Красный олигарх

Намек был понят мгновенно. После Версальского договора Германии запрещалось производить броню для военной техники. Но никто не мог запретить выпуск стали для тракторов.

— Любопытно, — Шмидт снял пенсне, принялся протирать стекла батистовым платком. — А что вам нужно взамен?

— Технологии производства специальных сплавов. Официально — для мирных целей. Неофициально… — я сделал паузу. — Неофициально нам интересен весь спектр возможностей.

Он кивнул:

— Понимаю. Но как быть с ограничениями на поставку оборудования в СССР?

— У меня есть схема, — я достал еще один документ. — Через латвийские фирмы. Все легально, просто немного сложная структура собственности.

Следующий час мы обсуждали детали. Я намеренно не форсировал события. Пусть привыкнет, проникнется доверием. В конце концов, немцы ценят постепенность.

— Что ж, — Шмидт убрал документы в свой портфель из телячьей кожи, — предложение интересное. Я обсужу его с партнерами. Но… — он помедлил, — как быть с гарантиями?

Я улыбнулся:

— У меня есть счет в швейцарском банке. Можем оформить аккредитив под конкретные поставки. И еще… — я достал последний козырь, — у нас есть возможность производить опытные образцы без лишнего внимания. Если вам понадобится испытать какие-то новые разработки, мы постараемся решить вопрос самым лучшим образом.

В глазах собеседника мелькнуло понимание. Возможность тайно испытывать военную технику была для немцев бесценной.

Когда мы прощались, Шмидт неожиданно спросил:

— А вы знаете, что мой отец хранит ту кабанью голову в своем кабинете? Говорит, это напоминание о том, что русские умеют удивлять.

Я рассмеялся:

— Передайте ему, что традиции живы. И мы по-прежнему полны сюрпризов.

Выйдя на улицу, я поднял воротник пальто. Моросил мелкий дождь, но на душе было тепло. Первый контакт состоялся.

В кармане лежала визитная карточка Шмидта с карандашной пометкой. Дата следующей встречи, уже в Берлине. План начинал работать.

Сразу после встречи я, не мешкая, отправился на вокзал. У меня нет времени осматривать достопримечательности. Пока не изобрели магистральные лайнеры, придется тащиться на поездах. У меня пока еще ничего не налажено в Москве, чтобы наслаждаться рижскими красотами.

Международный вагон «Рига-Москва» мерно покачивался на стыках рельсов. За окном моросил холодный октябрьский дождь, размывая унылый пейзаж — голые поля, облетевшие березы, низкое балтийское небо.

После недавнего скандала с высылкой советского торгпреда из Латвии за «подрывную деятельность» пассажиров в вагоне немного. Дипломатические отношения оказались на грани разрыва, но в этом была и своя выгода. Меньше лишних глаз.

Я сидел в купе первого класса, отделанном темным полированным деревом. На откидном столике лежали документы, привезенные из Риги. Договоры, банковские выписки, схемы поставок оборудования. Рядом примостился свежий номер «Rigasche Rundschau» и потрепанный блокнот в сафьяновом переплете.

Мысли невольно возвращались к заводским делам. Нужно срочно начинать модернизацию мартеновского цеха. Немецкие печи выработали ресурс, а новые коломенские еще не опробованы.

Молодой конструктор Сорокин предлагает интересную схему с регенерацией тепла, но старые мастера упираются. Типичный конфликт поколений.

И это только техническая сторона. Главное — правильно выстроить отношения с властью. ВСНХ требует увеличения выпуска, профсоюз — повышения зарплат, местные партийцы — больше отчислений на социальные нужды. А ведь еще нужно найти деньги на новое оборудование.

В девяностых было проще. Взял кредит, купил завод, модернизировал производство. Сейчас каждый шаг требует сложных комбинаций. С другой стороны, опыт выживания в лихие времена очень пригождается.

Я достал из портфеля последние производственные сводки. Цифры говорили о многом. Падение производительности на старых агрегатах, рост брака, увеличение расхода топлива. Без серьезной реконструкции завод долго не протянет.

За окном мелькали пригороды Двинска. Проводник в форменной тужурке «Международного общества спальных вагонов» прошел по коридору, предупреждая о предстоящей длительной стоянке. В купе становилось душно.

Около семи вечера я решил пройти в вагон-ресторан. Хотелось размять ноги и поужинать. С утра ничего не ел, занятый переговорами в банке.

Глава 8 Мудрый оракул

Вагон-ресторан встретил меня атмосферой давно ушедшей эпохи. Дубовые панели стен, начищенные медные светильники, белоснежные крахмальные скатерти. На столиках поблескивали серебряные приборы «Фраже» и хрустальные графины.

Почти все места заняты. У окон расположилась шумная компания латышских коммерсантов, в углу степенно ужинали две дамы в строгих английских костюмах, явно из торгпредства. Единственный свободный столик оказался рядом с пожилым господином, полностью погруженным в чтение немецкой газеты.

— Позволите присесть? — спросил я. — Кажется, все остальные места заняты.

Он оторвался от газеты и внимательно посмотрел на меня поверх золотого пенсне, закрепленного на черной ленте. Высокий лоб мыслителя, аккуратно подстриженная седая бородка клинышком, безупречный костюм-тройка довоенного кроя. Во всем его облике чувствовалась порода — так выглядели профессора старой школы на фотографиях в отцовском альбоме.

— Разумеется, прошу вас, — он говорил на чистейшем русском с легким академическим выговором. — В дороге приятнее ужинать в компании. Величковский Николай Александрович.

— Краснов Леонид Иванович, — представился я, присаживаясь.

Официант в белой куртке с медными пуговицами принес меню, настоящую ресторанную карту с витиеватым шрифтом и виньетками. Пока я выбирал между бефстрогановым и котлетами по-киевски, мой сосед аккуратно сложил газету.

— Интересуетесь немецкой прессой? — спросил я, заметив знакомый логотип «Rigasche Rundschau».

— Привычка многих лет, — он слегка улыбнулся. — В Политехникуме без знания технической периодики было не обойтись. Особенно когда речь шла о металлургии.

Я невольно насторожился. Специалист по металлургии? Это могло быть интересно.

— Вы преподавали в Рижском политехникуме?

— Двадцать пять лет, — кивнул он. — До самой войны. Потом пришлось уехать. Сначала в Германию, затем в Швецию. Там тоже читал лекции. А сейчас вот решил вернуться. Все-таки дома и стены помогают.

Официант принес дымящийся бульон в фарфоровых чашках «Товарищества М. С. Кузнецова». От запаха домашней лапши и укропа защемило сердце.

Так пахло в детстве на дачах в Малаховке. Воспоминания прежнего Краснова теперь стали моими.