Красный олигарх

Нарком поднял голову от бумаг, его взгляд стал задумчивым. Я понял, сейчас лучше не давить. Пусть сам примет решение, взвесив все обстоятельства.

Орджоникидзе медленно собрал документы в стопку:

— Что ж, товарищи… — он обвел всех внимательным взглядом. — Вопрос серьезный. Затрагивает не только технические аспекты, но и организацию всей промышленности.

Он поправил орден на кителе:

— Оставьте все материалы. Я детально ознакомлюсь. — Его взгляд остановился на мне. — Через неделю жду вас с полным планом перевооружения производства. И… — он помедлил, — с предложениями по общей схеме работы частных предприятий на оборонный заказ.

Я понял, что это реальный шанс на победу. Орджоникидзе хочет видеть не только решение конкретной проблемы, но и общую перспективу.

— Все свободны, — нарком встал, давая понять, что разговор окончен. — Орлов, задержитесь на минуту.

Когда мы вышли из кабинета, Сорокин шумно выдохнул:

— Леонид Иванович, как думаете, получится?

— Думаю, — я понизил голос, — у нас есть неделя, чтобы подготовить такое предложение, от которого будет трудно отказаться.

В вестибюле ЦКК было по-прежнему людно. Но теперь эта суета казалась уже не такой тревожной. Мы быстро вышли из здания.

— В завод, Степан, — скомандовал я, садясь в машину. — У нас много работы.

После встречи с Орджоникидзе день прошел в лихорадочной работе. Сорокин засел за подготовку подробных технических расчетов, я провел три совещания подряд по плану модернизации производства.

Уже под вечер, когда я просматривал последние документы, в кабинет вошел Головачев:

— Леонид Иванович, записка от Глушкова. Говорит, срочное.

На клочке бумаги карандашом было написано всего несколько слов: «Есть важная информация по К. Нужна встреча. Чайная в пять»

Я взглянул на английские часы «Хендерсон», уже без четверти пять. Если Глушков использовал такой способ связи, значит, дело действительно серьезное.

— Степан еще не уехал? — спросил я секретаря.

— Ждет во дворе.

— Хорошо, — я надел потертый френч. В заводской чайной не стоило появляться в слишком официальном виде. — Тогда я выезжаю.

«Бьюик» медленно катил по вечерним улицам. Я размышлял над ситуацией. Глушков не из тех, кто поднимает тревогу по пустякам. Если он просит о срочной встрече, значит, раскопал что-то действительно важное.

Заводская чайная встретила запахами щей и свежевыпеченного хлеба. В этот поздний час посетителей почти не было, только пара рабочих у дальнего окна да старый кладовщик, дремлющий над остывшим чаем.

Глушков уже ждал за обычным столиком в углу. Я отметил, как он машинально трет переносицу, верный признак важных новостей.

— Леонид Иванович, — он говорил, почти не разжимая губ, — есть интересный человек у Крестовского. Николай Петрович Колосов, заместитель по производству. Вернее, уже бывший заместитель.

Я кивнул пожилой буфетчице, молча поставившей перед нами два стакана чая в мельхиоровых подстаканниках:

— Рассказывайте.

— Три дня назад Крестовский устроил ему форменный разнос на техническом совете, — Глушков понизил голос. — При всех главных инженерах, при военпреде. За якобы срыв поставок оборудования из Германии.

Он достал измятую папиросу:

— А на самом деле Колосов обнаружил приписки в контрактах. Завышение стоимости в полтора раза, липовые накладные, двойная бухгалтерия. Попытался доложить Крестовскому с глазу на глаз.

— И?

— Тот взбесился. Отстранил от должности, перевел в рядовые инженеры. А все наработки Колосова по модернизации производства передал своему племяннику, только что из Промакадемии.

Я отхлебнул горячий чай, внимательно наблюдая за Глушковым. Его обычно невозмутимое лицо выражало искреннее возмущение, значит, история задела за живое.

— Это еще не все, — он наклонился ближе. — Колосов двадцать лет на заводе. Все производство на нем держалось. А Крестовский приказал освободить заводскую квартиру в течение недели. У человека больная жена, двое детей.

За окном проскрипел трамвай. Я обдумывал услышанное. Такой человек — находка. Знает все внутренние схемы, имеет документы, унижен и оскорблен.

— Как вы на него вышли? — спросил я, внимательно глядя на Глушкова. Надо все проверить. Крестовский не дурак, может подставить липу. В которую я попадусь, как придурок.

Мой помощник усмехнулся:

— Случайно вышло. В пивной на Маросейке. Знаете, где напротив часовой мастерской? Там у нас… — он слегка замялся, — свой человек буфетчиком работает. Докладывает, кто из инженеров Крестовского заходит, о чем говорят.

Глушков отхлебнул остывший чай:

— Позавчера Колосов засиделся там допоздна. Один, без компании, это необычно. Раньше он вообще почти не пил. Ну, мой человек разговорил его потихоньку. А когда тот понял, что слушатель попался понимающий, даже обрадовался.

— Сам все рассказал?

— Прорвало его. Два часа говорил, все из души выплескивал. Про унижение на совете, про племянника-выскочку, про двойную бухгалтерию. И главное, про дневник свой проговорился. Двадцать лет записей, представляете?

Я кивнул. Грамотная агентурная работа, держать людей в пивных, где инженеры расслабляются после работы.

— Что сам Колосов?

— Сломлен, — Глушков покачал головой. — Но… — он сделал паузу, — есть одна деталь. Он все эти годы вел личный дневник. Записывал все махинации, все подозрительные сделки. Для подстраховки.

Я понимающе кивнул. В девяностых я тоже встречал таких педантичных технарей старой школы — они фиксировали каждую мелочь, каждое нарушение.

— И где сейчас эти записи?

— В надежном месте, — Глушков усмехнулся. — В сейфе у шурина в Мосгорбанке. На случай, если Крестовский решит устроить обыск.

— Как думаете, пойдет на контакт?

Глушков задумался, разглядывая пар над стаканом:

— Если правильно подойти… Он человек старой закалки, из инженеров еще земского времени. Для него репутация завода — не пустой звук. А то, что творит Крестовский, ни в какие ворота не лезет.

— Где можно с ним встретиться? Только не здесь.

— Есть одно место, — Глушков понизил голос до шепота. — Он каждый вечер гуляет в сквере у Чистых прудов. Доктор прописал моцион для сердца. Между семью и восемью.