечом в дверь. Должно быть, ее подперли чем-то тяжелым, но на дюйм она подалась. «Если подалась на дюйм — подастся на два, — торжествующе подумал Младший. — Ее можно открыть, а значит, я уже там».
Целестина не слышала выстрелов, но прекрасно поняла, что дверь пробили пули.
Комод, благодаря установленному на нем зеркалу, мог служить и туалетным столиком. Одна пуля, пробив заднюю деревянную стенку, оставила на посеребренном стекле паутину трещин, ткнулась в стену над кроватью и вместе с кусочками штукатурки упала на одеяло.
Разойдясь менее чем на семь дюймов, половинки окна застыли. Механизм отвратительно заскрипел, сообщая тем самым о возникшей проблеме: коррозия. Вращаться далее ручка отказалась.
Даже крохотная Ангел не смогла бы протиснуться в семидюймовую щель.
А в коридоре маньяк завывал от злобы.
Отвратительное окно. Отвратительное, заклинившееся окно. Целестина изо всех сил налегла на ручку, почувствовала, как что-то подалось, ручка чуть повернулась, но тут же вылетела из гнезда и заскакала по подоконнику.
На этот раз она тоже не услышала выстрела, но затрещало расщепляемое металлом дерево.
Отвернувшись от окна, Целестина схватила девочку и подтолкнула к кровати. Прошептала:
— Под кровать. Быстро.
Ангел не хотела лезть под кровать, возможно, потому, что именно оттуда в некоторых из ее кошмаров вылезал страшила.
— Быстро! — настаивала Целестина.
Наконец Ангел улеглась на пол и уползла под кровать. Из-под свешивающегося одеяла блеснули желтые пятки, и девочка исчезла.
Тремя годами раньше, в больнице Святой Марии, с предупреждением Фими, звенящим в ушах, Целестина поклялась, что будет готова к приходу монстра, но вот он пришел, а у нее не нашлось, чем его встретить. Время проходит, угрозы забываются, засасывает масса дел: работа, учеба, воспитание девочки, такой активной, такой веселой, такой жизнерадостной. Казалось, что ей жить и жить, до скончания веков. И потом, она, Целестина, в конце концов, дочь священника, верящая в торжество сострадания, в Принца Мира, уверенная, что кроткие унаследуют Землю. Вот она и не купила пистолета, не прошла курса самообороны, как-то забыла, что кроткие, которым суждено когда-то унаследовать Землю, это те, кто воздерживается от агрессии, но не те, кто так жалостливо кротки, что не могут защитить себя, ибо
непротивление злу — грех, а сознательный отказ от защиты собственной жизни — смертный грех: пассивное самоубийство. И нежелание защитить маленькую желтенькую «Эм-и-эм» наверняка обеспечит билет в идущий в ад экспресс, на котором отправлялись туда работорговцы, палачи Дахау и старина Джо Сталин. А потому теперь, когда дикий зверь бился об дверь, стараясь отодвинуть комод, ей оставалось только одно: бороться.Младший протолкнулся сквозь забаррикадированную дверь в спальню, и эта сука огрела его по спине стулом. Маленьким стулом с деревянной спинкой. Размахнулась им, словно бейсбольной битой, и, должно быть, она приходилась дальней родственницей Джеки Робинсону [75] , потому что, если бы удар пришелся по мячу, он пролетел бы от Бруклина до Бронкса.
Если б она попала по левому боку, куда и метила, то сломала бы ему руку, а то и несколько ребер. Но он вовремя увидел стул и успел повернуться, подставив спину.
[75] Робинсон, Джек Рузвельт (1919-1972) — бейсболист, в 1947-1956 годах играл за команду «Бруклин доджерс» Национальной лиги. В 1949-м был признан «самым ценным игроком лиги». В 1955 году команда благодаря его усилиям выиграла «Уорлд сириз». Стал первым негром, выступавшим в командах высшей лиги. В 1962 году избран в Национальную галерею бейсбольной славы.
Этот удар, конечно, тоже не доставил удовольствия, но чем-то напомнил его рассказы о Вьетнаме, которыми он потчевал своих женщин. Словно отброшенный взрывной волной, он упал на пол, ударился подбородком так, что лязгнули зубы. Окажись между ними язык, они бы разрезали его надвое.
Он знал, что она не отступит назад, чтобы подсчитать средние очки в бэттинге [76] , поэтому тут же откатился в сторону, несказанно обрадовавшись тому, что может двигаться: судя по боли, пронзившей спину, она могла сломать ему позвоночник и парализовать его. Стул ударился об пол в том самом месте, где только что лежал Младший.
[76] Средние очки в бэттинге — число, выражающее достижение игрока в бэттинге. Его можно получить, разделив число отбитых игроком подач на то, сколько раз он выступал как бэттер, и выразив результат в виде десятичной дроби. В переносном смысле употребляется как мера спортивных и иных достижений.
Обезумевшая сука вложила в удар столько силы, что у нее, должно быть, онемели руки. Она отшатнулась, потащила за собой стул. Поднять вновь, похоже, уже не могла.
Врываясь в спальню, Младший намеревался отбросить пистолет и взяться за нож. Но теперь ему как-то не хотелось вступать в ближний бой. К счастью, пистолет остался у него в руке.
Ему сильно досталось, поэтому он не сумел мгновенно восстановиться и воспользоваться тем, что женщина на какое-то время потеряла способность сопротивляться. Пошатываясь, Младший поднялся и попятился от Целестины, доставая из кармана патроны.
Бартоломью она где-то спрятала.
Наверное, в стенном шкафу.
Разберись с художницей, убей ребенка.
Он принадлежал к тем людям, которые ставят себе цель, концентрируются на ее выполнении, сначала действуют, потом думают, и он, конечно же, намеревался действовать, как только вернутся силы. Приступ боли пронзил руку. Патроны выскользнули между пальцами, посыпались на пол.
«Твои деяния возвратятся к тебе, усиленные многократно».
Опять эти зловещие слова, вновь и вновь повторяющиеся в памяти. Голос, требовавший внимания, более глубокий, басовитый, отличался от его собственного.