Кровь и чернила

Так прошла ещё одна ночь в этой халупе.

На излёте ночи, когда первая тонкая алая полоса будущего рассвета показалась над поляной, у Лаэрты прихватил желудок, и она в панике выбежала во двор, где её стошнило прямо на тропинку. После чего она икнула и неспешно поплелась в свою постель.

– Похоже, я досмотрелась… – сказала она перед тем, как рухнуть на кровать.

Апрель уже приближался к своему логическому завершению, и солнце восходило рано. Карим продрал свои плоские глазёнки, надел футболку, шорты и бейсболку, и решил по своему обыкновению, закурить утреннюю сигарету. Он вышел во двор и вдохнул опьяняющий свежий воздух. Молодая трава покрылась росой, а далёкий лес затянула лёгкая дымка. На улице было пасмурно, но при этом светло. И только мультяшный суслик хотел щёлкнуть зажигалкой и затянуться настоящим кубинским табаком… Он, не глядя, наступил своей правой ногой прямо в блевоту!

– Твою мать! – грязно выругался Карим, после чего он пошёл к облезлой ванне с затхлой водицей и опустил туда ногу, после чего вошёл в коридор и на всю коммуну своим писклявым голосом крикнул:

– КТО НАБЛЕВАЛ ПОД ДВЕРЬЮ, ИДИОТЫ?!

– Ты чего орёшь? – крикнул ему в ответ Шнурок.

– Я вообще-то сплю. – вежливо ответила Маша.

– Р-р-р-р… – недовольно зарычал Алеко, с подозрением прищурив левый глаз и тут же его закрыв.

Барсик под кроватью ещё сильнее захрапел.

– Может, тебя самого там стошнило, а ты на меня гонишь? – крикнула Шпатель.

И только из комнаты, где стоял регулярно насилуемый Лаэртой телевизор, гробовым голосом ухнуло:

– Это… я.

– Ох ты ж… – сказал Карим и добавил в свою речь совершенно непечатное слово.

Да, он понял, что стошнило именно Лаэрту. Но как это могло случиться? В еде и уж тем более в спиртном мохнатая клетчатая рыжая йети всегда держала меру, в отличие от остальных, так что списать на алкогольное отравление не выйдет, бедами с вестибулярным аппаратом и морской болезнью она не страдала, да и стошнить от омерзения её не могло. Так что же тогда?

– Шпатель!

– Шпатель проснулась и крикнула:

– Чё те надо?

– Неси передатчик. Кажись, с Лаэртой что-то и вправду неладное!

Мышку-шуруповёртку не пришлось долго ждать: она ринулась в подсобку и начала рыться в инструментах, вскоре достав передатчик. Потом они пришли к Лаэрте, которая чувствовала себя дурно.

– Давай, покажи класс! – сказал Карим Шпатель.

– Человеку плохо, а ты тут со своими приколами! – вмешался Шнурок.

Внезапно небольшой экран передатчика выдал таинственную надпись:

"НАЙДЕН ИСТОЧНИК СИГНАЛА. ОБ. ЗО-ЗО. ЖИВ. РЕТРАНС. ЖЕН."

Передатчик, как видно, нашёл источник сигнала прямо у Лаэрты в животе. Худшие прогнозы подтвердились: Лаэрта была заражена живым ретранслятором. Да, конечно, через несколько дней она вылезет наружу, но во-первых, не было ответа почему этот процесс так сильно похож на беременность, во-вторых, живые ретрансляторы были теми ещё интересными существами, а в-третьих, кто всё это время будет убираться, готовить и штопать носки, пока Лаэрте придётся таскать кофе в постель? Это была серьёзная дилемма, потому что никто, кроме Лаэрты, таких вещей делать не умел.

Ладно, помыть пол – не так уж и сложно, тем более Шнурок тотчас же взял швабру и начал драить новый линолеум до блеска. Штопать носки приходится нечасто, а вот готовить…

К счастью, ещё оставался суп и гарнир, недоеденный в последние разы. Он-то и пошёл на завтрак ребятам, а также Лаэрте. Но вот как готовить обед в такой ситуации?

Ясно одно – телевизорофилия, которой страдают сезамы, до добра не доводит. Смотрела красна девица телик вечерами, смотрела, да досмотрелася.

Глава 10. Как казаки монстра будили

Последняя победа Реалистов над юберфогелями, которая не дала нарисованным птицам довести свой беспредел до логического завершения, успокоила жителей степенного Калинова. К тому же они были единственными мультяшками, кто оказался обнаружен в этом провинциальном городке – Барсик не считался, потому что он всё это время провёл под кроватью, прячась от всех – лишь тогда, когда папа уходил на работу, мама – к соседке, а их дочь – в школу, Барсик незаметно открывал холодильник и крал оттуда кочан капусты, старательно ныкал его под кровать и потихонечку его грыз.

Недавно нашли ещё одного ложного скрабблера, пятнадцатилетнего Егора, совершенно невзрачного кареглазого и коротко стриженого парня, единственной более-менее интересной деталью внешности которого оказался огромный прыщ на носу, который он уже много раз давил, но он в очередной раз вырастал вновь. Егор всем говорил, что смог оживить ужасного Столбоносика у заправки, но, как выяснилось, он просто набивал себе цену, рассказывая своим друзьям всякие небылицы.

Мама ещё для приличия немного повыла, но успокоилась. Тем более, она поняла, что если Реалисты нагрянут к её друзьям на огонёк, то вполне могут прирезать и её дочурку, если окажутся не в духе.

Бойня на пруду как-то позабылась жителям поляны, занятым своими насущными делами. Разве что Шнурок немного беспокоился, и даже выкатил стишок-подражание Мартину Нимёллеру:

Когда они пришли за юберфогелями, мы молчали.

Мы всё-таки не юберфогели.

Когда они пришли за сфералами, мы не обращали на это никакого внимания.

Всё-таки мы не вонючие шарики.

Когда они стали мочить штукоз, мы молчали.

Мы не хотели, чтобы кто-то жужжал нам в ухо во время обеда.

Когда они пришли за нашим соседом, мистером Дятлессом, который громыхал своим пылесосом, нам стало легче на душе.

Наконец-то сосед заткнулся.

Когда они пришли за нами, нам уже не было смысла сопротивляться.

Некому было заступиться за нас.

Когда Шнурок закончил свою трагическую речь возле холодильника, никто не воспринял её всерьёз. Особенно мультяшный суслик с пятном под глазом, которого хлебом не корми – лишь бы ему какую-нибудь гадость ближнему своему подстроить. Шпатель зевнула и уползла в свою подсобку – опять строгать свою ерундистику.

– Унылое говно твой стих, Шнурок. – сказал Карим. – Даже не смешно. Похоже, у тебя опять меланхолия началась.

– Вообще, у меня какое-то нехорошее предчувствие. – заявил ему Шнурок.

– Расслабься, выпьем с тобой пивка, и жизнь заиграет новыми красками! – сказал в ответ ему Карим.

– Кажется, не судьба. – сказал Шнурок, с кислой миной открыв холодильник, демонстрируя публике его полупустое нутро. – Пива нет.

В отличие от своего безрассудного дружка по кличке Карим, Шнурок отличался пугливостью и некоторой подозрительностью. Порой он пускался в разглагольствования на тему того, что скоро грохнет… Но отсутствие пива – всё-таки большая проблема, и её необходимо было решать.