Красные камни

И когда кончилась война, выживший и заматеревший политрук Линник снова бросился в бой. И тут оказалось, что слишком многие, не только массы, но и ответственные товарищи, думают как Гольдберг, не желая меняться. Сначала Линник пробовал бороться открыто - и едва не был изгнан из Партии, "за перегибы". Что ж, такое было и прежде - как во времена Ленина прежние социал-демократии обуржуазились и разложились, так что пришлось основывать Партию нового типа. И петербургский "Союз борьбы", основанный Ильичом, насчитывал едва несколько десятков человек - однако из него выросла РСДРП, которая всего через двадцать три года победит в революции и возьмет власть. Линник впервые подумал об этом еще в сорок седьмом, но тогда не мог решиться, верность коммунистическому строю, даже с отдельными недостатками, сидела в нем слишком глубоко.

В сорок девятом вернулся Странник. Сумел разыскать его, Линника Сергея - а впрочем, Киев город не такой большой, как Москва. Был в штатском, о войне разговаривал сдержанно, намекая на дела, о которых посторонним лучше не знать. А затем сказал:

– А что ты думаешь о "новом курсе"? Победа, это дело великое. Строим сейчас много - тоже хорошо. Вот только, ты слышал наверное, иные уже почти в открытую, наш Советский Союз, "Красной Империей" называют. Командиров переименовали в офицеров, погоны вернули, об "исторических корнях" много говорят - Суворова героем объявили, хотя он пугачевское восстание давил. А дальше что - снова князьев-графьев введут, ради преемственности? И какой-то там, наверху - себя императором объявит? И будет все как до семнадцатого - так за что боролись? Нравится такое тебе?

И лишь под утро завершился тот разговор - из которого Линник понял, что есть в Партии те, для кого завоевания революции, не пустой звук. И что последуют перемены, очень скоро, или чуть попозже - а если не последуют, то значит, нас уже нет в живых.

– И появится в "Правде" очередная статейка о "разоблаченном уклоне". И нас грязью обольют. Но мы не предатели, а истинные коммунисты. А предатели, это как раз те, кто хочет "социализм в отдельно взятой стране".

Линник спросил - что он должен делать? И услышал ответ:

– Пока, готовиться. Сделать так, чтоб молодые не забывали великую Идею, ценили ее больше, чем собственную сытость. Отчего мы проиграли в двадцатые - да потому что молодежь была не с нами, на словах чтили, а для себя, чтоб жить хорошо, угнетения нет, гуляй, женись, учись, получай зарплату, а мировая революция когда-нибудь потом! Нас уже немного осталось, кто помнит семнадцатый - что будет, когда мы все уйдем? А молодые будут иметь примером других - видя лишь их прежние заслуги, а не разложившееся мурло сейчас!

Линник хорошо помнил, как те из заслуженных товарищей, чьи портреты носили на первомай, вдруг оказывались врагами, большими чем Гитлер (с которым тогда была дружба) и американские капиталисты (позже ставшие союзниками в войне). Но значит, и сейчас вокруг враги - учтем! Так появилась "Молодая Ленинская Гвардия", подпольная организация на вражеской территории - и Линник всю душу положил на то, чтобы вырвать из-под вражеского влияния, повернуть на истинный путь, хоть какое-то число юных, пока еще не испорченных пропагандой. Первые годы он видел цель лишь в распространении Идеи, чтобы когда в Москве начнутся перемены, поддержать их здесь. Но в пятьдесят втором Странник появился снова.

– Ваше выступление будет сигналом. Чтобы началось по всей стране. Большего сказать не могу, ты понимаешь. Вы не готовы вступить в бой с армией? А это неважно - имеет значение лишь факт вашего восстания, и пролитая кровь.

Когда его выводили, он увидел толпу молодежи, отделенную цепью солдат. Не толпу - строй, пусть и без ранжира, но где были его ученики, и университетские, и с заводов, в составе боевых звеньев-десяток, с оружием в карманах, и все остальные в массе были сочувствующими, раз пришли. Если они сейчас рванутся вперед, себя не жалея, то легко сомнут солдат. А дальше будет мясорубка, парк окружен еще войсками, и там не только грузовики, но и бронетранспортеры с пулеметами - но это будет как раз то, что планировалось, как велел Странник. Эта Ольховская дура, не понимала, что главное действие должно совершиться не там, в аудитории, а сейчас. Товарищи, вы видите, меня арестовали и везут на смерть!

Но не шелохнулась толпа - нет, не строй. И лишь чей-то голос раздался в ответ в тишине:

– Предатель!

Второй голос подхватил:

– Да пошел ты ....!

И толпа дрогнула, стала расходиться. Линник пытался крикнуть - товарищи, это была провокация, не верьте!
– но приклад врезался в лицо, выбивая зубы. Затем его кинули даже не в автозак, а в бронетранспортер, бросили на пол, так что нельзя было видеть, куда его везут. А снаружи было тихо - не было ни выстрелов, ни команд, ни криков ярости и боли. Он проиграл, подвел Странника, провалил порученное ему дело - хотелось выть, биться головой, и скрежетать зубами. Ольховская оказалась дьяволом - вступать с которым в договор нельзя было ни при какой кажущейся выгоде. Откажись он сразу от ее предложения - остался бы героем в глазах своих учеников. Теперь же втоптанным в грязь оказался не только он, и но и Идея!

Львов, дом на улице Красного Казачества. Ночь на 1 сентября.

– Ну что, крысы бегут с тонущего корабля? По домам, под мамкины юбки прячемся! Предатели!

– А кого мы предали? Если сам Сергей Степанович оказался... Нас учил, а сам...

– А мне плевать. Может он и не такой как... Но мы-то есть! И помним, чему он нас учил!

– А чему учил? Во что теперь верить - в фашизм? Вы как хотите - а я валю!

– И мне тоже что-то не хочется мне в такой коммунизм. За спасибо работать - а у меня вот ботинки прохудились, и что, не имею права новые купить?

– Ты что, забыл, что Сергей Степанович говорил? Коммуна будет, как еще Чернышевский писал. Живем вместе - но не вонючие тесные клетушки в бараке, а зал, чистый и светлый. И те же ботинки - у двери, кучей стоят: как собрался выйти, выбираешь любые. Работаем вместе, едим вместе, гуляем вместе, спим вместе...

– И чтоб моя Дашка, не только со мной, а с любым, кто ее захочет? А в морду?

– Ребята, не ссорьтесь! Когда это все будет, неизвестно - а решить надо, что делать сейчас.

– Я тоже в сторону. Не хочу жизнь ломать непонятно за что! Нафиг мне эта буча, я на инженера выучиться хочу!

– Так значит, все жертвы зря - Якубсон, Горьковский? И Степу мы, выходит, напрасно?

– А во имя чего? Нет больше "Молодой Ленинской Гвардии". Если идея - дрянь.

– Ах ты!!

– Ребята! Да разнимите их, кто-нибудь!

– Ты что, шкура, не понимаешь? Даже если идея накрылась. Мы-то есть! Во имя чего все было? И что теперь - по домам?

– А куда еще?

– Если наша цель, коммунизм. Раз его пока нет, то и борьба не закончена. Надо сражаться с теми, кто мешает. Бороться и искать, не сдаваться!

– С кем бороться? Фашистов без нас победили. Бандеровцев, и тех уже не осталось. По вечерам ходить и хулиганье ловить по дворам? Ловить тех, кто одет неправильно, и девчонкам юбки задирать? Надоело уже!

– Слушай, а может, вот мне на инженера выучиться, это и будет мое участие в строительстве коммунизма? А прочим пусть специальные люди и учреждения занимаются!

– Это которые завтра за всеми нами придут?

– Ребята... Но надо что-то делать! Что, разбежимся просто так, и забудем?