Крещение Руси
Шрифт:
Хроника Георгия Амартола (Временник Георгия Монаха) говорит: «Услышав о творимых Максентием в Риме неслыханных злодействах и просьбу о нем от римлян получив, пошел (Константин – Авт.) на него войной. И, ЗНАМЕНИЕ КРЕСТНОЕ СВЕТОЗАРНОЕ на небе увидев с надписью: «Сим побеждай», тотчас СДЕЛАЛ ИЗОБРАЖЕНИЕ На ПРИПАЯННЫХ К ЗОЛОТУ КАМНЯХ; И ПРИКРЕПИВ НА КОПЬЕ, повелел быть водителем своего войска. Так он [победил] Максентия и в реку вооруженного вверг. И так вошел в Рим и завладел им, а Максентий, преследуемый, утонул в реке. Об этом и многознающий Евсевий сказал: На них тут же ясно исполнилось: «КОЛЕСНИЦЫ ФАРАОНОВЫ и силу их вверг в море…» (Исх 15:4–5)» [2], с. 264.
Текст Георгия Амартола довольно туманный. Он говорит, что на небе явилось некое «знамение крестное светозарное». Затем было сделано его изображение якобы «на припаянных к золоту камнях» (?). Как это понимать – не совсем ясно.
Вот что сообщает
Рис. 3.43 Лабарум Константина, как его принято изображать в христианской традиции. Взято из [135].
Зададимся вопросом: откуда возникло название Labarum? С ним у комментаторов связана «проблема». Причем – непростая. Оказывается, данное слово не греческое и не латинское. В. В. Болотов считает, что оно «принадлежит баскам, жителям Пиренеев… буквальное значение его, вероятно, – «знамя»» [18], т. 3, с. 11. Таким образом, и в языке басков слова Labarum уверенно найти не удается. Иначе бы В. В. Болотов не написал, что перевод «вероятно», такой-то. А сказал бы точнее.
Но тогда возникает мысль, что символ на шлеме, то есть на ЛБУ, могли назвать по-русски ЛОБАРЬ. Что потом превратилось в «античное» Labarum. Если так, то данное название возникло достаточно поз дно. Уже тогда, когда было забыто о пушках и летописцы заменили их на изображение креста на шлеме Константина. То есть на лбу. Наша мысль о происхождении слова ЛАБАРУМ от ЛОБАРЬ подтверждается тем, что, например, в старой книге «Книга о побоищи Мамая…» сказано следующее: «Сергий преподобный заразъ казалъ тымъ рыцеромъ сведомымъ наготоватися и казалъ имъ въместо ПРИЛБИЦЫ (то есть шлема – Авт.) схиму з крестомъ на голове носити» [83], с. 352. Таким образом, воинский шлем назывался также ПРИЛБИЦА или ПРИЛОБИЦА, то при ПРИ+ЛОБ, «при лбу» или «прикрывающий лоб, голову». В слегка искаженном произношении получился «очень античный» ЛАБАРУМ = ЛОБАРЬ.
Возможно и другое объяснение. Может быть, даже более вероятное. Вспомним, что крест Христа был воздвигнут на Голгофе, то есть на ЛОБНОМ месте. Так Голгофа называется в Евангелиях: «И придя на место, называемое Голгофа, что значит: Лобное место» (Матфей 27:33). «Античное» слово ЛАБАРУМ обозначает, как нам говорят, крест Христа. Но тогда получается, что оно славянское и происходит от слова ЛОБ, ЛОБНОЕ место, ЛОБАРЬ. В смысле – крест, воздвигнутый «на лбу», на Лобном месте.
Сделаем еще одно замечание. Вспомним, что в Куликовской битве участвовали два инока, посланные туда Сергием Радонежским, – ПЕРЕСВЕТ и ОСЛЯБЯ. Как мы теперь понимаем, они были не простыми воинами, а приставлены к новому оружию – пушкам. А потому их имена могли превратиться впоследствии под перьями летописцев в ПРЕСВЕТЛЫЙ ЛАБАРУМ или СВЕТЛЫЙ ЛАБАРУМ – якобы название самой пушки.
На рис. 3.44 приведена картина Пьеро делла Франческа «Сновидение императора Константина». Рядом с ним, как считается, изображен Евсевий, описавший жизнь и деяния Константина Великого. Кстати, Константин изображен бородатым. А вот в «античном» искусстве, с некоторого момента, Константина уже начали представлять безбородым, см., например, рис. 3.45 и рис. 3.46. По-видимому, чтобы затушевать тот факт, что «античные» римские императоры являются фантомными отражениями царейханов Великой = «Монгольской» Империи. Которые обыкновенно носили бороды. Так например, на монете якобы IV века император Диоклетиан изображен бородатым [26], с. 23. Бороду носил император Марк Аврелий (см. известную его конную статую в Риме) [128], с. 9. На рис. 3.47 и рис. 3.48 приведены старинные изображения Лициния, Максенция и Константина Великого из «Всемирной Хроники» Хартмана Шеделя, якобы 1493 года. Все они с бородами.
Рис. 3.44 «Сновидение императора Константина». Пьеро делла
Франческа. Ареццо, церковь Сан Франческо. Взято из [1], илл. 52, с. 40.Рис. 3.45 Обломки статуи-колосса Константина Великого в Капитолийском музее Рима. Здесь Константина изобразили безбородым. Взято из [26], вклейка между с. 112–113. Кстати, чем брились «античные» люди? Железным, медным или бронзовым ножом побриться нельзя (попробуйте!). Нужна тонкая стальная бритва. Но они появились лишь в позднем средневековье.
Рис. 3.46 Константин Великий. Фрагмент скульптуры-колосса в Риме. Капитолийский музей. Высота головы – 2,6 метра. Взято из [26], с. 97.
Рис. 3.47 Старинное изображение Лициния и Максенция из «Всемирной Хроники» Хартмана Шеделя, якобы 1493 года. Взято из [157], лист CXXVII. Отметим, что оба соправителя Константина представлены здесь с христианской символикой. Они держат в руках державу и скипетр, увенчанные христианскими крестами. Отсюда видно, что «язычеством» в то время именовали совсем не то, что подразумевается сегодня. «Язычники» Максенций и Лициний принадлежали, по-видимому, к несколько иному христианскому течению, чем Константин Великий.
Рис. 3.48 Старинное изображение Константина Великого из «Всемирной Хроники» Хартмана Шеделя, якобы 1493 года. Взято из [157], лист CXXIX.
Но вернемся к знамению «Сим победиши!». Вот сокращенный пересказ старинных свидетельств о явлении креста Константину, взятый нами из [26]. «Дальнейшие события зафиксированы со стенографической точностью Евсевием Кесарийским, первым биографом Константина… Константин попросил Евсевия обучить его христианской молитве, а потом, взяв у священника распятие, надолго остался один… День клонился к закату… И вдруг в лагере поднялся шум. Солдаты тыкали пальцами в небо и падали ниц, громко крича: «Знамение Аполлона!» Константин вышел из палатки и увидел на небе ЯРКОЕ СВЕЧЕНИЕ, хорошо заметное на фоне обрамляющих его туч. Узор солнечных лучей, действительно, напоминал эмблему Аполлона… Два основных снопа света перекрещиваются посредине и образуют символ, которому он (Константин – Авт.) только что – впервые в жизни – молился… Ночью он долго не мог заснуть, а потом ему приснился сон: ПАСТУХ… НЕСЕТ ЗНАМЯ, на котором четко начертан тот самый узор, что он сам и его солдаты видели сегодня на закате. Это были две буквы: «Х» и над ней, чуть поменьше, «Р», как бы растущая из перекрестия первой буквы… Пастух тихо… произнес: «Сим победишь»…
Еще не рассвело, когда он (Константин – Авт.) ВЫЗВАЛ МАСТЕРОВ И ПРИКАЗАЛ НЕМЕДЛЕННО СДЕЛАТЬ ЗНАМЯ НЕПРИВЫЧНО БОЛЬШИХ РАЗМЕРОВ. И КРУПНО НАЧЕРТАТЬ НА НЕМ ЗНАК ХРИСТА. К ВЕЧЕРУ ЕМУ ПРИНЕСЛИ ЗНАМЯ. ОНО БЫЛО ИЗГОТОВЛЕНО ИЗ КОПЬЯ и роскошной ткани, неизвестно откуда добытой. На ней драгоценными камнями были вышиты две перекрещивающиеся буквы. Константин распорядился ВЫСТАВИТЬ ЗНАМЯ НА ВИДНОМ МЕСТЕ, чтобы солдаты, глядя на этот знак, могли нацарапать его копию на своих щитах» [26], с. 90–91.
Знамя Константина (по гречески ТЕОСЕМЕЯ) описано в следующих источниках. «О ТЕОСЕМЕЯ существуют три рассказа: Лактанция, Евсевия Кесарийского и Созомена. Руфин, Сократ и Феодорит в счет не идут в данном случае, потому что они передают известия других» [18], т. 3, с. 9.
Вот как описано знамя у Евсевия, а также у Лактанция. Воспользуемся пересказом В. В. Болотова. «Около полудня, когда день склонялся к вечеру (по нашему около трех часов) император увидел выше солнца… знамение креста с надписью: «Сим побеждай» (ТОЭТПС НИКА – hoc vince). Ужас объял его и свиту. Ночью явился ему Христос с крестом же и повелел сделать подобие его и с этим знамением выступить против своих врагов. Утром Константин… призвал художников и повелел им сделать это изображение (labarum). Далее идет описание знамени. Описание сводится к тому же, к чему и рассказ Лактанция. Знамя это водружено было на древке и обведено было золотым венком с драгоценными камнями; на шелковой ткани, прикрепленной к древку, были изображения Константина и сынов его. Монограмма украшала и шлем Константина, а о щитах у Евсевия ничего не говорится» [18], т. 3, с. 11. У Лактанция, напротив, говорится, что знамя было изображено именно на щитах [18], т. 3, с. 9.