Красные шипы

Репортер что-то говорит, но это просачивается сквозь мои гудящие уши. Не только потому, что меня охватывает смущение, но и больше из-за того, что я застигнута врасплох. Что я не предвидела надвигающейся ситуации и не могла действовать соответствующим образом.

Себастьян не отпускает меня, и я не сопротивляюсь. Во-первых, я все еще в каком-то тумане. Во-вторых, это привлекло бы ко мне еще больше нежелательного внимания. В-третьих, бесполезно сравнивать его силу с моей.

Пока я жду, когда репортер уйдет, я не могу не вдыхать его запах в свои изголодавшиеся легкие. Верхние ноты: бергамот, перец и амбра. Смешанный с потом от игры, он пахнет как боец. Я не могу не представлять, как он сокрушает кого-то на своем пути.

Или я.

Мое сердце сжимается от этой мысли, и я быстро запихиваю ее туда, откуда она пришла. Но это не проходит полностью. Он остается там, медля, выжидая своего часа и дразня меня бесконечными вариантами. И теперь, я думаю, у меня серьезные проблемы, из-за этого аромата? Да, я не думаю, что смогу стереть его из своей памяти в ближайшее время.

Репортер, наконец, уходит с понимающей ухмылкой в нашу сторону, но хватка Себастьяна на моей талии не ослабевает. Во всяком случае, он затягивает ее еще сильнее, пока я не морщусь.

– Что, черт возьми, ты думаешь, ты делаешь?
– шиплю я, наконец-то избавляясь от заклинания, которое только что наложил на меня его запах.

Его глаза мерцают в свете ламп, как будто он получает удовольствие от любого шоу, которое устраивает.

– Какую часть? Целовать тебя? Или делать это публично?

– Оба!

– Почему? Ты бы предпочла, чтобы я сделал это наедине?
– Его большой палец гладит обнаженную кожу над моей юбкой, задевая линию моего живота. Нежное ощущение расцветает внизу моего живота с каждой лаской.
– Я могу позаботиться об этом.

– Я не хочу, чтобы ты заботился ни о чем, кроме того, чтобы оставить меня, черт возьми, в покое.

Я хлопаю его обеими руками по груди, чтобы оттолкнуть, но с таким же успехом он мог бы быть буйволом. Опасный человек с пограничными проблемами, потому что он воспринимает это как приглашение продвинуться дальше в мое пространство.

Его грудь создает трение о мою грудь, которое я хочу игнорировать, но я не могу справиться с растущим напряжением в животе. Нас разделяют его футбольная форма и мой спортивный бюстгальтер и топ, и все же, как будто его обнаженная кожа трется о мои соски, стимулируя их, доводя до пика и пересекая черту невозврата.

– Но я не хочу.
– Слова слетают с его греховно пропорциональных губ с соблазнительным изгибом.

– Что значит, ты не хочешь?

– Я не хочу отпускать тебя, Наоми. Мне здесь даже нравится. Вот так.

– Ну, я не знаю.

– Ложь - это твой защитный механизм?

– Оставь меня в покое, прежде чем ты встретишься с моим настоящим защитным механизмом.

– И что же это?

– Я лучше покажу тебе.

Я поднимаю колено, чтобы ударить его по яйцам, но его рефлекс быстрее моих. Его большая ладонь почти охватывает мое бедро, и он обхватывает ее своей и позиционирует так, что кажется, будто я трахаю его на публике.

Если моя попытка нападения и смущает его, он не показывает этого, улыбаясь своей фальшивой улыбкой. Как какой-нибудь модный политик перед камерами.

– Сейчас, Наоми. Если мы хотим иметь здоровые отношения, в них не должно быть никакого насилия. Или же… это тот тип насилия, с которым мы оба согласны.

Я усмехаюсь, пытаясь вывернуться, но снова безрезультатно.

– Конечно, ты бы так и сделал.

– Я богат, красив и звезда. О, я тоже из престижной семьи. Что во мне может не нравиться?

– Все, что ты только что упомянул. О, и твое высокомерие - вишенка на торте. Извините, что разбиваю это на куски, но я общаюсь с придурками. В следующий раз повезет больше.

Он хихикает, звук на удивление беззаботный по сравнению с его поведением.

– А ты забавная.

– Нет, я немного стервозная. Спроси своих подружек, Рейну и Брианну, и они расскажут тебе подробности.

– Я бы предпочел спросить тебя. Завтра пойдём на ужин?

– В похоронном бюро, прежде чем тебя кремируют?

– Или просто где-нибудь в хорошем месте, где нам не нужно беспокоиться о мертвых людях.

Он говорит спокойно, ухмылка тронула его губы, и, похоже, он совершенно не замечает моего чувства сарказма, которое обычно срабатывает, отпугивая людей.

– Я не уверена, пошутил ты или нет, но я только что намекнула, что ты мне не интересен.

– Нет, ты намекнула, что я высокомерен и что ты ненавидишь все качества, которые я упомянул о себе.

– Хорошо, тогда я говорю тебе сейчас, что я не заинтересована по причинам, упомянутым выше.

– Так давай забудем о них.

– Что?

– Забудь о прошлом и о том, кто я такой. У вас есть какие-либо возражения в противном случае?

– Я не могу просто забыть это

– Ты можешь притвориться.

– Так не работает. Твоё имя, лицо и положение в колледже - вот что определяет тебя.

Его челюсть сжимается.

– А что определяет тебя, Наоми?

– Это ты мне скажи. Разве не ты тот, кто поцеловал меня, а потом хотел пригласить меня на ужин, как какой-то любящий член? Мы никогда толком не разговаривали, пока ты не повалил меня на землю несколько дней назад, так что я могу поверить, что ты меня разыгрываешь.

– Или, может быть, я просто интересуюсь тобой.

– О, пожалуйста. Назови хоть что-нибудь, что ты знаешь обо мне.

Он продолжает молчать.

– У тебя ничего нет? Я так и думала. Иди поиграй в эту игру с кем- нибудь другим, потому что у меня нет времени на это...

– Ты ненавидишь быть чирлидером и устраиваешь истерику под солнцем, чтобы тебя выгнали из команды. Однако декан и тренер удерживают тебя из-за чеков, которые твоя мама выписывает в колледж. Ты была воспитана матерью-одиночкой японского происхождения, и у тебя есть склонность к пассивной агрессивности и откровенной агрессивности, когда речь идет о твоей расе. Ты используешь сарказм и самоосуждени в качестве защитного механизма, но плохо реагируешь, когда эта тактика направлена против тебя. Ты едва улыбаешься, потому что тебе нравится злиться на мир и всех в нем, и ты предпочитаешь быть асоциальным чудачкой, а не надевать маску. Иногда на уроках ты носишь очки в черной оправе, которые делают тебя похожей на очаровательного ботаника. О, и ты слушаете хард-рок на такой громкости, которая в будущем повредит твои уши.

Мои губы приоткрываются, когда я смотрю на него. Таким образом, он мог бы знать все это обо мне. Не тогда, когда мы почти не общались.

Черт, я сомневаюсь, что он помнит, когда мы впервые встретились официально — или неофициально, или как там еще.

– И что?
– Он ухмыляется.
– Как я справился?

– Ты ждешь счета? Если так, то это буква F.

– Опять врешь, хотя на тебя это явно произвело впечатление. О, и ты сейчас слегка дрожишь.

Я все еще прижимаюсь к нему, проклиная свою непроизвольную реакцию тела.