Крестовый поход

– А ведь это балки, Федька! – сообразил князь. – Пять этажей, пять полов, каждый настелен поверх толстых бревен. А если бревен несколько, одно за другим, то снаряд рано или поздно в каком-то застрянет. Так, зови мужиков. Я же пока прицелюсь поточнее.

Через четверть часа над слободой прокатилась привычная команда: «Мо-олись!» – и через четыре «Отче наш» грохнул выстрел.

Князь Заозерский сразу кинулся вперед, торопясь выскочить из непроглядного дымного облака, и успел выйти на свет как раз в тот миг, когда в башне что-то сверкнуло настолько ярко, что отблески пробились даже в щели между бревнами. Следом потянулись тонкие белые дымки – и вдруг вся ее верхняя часть прыгнула на несколько саженей к небу, накренилась и посыпалась обратно, но уже не целиком, а тесной грудой бревен, лишь малая часть которых оказалась раскидана далеко по сторонам.

Ватажники, оценив результат первого же выстрела, стали подтягиваться к месту пролома. Пока не торопясь – ведь вал высотой с четырехэтажный дом пока еще никаких шансов для штурма не оставлял. Поди заберись на крутую стену, покрытую ледяной коркой толщиной в ладонь!

Пока Егор выбивал клинья, чтобы опустить прицел на вал, в Полоцке неожиданно зазвенели колокола, словно горожане только сейчас заметили опасность и решили поднять тревогу, а вскоре примчался молодой ватажник, резко поклонился в пояс, взмахнул ладонью над самой землей:

– Княже, полочане мост опустили. Тебя с епископом Симеоном кличут!

– Ну, коли кличут, пойдем послушаем, – поднялся от пушки Егор. – Может, чего интересное услышим?

Новгородский архиепископ тоже не заставил себя ждать, и вскоре Вожников, накинувший поверх доспехов достойную своего звания дорогую шубу, и Симеон, облаченный в красную суконную рясу, в сопровождении двух черных монахов вышли к мосту. За ними, всего в нескольких шагах, сомкнули щиты ватажники, держа наготове копья. Мало ли какую ловушку литва задумала?

Однако из раскрывшихся створок вышли всего пятеро пожилых горожан – простоволосых, босых, одетых в нищие полотняные рубахи. Первый из них держал в руках бархатную подушечку, на которой лежал большущий амбарный ключ. Дойдя до князя, горожане склонили головы:

– Прими ключ от города нашего и покорность Полоцка, князь Егорий Заозерский. О снисхождении тебя просим и милосердии христианском…

– Не беспокойтесь. – Егор с облегчением забрал с подушечки ключ. – Не меч вам принес я, но мир и слово истинное христианское.

Своего наместника князь Заозерский в Полоцке все-таки посадил. Поменял гарнизон, забрав местных воинов, поцеловавших крест на верность, с собой. Поклялись – пусть теперь доказывают. Взял с города небольшой откуп – три рубля со двора – и выгреб весь порох. Впрочем, его нашлось всего три десятка бочонков.

Из Полоцка Егор вернулся к Витебску и, не останавливаясь, двинулся дальше к Орше, добравшись до нее вместе с отдохнувшими после перехода из Новгорода ратями всего за два перехода. Пока многотысячные полки располагались для осады, а архиепископ Симеон призывал перед воротами православных оршан к покаянию и отречению от проклятого митрополитом Витовта, Вожников решил опробовать в деле «сверленую» пушку малого калибра, прицелившись в самую приметную цель: колокольню совсем еще новенькой Ильинской церкви.

Глазомер не подвел. Первый же выстрел угодил в просвет верхнего яруса звонницы, пробив бок верхнего трехсотпудового колокола. Низкий гул прокатился на много верст окрест, и горожане поняли намек совершенно правильно, спустя полчаса открыв ворота и поднеся ключи оборвавшему проповедь на полуслове Симеону.

На третий день рати обложили Могилев, размышлявший два дня. Однако подрыв одной из деревянных башен, грамота митрополита и увещевания ратников из Полоцка склонили чашу весов в пользу князя Заозерского. Он получил еще полста бочонков пороха, полторы тысячи рублей откупа и восемьсот православных ратников, которых сменили за стенами ополченцы, ватажники и ярославские бояре.

Бобруйск оказался крохотной деревянной крепостицей, лишившейся всех башен всего за четыре выстрела, на чем его оборона и окончилась, а вот малозначительный в памяти Егора Слуцк [28] – огромным, размером с Витебск, стольным городом. Хорошо хоть, с деревянными стенами, а потому Вожников рассчитывал на быстрый успех. Однако за несколько длинных переходов его рати успели выдохнуться, и князь дал команду готовиться к долгой осаде.

* * *

Москва встретила литовских союзников колокольным звоном, толпой радостных горожан, распахнутыми воротами и обширным воинским лагерем, раскинувшимся от Яузы до небольшой медницкой слободы [29] , вынесенной из города из-за опасности пожара от плавильных печей. Ратный обоз еще далеко за городом встретил дворцовый постельничий, суетливый и розовощекий боярин Возрин.

28

Слуцк – столица удельного Слуцкого княжества, принадлежавшего знатному роду князей Олельковичей, что претендовали на великокняжеский стол. Великими князьями они не стали, но добились больших успехов в развитии Слуцка. Однако на укреплениях сэкономили.

29

Ныне – Таганская площадь (происходит от названия медного котла «таган», которые в большом количестве изготавливались потом за Таганскими воротами Земляного города).

– Великий князь Василий прощения просит, что сам не выехал, – низко поклонился московский боярин, не слезая с седла. – Недужен он сильно. Однако же к себе на пир приглашает и сам к нему выйдет.

– Что болеет, то печально, – сказал Витовт. – Нечто не сможет в поход с нами выйти?

– Ногами страдает кормилец наш, – не стал скрывать постельничий. – Ходить ему тяжко, однако же в седле он сидит уверенно и полки вести в силах.

– Попробовал бы отказаться! – воскликнул Джелал-ад-Дин, недовольный тем, что на него не обращают внимания. – Враз улуса бы лишился!

Боярин Возрин удивленно глянул на литовского князя, поправил пояс, как бы размышляя: то ли кланяться незнакомому наглецу в халате, то ли рубить его на месте за такие срамные слова?

– Сие со мной хан Джелал-ад-Дин, законный великий хан татарской Орды, – назвал спутника Витовт.

– А-а… – Боярин, развернув плечи, поклонился одной головой, как бы говоря: «Что ты за хан, коли на твоем столе баба восседает?»

Чингизид нахмурился, огрел плетью коня:

– Поехали вперед! Желаю с данником своим побеседовать!

Великий князь Литовский и Русский Витовт ссориться с Василием, великим князем московским, не спешил. Не ко времени пока сие, ему с московскими полками еще не один месяц бок о бок к Сараю идти, может статься, общим строем супротив татар сражаться. Так зачем общее дело с ругани начинать? Вот когда Орда падет, тогда можно будет и счеты свести. А пока… Пока он с ханом не помчался, отстал. Торжественно въехав в Москву, а затем в Кремль, Витовт первым делом повернул к Вознесенскому монастырю, спешился у ворот и, перекрестившись на висящий над ними образ Богородицы, вошел во двор.

– Мир тебе, раб Божий, – встретила его молодая послушница. – Свиту свою снаружи оставь, в обитель все же пришел. Сам за мной ступай.

Витовт вскинул руку, приказывая ближним шляхтичам и боярам слушаться монашки, и отправился за нею через двор. Вошел в низкую дверь, по узкой лестнице поднялся на второй этаж и оказался в просторной горнице с расписными стенами.

– Здравствуй, батюшка! – Софья крепко обняла гостя, прижалась, положив голову отцу на грудь.

Князь тоже обнял свое повзрослевшее дитя, погладил ладонью по голове, как когда-то очень давно, в детстве. Только в детстве от дочери пахло молоком и хлебом, а сегодня – самшитом и ладаном.