Крещение огнем. Алтарь победы

Так хотелось свежего ветра, способного разогнать туман! Но склеротические советские вожди выжили из ума. Их духовным отцом был всесильный марксист-идеолог Суслов, говоривший старческим фальцетом. Во время демонстраций он, стоя на трибуне Мавзолея, пытался приветствовать трудящихся взмахами руки. Но не мог поднять ее выше уровня впалой груди. Фантазия этих идеологов не шла дальше повторения одних и тех примеров: полет Гагарина, атомный ледокол «Ленин». Они словно не замечали, что с тех пор прошли годы, и жизнь ушла далеко вперед…

Сергей учился в одесской школе, и большинство воспоминаний о тех годах связывалось у него с нею. Едва ли не самой заметной фигурой в ней был Пигмей – наглый, здоровый детина. Он был сыном то ли завмага, то ли директора бензоколонки, имея все – фирменные вельветовые джинсы, серебристые куртки на «молниях», майки с американскими орлами. Такая публика не скрывала своего презрения к тем, кто учился и читал книги: «Чем ты ученее – тем беднее». И брежневские времена чуть ли не каждым своим днем подтверждала эту «мудрость». На сцену выступал вор, торгаш. Молодежь сбивалась в полууголовные стаи, все хотели «делать деньги» и «жить». Рестораны и бары влекли их больше, чем чахнущие аэроклубы и клубы юных техников.

Сергей до сих пор сгорал от стыда, вспоминая, как дети клянчили у иностранцев жвачки, дурацкие пластиковые пакеты с надписями «Монтана». Млели от счастья, раздобыв потрепанную, одноразовую ветровку с дурацкой надписью «Санни Бой». Над всем этим витал хрип Высоцкого и бренчание его гитары, и звучал целый хор его эпигонов-«блатарей».

По киноэкранам шествовал герой хита Эльдара Рязанова «Служебный роман» – хлипкий очкарик-неудачник, вечно неуверенный в себе. Карлик, ничтожный лилипут. Нищие духом и слабые телом заполоняли экран, с которого напрочь исчез русский Герой. «Семнадцать мгновений весны» воспитывали уважение к подтянутым, аккуратным немцам. Неистовствовал Марк Захаров, выплескивая на зрителей сказки с яркими одеждами и любовью среди роскоши на фоне серости советских городов. Экран занимали евреи, евреи, евреи. Воспевая все тех же «маленьких людей» с их ничтожными страстями. А «Белое солнце пустыни» показывали раз в пять лет.

И рядом с этой людской жижей тихо чавкала интеллигентская грязь. Многолетняя политика советских послесталинских вождей, когда инженер стал ниже рабочего, а врач зарабатывал меньше водителя троллейбуса, давала себя знать. Институты и университеты заполоняло новое племя.

Эти учились уже кое-как, отдаваясь «кэвеэнам» и капустникам, бесконечным вечеринкам с гитарами и бормотухой. Эпоха плодила врачей, которые путали грипп с желтухой, но зато хорошо умели ставить палатки и разжигать костры в турпоходах. Инженеров, не знающих закона Ома, но зато сочиняющих стихи и поющих их под гитару. «Самодеятельная песня» распространялась, как эпидемия. Родился тип интеллигентика – с всклокоченной грязной бородой и лохматой, нечесаной шевелюрой, в грязном, растянутом свитере, облегающем рыхлое тело. И его жены: некрашеного, черт знает как одетого чучела, кормящего муженька вареной колбасой и яичницей. Они слушали запиленные пластинки с завываниями Булата Окуджавы, ночами ловили «Голос Америки» и читали самиздатов–ское варево из бредней, выдававшихся за «индийскую йогу» и солженицынского брюзжания.

Вот почему Сергей так страстно желал убить проклятые 1970-е, отказывая себе во сне и отдыхе. Самым большим преступлением коммунистов было превращение великого народа в «население», в «электорат», чьими богами были Жвачка и Джинсы. Давать этому «населению» право избирать правителей страны, как того хотел арестованный в 1987-м Горбачев, было бы величайшим преступлением, концом Империи. Гибелью шансов на ее подъем и новый расцвет. Сначала надо было вылечить эту несчастную массу, привнести в нее динамизм и дерзость. Возвратить национальную гордость и уважение к настоящему творчеству. Предстояло пропустить эту массу сквозь множество фильтров, добыв из вязкой, инертной грязи крупицы молодого, героического, здорового. Вынести наверх Людей, а не человечишек. Так, чтобы великолепный меч Империи снова взяла мускулистая, державная рука.

Убить промозглые, водянистые, гнилые семидесятые! Сергей провел ладонью по лицу. Чтобы это сделать, он уже несколько лет создавал новый Большой Стиль Империи. Теперь каждый фильм или книга, видеоклипы, газеты и даже детские игрушки должны ежесекундно напоминать о мощи Тысячелетнего Третьего Рима, о его героях и истории. Для этого в руках Сергея концентрировалось управление кинематографом, радио и телевидением, прессой и образованием, книгоиздательством и искусством. Главное – оттеснить прочь тупых «охранителей идеологии», серых марксистско-ленинских пропагандистов, чьи «усилия» сделали больше, нежели десять ЦРУ. Эти смогли утопить историю страны, ее героев и ее цивилизацию в такой серой, мертвящей скуке, что русские сами отшатнулись от национальных святынь. А вместе с этими «марксистами» от дела отшили многочисленную, ни во что не верящую интеллигентщину. Этих слушателей «Голоса Америки» и читателей «Литературной газеты», которые готовы были стряпать все, что угодно, по заказу из ЦК КПСС нужно было довести до вымирания.

Удалось собрать сонм ярчайших, поистине имперских личностей. Юрий Воробьевский рассказывал о православии и войне против него Запада, о темных сатанинских и масонских культах, об оккультных корнях гитлеризма и современной демократии. Вместе с Александром Крутовым они создали центр «Русский Дом», издавая журнал, производя десятки ярких книг и телепередач, документальных фильмов и учебников. Александр Дугин вводил людей в тайны науки геополитики и в секреты тайных обществ, рассказывал о конфликтах цивилизаций и грандиозных проектах Третьего Рима.

Александр Проханов воспевал буквально термоядерный синтез русской технократии с православными традициями. В фильмах, книгах и статьях, которые рассылались по сотням имперских газет. Антон Суриков, основав ИНОБИС, Институт оборонных исследований, чертил новые контуры импер–ской политики. Репортажи и расследования Александра Невзорова потрясали воображение. Книги Федора Шахмагонова вели людей в захватывающий мир русской истории, а его работы о великих битвах шестисотлетней давности читались, словно волнующие репортажи. Казалось, исчезали века, отделяющие читателя от событий, история начинала дышать в лицо. Становилась яркой, словно едва минувший день.

А рядом с ними возникала плеяда совершенно новых писателей и кинематографистов. Отброшена прочь «михалковская мафия», к черту послан писатель Ляндрис, известный всем под псевдонимом «Юлиан Семенов». На страницах новой волны произведений русские сходились в схватках с американскими истребителями, испытывали захватывающие приключения на краях океанических разломов, вступали в единоборство с тайными и могущественными обществами. Колоссально приблизилась и была переосмыслена Великая Отечественная. В литературных приключениях реальные события виртуозно сплавлялись с вымыслами. Мы сражались с силами Черной цивилизации, связанной с таинственными и зловещими силами Зла, сокрытыми под базальтовыми толщами в недрах Тибетских гор. Обнаруживали и уничтожали последние убежища гитлеровцев в Антарктиде, беря штурмом скрытые ракетно-ядерные базы и пещерные гавани субмарин, с помощью которых бонзы Черной цивилизации пытались спровоцировать термоядерную войну между США и СССР. Русские пробивались к центру Земли, искали древнеарийские сокровища.

Новые люди за несколько лет взметнули, переворошили, изменили общественное сознание. Еще пять лет – и в жизнь войдет совершенно новое, пламенно-имперское поколение молодежи. Сергей знал, как злобно ворчит на кухнях прежняя «творческая интеллигенция», столько лет процветавшая на производстве убожества. Как она клянет его за «убийство духовности». Да, советская классика дала не так уж много имперских произведений. Но и русская дореволюционная – тоже. Толстой создал образ русского – тихого олигофрена Платона Каратаева. Тургенев и Достоевский делали героями неприкаянных неврастеников. Салтыков-Щедрин превращал русскую историю в скопище монстров. Удивительные подвиги и приключения современных им Кавказских и Турецких войн прошли почти бесследно для этих слабонервных русских бар с завиральными идеями. Так, будто они сами боялись всего дерзкого, героического. И потому приходилось прибегать к тому, что напыщенные интеллигенты считали «низким стилем».

Иногда Сергею казалось, что они с товарищами запустили руки в мягкую глину и теперь лепят из нее что-то совершенно новое, совершенное. Которое еще будет обожжено, приобретя резкие, отточенные формы. А самое главное – твердость. Твердость, которую так стремительно терял враг нашего народа – Североатлантида, которую за пятьдесят минувших лет словно поразил какой-то разрушительный вирус.

Пусть так! Пусть они становятся гнилой жижей. Русские же должны обрести силу, отвернувшись от Запада. Вот почему при Верховном главной целью сделали воспитание Имперского Человека – водителя эскадрилий космопланов, покорителя океанских глубин и других планет, воина и строителя. Страна покрывалась сетью монастырей – учебных центров, кадетских и гардемаринских корпусов, военно-спортивных и технических клубов. Обучение в средней школе разделялось: появились заведения для мальчиков и девочек. Ведь мужчин должны воспитывать как мужчин. Мужчины-учителя, которым Новая Империя платила хорошо, превратив их в гордую касту Творцов Будущего. Уходили в прошлое советские педагоги: несчастные бабы с неудавшейся личной жизнью и нищенскими заработками. Дети воспитывались в чисто арийских, древних идеалах, когда сила ума сопрягалась с физическим совершенством. Ведь только такие люди были свободны от подсознательной ненависти к сильной Империи и к героям, только такие ребята могли претендовать на звание имперской расы повелителей. И пусть с интеллигентских кухонь злобно шипели, поминая воспитание псов из «Скотного двора» Оруэлла, пусть судачат о «внутренней партии» и «1984-м»… Пусть…