Кровь Дезидерия

Мне любопытно, есть ли у высших фейри дворов какие-нибудь подсказки, чтобы положить конец Проклятью, или есть ли лекарство, чтобы спасти тех, кто поцарапан или укушен. Они прекращают все разговоры по этому поводу, не отвечая ни на один из вопросов, всплывающих в моей голове. Но если бы существовало лекарство, Испорченные могли бы освободиться от вторгшегося в них яда и вернуться к своей жизни. За их семьи.

Мое горе захлестывает меня, к горлу подкатывают эмоции при мысли о матери, которую я никогда не видела, или тете, которая всплывает только в отдаленных воспоминаниях с тех пор, как меня забрал мой отец. Если бы их обратили, я бы бросила все, даже себя, чтобы найти лекарство и освободить их из тисков смерти.

Я сдерживаю внезапную потребность заплакать, когда мои глаза начинают гореть. Вино только усиливает интенсивность моих чувств, но я не могу здесь сломаться. Я позволю себе ненадолго утонуть в своих страданиях, когда я останусь одна, и никто не будет свидетелем этого. Как только им, наконец, удается допить полный бокал вина крошечными глотками, я воспринимаю это как намек на то, что мне пора уходить. Я сижу здесь достаточно долго, чтобы удовлетворить их потребность в моем присутствии. Я могу сказать, что мой отец вообще не хочет, чтобы я была здесь, по тому, как он смотрит на меня, а затем игнорирует мое присутствие, только чтобы прервать любого, кто пытается направить разговор в мою сторону. У меня такое чувство, что королева Зораида попросила меня составить ей компанию, хотя бы для того, чтобы я чувствовала себя более желанным гостем.

Мой отец начинает разговор с королевой, позволяя своим словам обтекать меня, как будто меня здесь вообще нет.

— Где твои сыновья, королева Зораида?

Она машет рукой в воздухе, в ее глазах мелькает беззаботный огонек.

— Я уверена, Эмиль ушел, наслаждаясь музыкой и едой, простыми радостями детства.

Нежность в ее голосе, когда она говорит о своем младшем сыне, согревает мое сердце. Мне любопытно узнать, каково это, и я в полном восторге от нее, когда она срывает черную розу с лозы, украшающей колонну рядом с ней, и заправляет стебель в волосы за ухом.

— А Дрейвен, что ж, он делает все, что ему заблагорассудится. Ему не нужно, чтобы его мать дышала ему в затылок, — говорит она со смешком.

Мой отец хмыкает, слегка кивая, как будто понимает, о чем она говорит. Но это так далеко от истины, и я сижу как доказательство того, что он не понимает, поскольку он контролирует все аспекты моей жизни. Мой отец поворачивается, наклоняясь, чтобы поговорить с Кэллоуэем, сидящим рядом с ним.

Прекрасная возможность и перерыв в разговоре, чтобы высказаться.

— Извините, я чувствую себя немного слабой и собираюсь откланяться, — обращаюсь я к ним мягким тоном.

— Ты в порядке, дорогая? — Спрашивает королева Зораида, и я слышу беспокойство в ее голосе, когда она изучает меня.

— Да, ваше величество. Если честно, я думаю, что мое платье, возможно, пытается меня задушить. — Я пытаюсь скрасить свой уход небольшой шуткой.

Она хихикает и кивает, ставя свой пустой бокал на столик рядом с собой.

— Я все знаю об этом, дорогая, — говорит она, проводя руками по корсажу платья. — Но, конечно, эти мужчины понятия не имеют о границах женской одежды. Надеюсь, ты хорошо отдохнешь.

Наклон ее головы и нежная улыбка украшают ее царственное лицо. Действительно, королева.

— Ваше высочество. — Я делаю реверанс, когда сталкиваюсь лицом к лицу со своим отцом, и опускаюсь ровно настолько, чтобы раздуть его эго и показать его власть надо мной, даже когда желчь подступает к моему горлу от принижения самой себя. Но я должна продолжать действовать так, как он ожидает, никогда не позволяя ему увидеть мои истинные мотивы, пока я медленно становлюсь сильнее в надежде однажды увидеть, как жизнь покидает его глаза.

Я просыпаюсь от лучей солнца, проглядывающих сквозь плотные облака, прежде чем свет поглощается целиком. Приятно просыпаться где-то, где меня не преследуют ужасные воспоминания, где я не представляю себе окровавленные полы или не слышу слабое эхо щелчков кнута. Но никогда не кричу. Никогда никаких криков.

Мне отчаянно нужно немного времени побыть одной. Время перевести дыхание и понять, почему все, что я узнала, было ложью. Как я предполагала, что земля Дейдрум полна мира и защиты, не ожидая реальности войны, назревающей не на жизнь, а на смерть. Затем, есть Эйден, тот, кого я считала близким другом…

Мое сердце сжимается при этой мысли. Я рассчитывала на него, делилась с ним многими чертами того, кто я есть, и он всегда был рядом с заботливыми глазами и нежными словами. Но прошлой ночью у Эйдена выросли рога.

Это просто еще одно доказательство того, что те, кто близок мне, в конечном итоге становятся запятнанными. Их чистые, добрые сердца окрашиваются в черный цвет, когда их души скисают. Тьма внутри меня, та, что затмевает каждую мою мысль, кажется, проникает в людей, о которых я забочусь. Кто скажет, что я не причина смерти моей матери? Или причина, по которой в дом тети Лидии был совершен налет, который привел к тому, что она пострадала?

Чувство вины пронзает меня, скручиваясь от всепоглощающего горя при мысли, что потеря их — моя вина. Меня бы это не удивило. Я — катастрофический общий фактор в их жизнях. Если причина во мне, то никогда не будет достаточно сурового наказания, чтобы компенсировать тот ущерб, который я причинила.

Я выбираю пару облегающих черных брюк с обтягивающей рубашкой-водолазкой с длинными рукавами цвета древесного угля, хватаю свой самый темный плащ, чтобы накинуть на себя, и натягиваю пару черных сапог до колен, чтобы пройти в них через лес. Последние штрихи: беру свою книгу и закрепляю кинжал на бедре, чтобы его не было видно, как только я застегну плащ.

Воздух здесь, может быть, и гуще, но температура холоднее. Когда я делаю глубокий вдох, в моих легких появляется приятный холодок, вызывающий легкое жжение, которое вызывает небольшой кашель. Погода достаточно холодная, чтобы видеть облачко воздуха, когда я его выпускаю.

Я благодарна за это время снисхождения. Мой отец не мог приставлять ко мне своих охранников на все часы дня, потому что это вызвало бы подозрения. Больше, чем уже есть, потому что я никогда в жизни не посещала никаких мероприятий. После завтрака я спешу найти тихое место для чтения, желая оказаться за стенами замка. Но это нечто большее… Меня тянет к лесу или чему-то первобытному в нем. Моя кровь бурлит от желания углубиться в него, не позволяя холодному воздуху заморозить мои вены. Даже при хмуром небе над головой прогулка под деревьями омрачает и без того пасмурный день. Они пропускают лишь лучики холодного света между ветвями.

Здешнему лесу, должно быть, столетия, поскольку древние деревья хранят его дух. Туман цепляется за каждую расщелину в лесу своим призрачным одеялом, окутывая все молочно-белым. Его невесомость — это жуткий пар, который может окутать тебя в беззвучных объятиях.

Я делаю несколько шагов вглубь леса, отмечая, что легкий туман кажется миражом, который отбил бы у людей охоту идти дальше. Но я нахожу туман почти… неземным и успокаивающим. Он кружится и танцует в серых потоках, петляя между высокими волшебными соснами.