Красные шипы

– Ты оставила эти сиськи открытыми, потому что хотела, чтобы я их пощупал.

– Это... неправда.

Он проводит большим пальцем по вершине, взад и вперед, контролируя мое прерывистое дыхание, пока оно не совпадет с его ритмом.

– Но они готовы принять меня. Разве ты не видишь, как сильно они хотят, чтобы мой рот был на них?

Себастьян отпускает мое лицо и начинает поднимать мою толстовку. Мои внутренности раскаляются докрасна, а желудок дрожит, когда костяшки его пальцев касаются горящей кожи.

Мысль о том, что он видит мою грудь, фактически прикасается к ней без преград, вызывает у меня целый спектр хаотических эмоций. Выпуклости моей груди выглядывают из-под материала, моя болезненно-бледная кожа контрастирует с черной толстовкой.

Себастьян проводит указательным пальцем по нижней выпуклости, заставляя мои бедра сжаться. Вид его мужественного пальца и оттенок его кожи на фоне моей бледности отвлекает мое внимание.

– Посмотри, какие у тебя сливочные и большие сиськи, Наоми. Форма черлидерши не отдает им должного.

Его слова вызывают давление на мою самую интимную часть, и я чувствую, что отпускаю его, позволяя ему делать со мной и моим телом все, что ему заблагорассудится.

Нет, это разрушит все стены, на возведение которых я потратила годы. Каждый барьер и слой, который я тщательно обернула вокруг себя с той красной ночи. Я не знаю, как мне это удается, но я хватаю его за запястье и отталкиваю его, затем рывком поднимаюсь, чтобы больше не попасть под его чары. Это не останавливает маниакальный подъем и опускание моей груди или то, как мои соски все еще горят от прикосновений.

Это не останавливает мою нелогичную потребность в большем или то, как моя кожа дергается от этого, как у наркомана, переживающего ломку. Себастьян остается на диване, широко расставив ноги, и кажется, что ему слишком удобно. Пряди его песочных волос в красивом беспорядке падают на лоб и потемневшие глаза цвета морской волны.

– На случай, если ты забыла, я выиграл, Цундэрэ, и нокаутом, так как ты трижды застонала.

Я прерывисто втягиваю воздух, молясь, чтобы моя кожа не покраснела.

– Это все еще не дает тебе права лапать меня.

Его язык высовывается, увлажняя край верхней губы. Я ловлю себя на том, что имитирую этот жест, вспоминая, как этот же язык обвивался вокруг моего, посасывая и доминируя.

– Тебе понравилось.

Я переключаю свое внимание обратно на него, внутренне встряхиваясь.

– Или, может быть, ты думаешь, что я сделала это, чтобы удовлетворить твое эго в форме члена.

– Я не знал, что ты думаешь о форме моего члена, Наоми.

– Я не думаю.

– Ты только что доказала, что это так.
– Это фигура речи, придурок.

– Моя задница тоже. Неудивительно, что говорят, что самые тихие - самые дикие.

– Я какая угодно, только не тихая. Я просто не люблю говорить, когда в этом нет необходимости, а это происходит большую часть времени.

– Теперь ты говоришь.

– Это потому, что ты выводишь меня из себя.

– О, малышка. Я действую тебе на нервы? Тебе не нравится, как ты таешь рядом со мной, даже если думаешь, что ненавидишь меня?

Мой желудок сжимается от того, как он меня так называет. Малышка. Я всегда думала, что ненавижу это ласковое обращение, что оно кажется банальным, но, по-видимому, это было до того, как Себастьян гребаный Уивер использовал его.

Сколько еще он собирается конфисковать?

Прочищая горло, я кладу руку на бедро.

– Я не думаю, что ненавижу тебя. На самом деле я так и делаю.

– Вот тут-то ты и начинаешь врать. Твой защитный механизм очень милый.

– Не называй меня милой.

– Почему? Обиделась?

– Нет. Я просто не хочу ничего улавливать из твоего неуловимого словарного запаса.

– Ты не знаешь меня, Наоми, так что прямо сейчас ты проецируешь, и не в хорошем смысле.

– Ты тоже меня не знаешь!

– Но я хочу узнать тебя.

Его слова висят между нами, как безмолвная молитва, проникая и требуя большего. Меня охватывает дрожь по телу, и это не имеет ничего общего с тем, насколько я была взвинчен пару минут назад.

– Почему?
– бормочу я, прежде чем успеваю остановиться.

– Почему что?

– Почему ты хочешь узнать меня получше?

– Почему нет?

– Не играй со мной.

– Я даже не начал играть с тобой. Когда я это сделаю, ты обязательно это почувствуешь. На данный момент я просто говорю тебе правду, но если твоя низкая самооценка не позволяет тебе признать это, это на твоей совести.

Неужели этот ублюдок пришел сюда с такой речью, чтобы залезть мне в голову? Если это так, то, как ни удивительно, он преуспевает.

Он встает, и мне требуется все мое мужество, чтобы не отпрянуть назад. Вблизи его рост более заметен. Как будто его высокие ноги тянутся на многие мили, а широкие плечи поглощают пространство.

По сравнению с этим я похожа на крошечного карлика.

Не совсем, но вроде того. И серьезно, какого черта я ценю разницу в росте и телосложении? Почему я думаю, что он мог бы одолеть меня в мгновение ока?

Я не должна.

Я действительно, действительно не должна.

Глубоко вдыхая, я призываю свою внутреннюю феминистку выбросить из головы всю черную магию, которая сейчас держит мой разум в заложниках.

– Что ты делаешь?
– Я требую.

– Забираю свой выигрыш.

Я скрещиваю руки на груди, чтобы они перестали ерзать.

– Во-первых, я не была согласна на это пари.

– Ты все равно согласилась с этим.

– Это все равно не считается.

– Да, это имеет значение.

С каждым словом он приближается ко мне, пока не возвышается надо мной.

– Ты собираешься это сделать или мне остаться здесь на всю ночь?

– Ты... не можешь этого сделать.

– Я надеюсь, у тебя найдется место для меня в твоей постели.
– Он подмигивает.
– Я могу много двигаться ночью.