Крик Новорождённых
Шрифт:
— Я не думал, что он сможет подобраться ко мне, не то что попасть. А ты?
— Я велел тебе пригнуться, — Гориан пожал плечами. — Я видел, что снежок летит, а ты даже не смотрел в ту сторону.
Ардуций встал и стряхнул снег с плаща. Миррон и Оссакер уже шли к ним.
— Да ладно, — сказал он. — Это же была просто игра.
— Мы проиграли. Хотя не должны были.
— И что, по-твоему, придумал Оссакер? — спросил Ардуций, стараясь сменить тему.
Гориан глядел сердито, но стоило упомянуть о втором мальчике, как выражение его лица изменилось.
— Интересно, — пробормотал он.
Забыв о поражении, Гориан сосредоточил внимание
— Гориан, — прошептал Ардуций, — не надо.
— Эй, Оссакер! — громко сказал Гориан над самым ухом паренька.
Оссакер вздрогнул и остановился, поворачивая голову на звук и хмуря брови. Его глаза, как всегда, безрезультатно всматривались в окружающее. Он мог видеть разницу между светом и темнотой и говорил, что иногда там появляются туманные силуэты — все, этим его зрительные возможности ограничивались. Инфекция, отнявшая у Оссакера зрение, надолго лишила его радости жизни. Горечь несчастья понемногу стала слабеть, но полностью не исчезнет никогда.
— Зачем ты так? — возмутилась Миррон.
— Пускай, — сказал Оссакер баском, у него рано ломался голос. — Жаль, что я не попал в тебя, Гориан.
— Я для тебя слишком умен, — заявил Гориан. Он улыбнулся Миррон, довольный ее яростной реакцией. — Не обращайся с ним как с младенцем. Ты просто сделаешь его еще слабее, чем сейчас.
— Я не слабый, — возразил Оссакер. — Просто слепой.
— И сколько пройдет времени, пока ты не подхватишь еще что-то? И что у тебя откажет тогда? Уши? Рот?
— Прекрати, перестань! — выкрикнула Миррон. — Оставь его в покое.
— Я сам могу о себе позаботиться, — резко сказал Оссакер. Он отпустил руку Миррон и повернулся лицом к Гориану.
Гориан со смехом заплясал вокруг него.
— Тебе меня никогда не поймать, слепой!
Он остановился слева от Оссакера и медленно вытянул руку, собираясь его толкнуть. Оссакер сдвинул брови, потом неспешно поднял руку и схватил Гориана за запястье.
— Я слепой, но это не значит, что я не могу видеть, — негромко проговорил он.
Озорство на лице Гориана мгновенно сменилось любопытством.
— Как ты это сделал?
— А зачем тебе знать? — Оссакер отпустил его руку. — Ведь ты же не слепой.
— Просто скажи мне! — Тон Гориана тут же стал угрожающим.
— Теперь я не такой слабый, да? — Оссакер бросал Гориану вызов, и Ардуций почувствовал, как у него быстрее забилось сердце. — Значит, ты все-таки знаешь не все? И тебе это не нравится.
— Не дразни его! — предостерегла Миррон.
— Ты ведь знаешь, что бывает, когда ты это делаешь, — подхватил Гориан. — Пожалей себя. Оссакер, Оссикер! [1] — Он засмеялся своей неудачной шутке. — Скажи мне.
1
Sicker (англ.) — болеющий, болезный
— Нет, — заявил Оссакер. Он выпрямился и вызывающе устремил взгляд в никуда, развернувшись лицом к Гориану. — Не скажу.
— О, так мы теперь большие, да?
Гориан шагнул вперед и толкнул
Оссакера в грудь. Тот попятился, едва удержавшись на ногах за счет суматошных взмахов руками.— Оставь его, — вмешался Ардуций.
— А что ты можешь сделать? Ударь меня — и сломаешь себе руку. Ты еще слабее, чем он. — Гориан снова переключил внимание на Оссакера. — Некому тебя спасать, слепенький, — и ты даже не будешь знать, откуда я появлюсь в следующий раз. Скажи мне, что ты выучил.
— Нет, — ответил Оссакер, хотя у него в голосе появилась дрожь.
— Прекрати это, Гориан, — повторила Миррон, дергаясь в его сторону.
— Попробуй меня заставить. — Он снова шагнул вперед и слабо шлепнул Оссакера по щеке. — В следующий раз будет сильнее.
Оссакер отшатнулся назад и споткнулся. Гориан стремительно рванулся вперед и схватил его за плечо, удержав на ногах.
— Только я тут могу тебя спасти, Оссакер. — Хватка Гориана была крепкой, пальцы больно впивались Оссакеру в плечо. Гориан оглянулся на Ардуция и Миррон. Ардуций чувствовал, как у него колотится сердце, а к горлу подступает тошнота. Он был бессилен что-либо сделать. — Я лучше вас. Я лучше вас троих вместе взятых.
Гориан застыл, и почти мгновенно воздух вокруг них сделался ледяным. Ардуций увидел, как кожа на его голом предплечье бледнеет, а на перчатке образуется иней. Оссакер вскрикнул и попытался попятиться. Он дергал плечом, скованным ледяной хваткой Гориана, но не мог вырваться. Ардуций метнулся в их сторону, понимая, что должен что-то сделать, и одновременно опасаясь получить травму. Миррон застыла неподвижно, ее губы беззвучно шевелились.
— Скажи мне! — прохрипел Гориан полным угрозы голосом. Ардуцию необходимо было что-то сделать! Сжав зубы, чтобы приготовиться к неизбежной боли, он побежал на Гориана. Его слух заполнили отчаянные крики Оссакера, а в глазах стояло лицо Гориана, на котором отражалось что-то вроде радости от причиняемой им боли.
— Оставь его в покое! — закричал Ардуций.
Гориан обернулся, и на его лице появилось изумление при виде того, кто к нему приближался. У него почти не осталось времени, чтобы отреагировать. И когда Ардуций столкнулся с ним, стараясь отгородиться от более массивного паренька руками, прикрывавшими грудную клетку, он услышал голос Миррон, а потом — как отец Кессиан выкрикивает имя Гориана.
Кессиан уронил голову на руки. Об этом тоже пойдут слухи, как и о каждом крохотном происшествии. И у жителей Вестфаллена появится еще одна причина, чтобы не подпускать сыновей и дочерей к Восходящим. Таким образом, они лишатся их взаимоотношений, столь необходимых всей четверке, чтобы стать полноценными членами общества. Сейчас изоляция влияла на них в мелочах, но в конце концов она царапнет своими когтями по всем сторонам их жизни.
Такое поведение горожан являлось совсем не тем, чего хотел бы добиться Кессиан, и наносило серьезный удар по включению Восходящих в окружающий мир. Если их не смогут принять жители города, которые понимают их лучше других, тогда надежды почти не останется.
Для всех это стало неразрешимым парадоксом. Чтобы прекратить выходки, подобные той, что позволил себе Гориан, необходимо было больше общаться с нормальными молодыми людьми. Общение помогло бы ему и другим Восходящим лучше понять огромную ответственность, которая на них лежит. И тем не менее Кессиан не мог ни в чем обвинить родителей Вестфаллена. Им было страшно, и их детям тоже.