Крепостной шпион
Шрифт:
Сердце Василия Макарова, как он не уговаривал себя, билось сильнее нежели при штыковой атаке, когда неприятель превосходил числом втрое, и шансов остаться живым почти не было.
Парадная дверь распахнулась. Перед глазами офицера потемнело, и он с трудом ориентировался куда ставить ногу. Сверкающие солнцем зеркала вокруг совсем сбивали его.
— Прошу вас, — камердинер, наряженный в синюю узкую ливрею и огромный напудренный парик с круглыми буклями, растворил перед Василием следующую дверь и сказал: — Его Превосходительство Константин Эммануилович готовы принять Вас. Пожалуйста, за мной.
Василий
Чудо не произошло.
Бурса принял молодого офицера у себя в кабинете. Он был вежлив, а ирония хозяина дома лишь только чуть проскальзывала в его взгляде.
— Я прошу руки Вашей племянницы, — после официального представления, с трудом ворочая языком, выдавил из себя молодой офицер. — Я понимаю всю неожиданность моих слов, может быть, их абсурдность…
Он сбился на полуслове и с ужасом понял, что лицо его теперь совершенно обескровлено, бело как лист бумаги, что руки дрожат, а подошвы сапог накрепко приклеились к паркетном полу.
— Ну, от чего же абсурдность сразу? — искренне улыбнулся Бурса. — Я не возражаю. Женитесь на Анне. Вы — боевой офицер, симпатичный молодой человек, почему же неожиданность. Девушке исполняется 18, напротив, так должно быть. Собственно, Вы первый, кто просит у меня её руки.
— Значит Вы… — Василий непроизвольно шагнул к столу, за которым сидел Бурса, и при этом зачем-то схватился за рукоять своей сабли. — Значит, вы даёте согласие?
— Я не против, — подтвердил Бурса, и тут же добавил: — но, хорошо бы у девушки сначала спросить. Она совершенно свободна в своём выборе, я здесь не указ. Так, что рекомендую обратиться в первую инстанцию. Анна Владиславовна согласна?
— Виноват, Ваше Превосходительство, — Василий опять почти потерял голос, — но я не говорил с ней об этом.
— Как же так, не говорили?
— Простите! Не имел чести быть представленным Анне Владиславовне. Не знаком.
От только что лукавого, доброжелательного выражения лица Константина Эммануиловича не осталось и следа. Бурса чуть не поперхнулся от удивления.
— Так когда же вы успели принять столь важное решение?
— Видел, — отступая на шаг и сильнее сдавливая рукоять сабли, проговорил Василий. — Видел только.
Он чувствовал, что по лицу его бежит холодная капелька пота.
— Странно. Странно, молодой человек.
Давая понять, что визит окончен, Бурса взялся за лежащие перед ним на столе какие-то исписанные листы.
— Что-то я не припомню, чтобы Вы посещали нас. — Бурса ногтем откинул крышечку бронзовой чернильницы и обмакнул перо. — Вы её в окно, что ли, видели?
Он что-то уже быстро записывал. Делал пометки на полях, менял листы.
Штора на окне была приспущена и в лёгком полумраке нужно было обладать великолепным зрением, чтобы прочитать хоть что-то.
— Ну, так Вы не ответили, молодой человек, — Бурса по-прежнему не смотрел на своего гостя. — В окно Вы Анечку видели? Признавайтесь. Заметили тонкий силуэт за шторой и сразу влюбились?
Он что-то жирно зачеркнул, и опять обмакнул перо.
— Признавайтесь, я прав?
— Силуэт, —
повторил за ним Василий.Он не мог признаться в своём ночном визите, как не мог справиться с неутихающим волнением.
— Так вы считаете, я должен у неё спросить?
— Конечно.
Бурса опять что-то с удовольствием зачеркнул, щёлкнул пальцами, бросил перо и, отодвинув кресло, легко поднялся из-за стола.
— Пойдёмте, я представлю вас друг другу.
Он усмехнулся тихонечко:
— Жених!
Вслед за Бурой, Василий Макаров спустился в гостиную. Солнце стояло против окон и так сильно отражалось в полировках и зеркалах, что взволнованный поручик снова почти ослеп. Он задохнулся, когда узкие двустворчатые двери с треском распахнулись, и прямо перед ним возникла девушка. Позже, Василий даже не смог точно сказать — какого цвета было на ней платье. Остался в памяти только её шарф, украшенный дорогой вышивкой и бахромой. Узоры вышивки повторялись в украшении причёски, на рукавах и на юбке.
— Позвольте представить Вам, Анна Владиславовна, — сказал Бурса, — э-эм, молодого героя.
Анна сделала кокетливый реверанс. Голубые глаза её искрились ехидством и, повернув довольно невежливо головку, оценила себя в зеркале.
— Извините, — сказала она, нарочито жеманным голосом, — я не знала, что у нас гости в такой ранний час.
— Макаров… Василий, — запинаясь, отрапортовал несчастный офицер, — поручик лейб-гвардии Измайловского полка.
— Руки твоей просит, — сказал Бурса, изобразив деловитое выражение лица, улыбнулся племяннице. — Ангел мой, прошу от всего сердца, не обижай человека, не отказывай сразу.
— Сватается? — по лицу девушки скользнула тень.
В памяти непроизвольно всплыл обрывок случайно подслушанного разговора.
Набрав полную грудь воздуха, и уже совершенно не помня себя, Василий как во сне проговорил:
— Я люблю Вас Анна! Я прошу, Вас стать моей женой.
— Вот так, сразу? — спросила девушка, и, подобрав юбки, опустилась в кресло. — А вы любите меня значит? Любопытно, когда же Вы успели меня полюбить?
— Люблю, — выдавил Василий.
— Всеми силами сердца любите? — глаза Анны сверкнули жестковатым холодным пламенем.
Василий хотел продолжать свою линию, но не справился с дыханием, поперхнулся и закашлял.
— Завидую Вам, — сказала девушка примитивным тоном. — Я никогда ещё никого не любила, завидую. Но ответить на ваше предложение я, конечно, не могу. Я хочу узнать Вас сначала. Но раз уж дядюшка просит, надежду я вас отнимать не стану.
Она протянула для поцелуя свою тонкую руку.
— Приходите, я приглашаю Вас на праздник. Послезавтра мне исполняется 18 лет. Приходите, поручик. А сейчас прощайте.
В тот же вечер в доме на Конюшенной было назначено очередное собрание тайного общества. Секретарь Бурсы — Сергей Филиппович Штейнгарт — сильно волновался. Полгода назад молодой дворянин, включённый в Нижний список общества «Пятиугольник», он давал клятву на Библии и позже послушно, не задавая вопросов, выполнял любые поручения. Несколько же дней назад он закончил испытательный срок и был удостоен включение в Верхний список, что давало ему как право присутствия на собраниях и участия в обрядах, так и право голоса.