Кристальный шторм

– А теперь ты можешь говорить? – наконец-то рискнула нарушить тишину Люция. – Или, может быть, заклинание Тимофея держит тебя также сильно?

– Я могу, конечно… - голос Мии сбивался и звучал совсем тихо, неуверенный после всего того, что Старейшина сделал с ними. – Мы провели вместе очень мало времени, ещё меньше осталось и сейчас, и я не успею дать тебе дельный совет, но знай, осторожность - твоё главное оружие сейчас, оружие, которое ты не можешь променять на самую сильную на свете магию.

Люция всматривалась в лицо бессмертной, хмурилась, но тон той так и не выдал ничего, кроме беспокойство.

– О чём ты говоришь?

– Пророчество было правдой – его доказывает твоё прибытие. Но мы всё ещё не знаем, что с Миленьей, и… Вдруг Тимофей сделает с тобой то же самое, что делал с нею? Будь с ним осторожна! Вопреки всем его словам, мы не можем верить ему.

Люции так хотелось найти слова, что облегчили бы судьбу Мии, сказать, что Тимофей не коснулся Миленьи и пальцем, а злобная старейшина сама избрала свою судьбу, сама пошла по пути боли и крови… Но распахнулись хрустальные двери, и она не успела проронить и слова.

Они больше не были на первом этаже. Люция миновала ещё одну белоснежную комнату, эта казалась больше всех дворцовых палат. Из окон, огромных, почти на всю стену, она могла видеть прекрасный город, всматриваться в замысловатый лабиринт хрусталя, и видеть зелень там, за холмами.

Люция повернулась, но успела поймать только блеск платья пропавшей Мии. Она рванулась к дверям, но успела лишь прижать ладони к гладкой поверхности в отчаянной попытке вновь отворить их.

– И как же ты оказалась тут, Люция?

Голос Тимофея вынудил её замереть, и медленно повернуться к нему. Он больше не был лишь образом, просто последний Старейшина среди комнаты.

Она не знала, должна ли испытать благоговение от его сил или, может быть, облегчение, или страх?

– Уверена, вы удивлены моим присутствием тут, но…

Тимофей только вскинул пылающую руку, взмахнул запястьем, и она врезалась в противоположную стену. Ноги теперь твёрдо стояли на полу, но к хрусталю её прижимала невидимая, но неимоверно могучая сила, такая, что она не испытывала ещё на себе.

Тимофей вновь повёл рукой, и глаза его вспыхнули жуткой болью и ненавистью, а её ноги оторвались от земли. Он сжимал её горло, лишал дыхания и тянул всё выше и выше.

– Не знаю, какая тьма толкнула тебя сюда, - прорычал он, - но неужели ты полагаешь, что можешь уничтожить меня в моём же городе? Что я не способен себя защитить? Ты глупее всего, что я видел…

– Нет! – слова дались Люции с огромным трудом. – Я… Я не… - она пыталась объясниться, но дыхания не хватало и на несколько слов.

В его выражении лица не было ничего доброго.

– Ты уже вполне ясно высказалась во сне! Ты глупое дитя – ты веришь монстру, а не своим глазам и ушам! А теперь ты ещё и поставила меня в кошмарное положение! Эти бессмертные уверены, что ты – спасение, которое они жаждали много тысяч лет. Они даже не знают, бедняги, что ты не приносишь ничего, кроме разочарования…

Люция ухватилась за обрывки силы, что ещё таились в её руках, и вызвала свою магию. Она сжала кулаки, заставляя пламя заплясать на коже и сорваться с её рук – будто бы тряпичная кукла, внезапно запротестовавшая против того, что творил кукловод. Она помнила уроки Алексиуса – и потянулась к магии Тимофея всем своим естеством, больше не отталкивая её. Могучим рывком она втянула в себя магию воздуха, наполнила ею лёгкие, чувствуя, как её горло вновь отпустили – и магия бессмертного давалась ей так же легко, равно как и ароматы прекрасных роз, что их так много было во всём оранийском саду…

Прошло лишь несколько мгновений, а она вновь ступила на землю, глядя на него с всё той же опаской, и руки её сверкали пламенем.

– Ты причиняешь мне боль… Но я заслужила этого, может быть, и не виню тебя. Но видел ли ты меня мёртвой однажды, или той, что убьёт тебя в своих видениях?

– Я погашу твоё жалкое пламя, - он не обратил внимания на её вопрос. Воздух кружился вокруг его пальцев, будто бы бесконечный вихрь.

– А я отберу у тебя твой воздух, и он сожмёт кольцом твоё горло, прежде чем пламя коснётся кожи.

Теперь уже в его взгляде сияло беспокойство. Осознание страха бессмертного заставило Люцию почувствовать себя ещё увереннее, и пламя на руках её загорелось с удвоенной силой.

– Каян многому научил тебя.

– Большему, чем ты думаешь. А ведь я была уверена, что Старейшина должен знать всё.

– Польщён, если ты думаешь так и сейчас.

– Увы, но нет, - Люция сосредоточилась на мраке, сжавшемся в её душе, и обратила его в пламя. – Но я пришла сюда не за твоей смертью.

Он склонил голову, выражая своё удивление.

– Так зачем же, колдунья? И неужто ты одна, без своего дорогого друга.

Глаза Люции вновь жгло от неожиданных слёз, и она быстро мотнула головой, надеясь сморгнуть их и сдержаться перед старейшиной. Она знала, только сила заставит его ей поверить.

– Каян мёртв, - решительно проронила она. – Я увидела, пусть и не сразу, - кем он являлся на самом деле, я поняла, что он такое. Поняла, что ошибалась. Ошибалась, когда пыталась помочь ему. И я не собиралась позволять ему уничтожить весь этот мир.

Выражение Тимофея не изменилось, даже не дрогнуло.

– Может быть, речь не шла о всём мире, но моя смерть однозначно входила в ваши общие планы.

– Но я пришла не за нею. Ты предупредил меня, и оказался прав, - она скользнула всё ещё пылающей ладонью по поверхности своего кольца. – Если б не оно, от меня бы остался только жалкий прах. Но он разрушил Родича Огня, а потом… Потом я оказалась тут.

Люция говорила слишком быстро – в её слова нельзя было поместить ещё хотя бы несколько звуков, и Тимофей не имел возможности и слова проронить о Каяне. Она рассказывала ему о том, как пылали Запретные Горы в восточной Пелсии, как они искали хрустальный монолит, что прятался под чернотой камней… И он был преисполнен сил, которые так хотел заполучить Каян, чтобы вытащить Тимофея из Убежища. И он представлял, как она осушит его магию, сделает слабым и уязвимым, а Родичи обретут свободу, покинут свои тюрьмы из кристаллов навеки, оживут без Старейшин – и тот больше не посмеет сомкнуть своды тюрем над их головами.

Люция говорила, что жалела Каяна, ведь магию его использовали, саму его суть… А он лишь жаждал обрести свою семью и по-настоящему вкусить счастья.

– Но он хотел не только этого… - голос её стал просто шёпотом, сейчас, когда она уже почти закончила свою историю, сил не осталось и вовсе. – Он видел слабость в смертных людях, и слабость вызывала у него отвращение. Он хотел выжечь её, превратить мир в прах, а потом вновь родить жизнь, чтобы совершенная цивилизация родилась из праха… И остальные Родичи, наверное, разделят его мнение.