Крот Камня
Шрифт:
Однако у самого подножия Камня, куда Триффан и Фиверфью осторожно пробрались, лежала небольшая тень. Вернее, это была даже не тень, просто мягкий сумрак, какой бывает в ясный день под ветвями буков. Камень защищал Фиверфью от прямых лучей.
Здесь и прозвучал первый крик роженицы. Этот крик был совсем не похож на крики обыкновенной кротихи, рожающей в темной норе. Он был особенно громким и сильным, он разнесся по бесплодной системе, его слышали деревья и долины и само небо над Данктоном.
Ее боль отозвалась болью у других, особенно у кротих, которые сами жаждали детей. Весь кротовий
Это поняли Алдер в Шибоде, Уорф, Хеабелл и Сквизбелли в Биченхилле и многие другие.
Это поняли Старлинг и Хит. И сидим Лейт тоже понял. Потрясенный, он не мог отвести глаз от неба. Он никогда не видел такой красоты над Верном.
Поняли Лоррен и Хоум, и даже те, кто родились уже после бегства из Данктона и не знали своей родной системы. Их глаза тоже загорелись радостью, когда они поняли: родился Крот Камня.
Почувствовала это и Хенбейн. И ее сын. Он был темный — в Триффана, но было в нем нечто порочное, унаследованное от Руна. Его звали Люцерн.
— Что это? — спросил он, когда Хенбейн вывела его из Высокого сидима посмотреть на Звезду.
— Это — вызов тебе, мой дорогой Люцерн! Смотри, смотри на этот свет. Ты рожден для того, чтобы погасить его. Этот свет означает Пришествие Крота Камня.
Люцерн смотрел на небо и, в отличие от Лейта, не испытывал страха.
— Я рад, что мне этот свет не нравится, — сказал он.
— Я тоже, мой дорогой, — ответила Хенбейн. — А теперь иди сюда…
Несмотря на его возраст, она все еще кормила его, он всасывал любовь к тьме с молоком матери. И пока Люцерн сосал, глаза его были устремлены в небо, а сердце переполняла темная злая радость.
Скинт, Смитхиллз и Бэйли шли вдоль дороги ревущих сов. Все пути наверх тщательно охранялись, и, хотя втроем они могли бы убить одного или двух грайков, этот вечер был не для убийств. К тому же они хотели проникнуть в Данктон незамеченными.
Они передвигались очень осторожно. И при всей своей осторожности вдруг наткнулись… на притаившегося грайка. Смитхиллз приготовился к бою. Грайк — тоже. Он был большой и, видимо, сильный.
— Куда вы идете? — спросил он.
Это был слишком вежливый вопрос для грайка. Скинт выступил вперед:
— Мы идем с миром, крот…
Он не закончил фразы, потому что грайк вдруг ахнул, спрятал когти, облегченно вздохнул и подошел ближе:
— Если это не Скинт, тогда я не Маррам!
— Благодаренье Камню! — воскликнул Скинт.
Они быстро обменялись новостями. Никто из них уже больше ничему не удивлялся этой волшебной ночью. Теперь им нужно было перейти дорогу ревущих сов.
— Послушай, Маррам, ты похож на грайка, ты настоящий грайк! Вот и веди себя соответственно. Прикажи, например, этому патрулю убраться обратно к тоннелю, тут-то мы незаметно и проскользнем, — предложил Скинт.
Так и вышло. Грайков вполне убедил вид Маррама и его властный голос, и они ушли. Тогда кроты поднялись по насыпи и осторожно приблизились к обочине дороги. Там стоял невыносимый шум, глаза застилал дым, который выпускали ревущие совы. Кроты знали, что,
переходя дорогу, нельзя встречаться взглядом с ревущей совой.— Бегите быстро, — велел Скинт, — и не останавливайтесь.
Они по двое перебежали сначала на середину дороги, а потом — на противоположную сторону. Ревущие совы с грохотом проносились мимо, сверкая своими ужасными глазами.
Наконец кроты добрались до юго-восточных Лугов Данктона.
— Куда теперь, Скинт? — спросил Маррам.
Но дальше их вверх по склону повел Бэйли. Дойдя до огромных буков, обозначавших границу Древней Системы, Бэйли остановился. Он увидел худого мертвого крота. Тем не менее глаза крота были открыты, а мех блестел в звездном свете.
— Да это же Спиндл! — тихо произнес Смитхиллз.
— Точно, — подтвердил Скинт и взглянул на Бэйли.
— Я знаю этого крота, — сказал Бэйли. — Я видел его с Триффаном в Верне, и еще он однажды говорил со мной в Бэрроу-Вэйле.
Смитхиллз и Скинт промолчали, им была известна история Бэйли. Бэйли посмотрел в глаза своим товарищам и спросил так робко, будто заранее знал ответ:
— Что за крот был этот Спиндл?
Ему ответил Смитхиллз глухим от слез голосом:
— Это твой отец. Ты не догадывался об этом?
Бэйли горько заплакал. Маррам подошел утешить его. Но не успел Бэйли утереть слезы, как Скинт сказал:
— Он словно чувствовал, что ты вернешься домой. Он знал, что можно будет гордиться тобой. Он верил в будущее и что его Бэйли, сын его возлюбленной Тайм, будет достоин этого будущего. Оставь своего отца, друг мой, и пойдем с нами. Сегодня ночью родился Крот Камня, он приведет нас к Безмолвию, которое Спиндл из Семи Холмов уже, конечно, познал.
И все четверо скоро исчезли среди деревьев. Они отправились к Камню.
Когда они подошли к Данктонскому Камню, из груди Фиверфью вырвался последний крик и она родила Крота Камня.
Он был крошечный, липкий, как все новорожденные. Но он был рожден в тени Камня, прикрывшего его от яркого Света Звезды. Этот детеныш был рожден на радость всем кротам. Он был рожден, чтобы ему поклонялись. В смутное мрачное время появился крот, который должен был принести Свет и Безмолвие.
Фиверфью свернулась вокруг него и теперь радостно его вылизывала. Некоторые кроты осмелились подойти ближе. Они слышали первый писк детеныша, любовались малышом, смотрели, как мать его кормит. Старым, немощным, павшим духом — всем было позволено смотреть, всем разрешено разделить радость Фиверфью. Даже некоторые кроты Слова пришли к Камню в ту ночь и вовсе не верующие, даже тот, кто был на пороге смерти, как Трифт, но дожил-таки до рождения Крота Камня.
Пришли даже слепые.
— Триффан, это я — Тизл. Покажи мне только, в какую сторону смотреть.
— Но ты прозрела, Тизл! Темноты больше нет.
Свет Звезды коснулся маленького тельца Крота Камня, отразился в глазах Тизл, и случилось чудо: она прозрела.
— Да он совсем особенный! — радостно воскликнула Тизл и посторонилась, чтобы дать посмотреть другим. Это было первое исцеление, совершенное Кротом Камня.
Здесь были и Хей, и Хизер, и многие другие кроты. Эта ночь поистине стала началом новой эры.