Кровь и ложь

Я обхватила себя руками, пытаясь унять дрожь в своих конечностях. Мне было холодно, и я была в ярости. Не самое хорошее сочетание.

— Ты сказала, что не спала со своими клиентами, поэтому здесь нечего стыдиться. Если конечно ты... не спала с ними.

Всё опустилось у меня внутри.

— С ними?

Он посмотрел прямо мне в глаза. Знал ли он о своём отце? Он не мог этого знать, так ведь?

Не сводя с него глаз, я сказала:

— Я сходила на свидание всего лишь раз, с Эйданом.

По сути, это была правда. Я не ходила на свидание с отцом Лиама. Да я вообще всё время сидела дома.

— И я больше этим не занимаюсь, поэтому хватит рассказывать людям...

— Прости.

— Уже неважно.

Я снова попыталась обойти его, но он резко выставил руку вперёд, останавливая меня.

— Возвращайся внутрь. Можно я куплю тебе пиво и компенсирую то, что был таким придурком.

— А с чего ты взял, что я хочу возвращаться?

— Тогда давай я куплю тебе чего-нибудь в другом месте.

Я ещё крепче сжала руки.

— Боже, Лиам. Мне не надо, чтобы ты угощал меня из жалости.

— Я не буду угощать тебя из жалости. Я угощу тебя, чтобы извиниться.

Я покачала головой.

— Нет, уж, спасибо. Я просто хочу прогуляться.

Он опустил руку, и я прошла мимо него. Но затем он зашагал рядом со мной.

— Бар в другой стороне.

— Может быть, я тоже хочу прогуляться.

— Есть множество других тротуаров.

— Мне нравится этот.

— Лиам... — раздражённо сказала я.

— Что? Тебе не обязательно со мной разговаривать.

— И, по-твоему, это не будет выглядеть странно?

Мне показалось, что он улыбнулся, но это мог быть просто нервный тик.

— Зачем? — спросила я.

— Что зачем?

— Зачем ты идёшь со мной? И если ты скажешь, что ты пытаешься защитить меня от домогательств какого-нибудь прохожего...

— Моё самое первое воспоминание о тебе связано с днём твоего рождения.

— Моего рождения?

Он посмотрел на меня.

— Твой папа пришёл к нам домой и объявил, что у него родился ребёнок, и что это девочка. Я помню, в каком ужасе был мой отец.

Его странное признание взволновало меня.

— Тебе было четыре.

— И что?

— Разве ты мог что-то запомнить в таком раннем возрасте?

Взгляд Лиама опустился на мои ключицы, словно он не решался посмотреть мне в глаза.

— Мой отец посоветовал твоему папе сделать тест на отцовство.

Я раскрыла рот.

— Моя мама никогда бы...

— Всё гораздо хуже, Несс, — Лиам с беспокойством провёл ладонью по волосам.

Разве могло быть что-то ещё хуже предположения о том, что мама предала папу?

— Он также сказал твоему папе, что тебя следует отнести в лес, — голос Лиама вдруг стал таким тихим, что мне пришлось напрячься, чтобы услышать конец предложения, — оставить тебя там и попробовать снова.

— Оставить меня в лесу? Чтобы что?

Я на какое-то время нахмурилась, а потом распахнула глаза так широко, что мои ресницы коснулись бровей.

— О... Он посоветовал моему папе убить меня? — почти прокричала я. — Потому что я была девочкой?

Наконец, Лиам поднял на меня взгляд.

— Твой отец был в ярости. Как и моя мать.

— А ты? — выпалила я.

— Как ты думаешь, почему это моё самое первое воспоминание о тебе, Несс?

Его голос вдруг приобрел густые и тёмные ноты, подобно меху, который покрывал его тело в волчьем обличии.

Хит пытался заставить моего отца усомниться в маме, а потом посоветовал убить меня из-за моего пола! Если бы отец Лиама не был мёртв, я бы нашла серебряный нож и вонзила бы в его чёрное, чёрное сердце.

— А какое твоё самое первое воспоминание обо мне? — спросил Лиам, отвлекая меня от моих кровожадных мыслей.

Я напрягла память. Когда воспоминание возникло у меня в голове, я моргнула. Не может быть, чтобы это было самым ранним воспоминанием. Я попробовала припомнить что-нибудь ещё, но не смогла.

— Похороны твоей мамы.

Он вздрогнул.

Тогда мне было пять. Но я даже помнила, что на мне было надето — чёрное колючее шерстяное платье, плотные белые колготки и чёрные туфли. В воздухе пахло свежевскопанной землёй и слезами, которые покрывали щёки каждого в тот день.

Кроме Хита.

Он не плакал, но Лиам плакал в тот день за двоих.

Лиам был долговязым мальчиком и у него были слишком крупные черты лица. Но потом он повзрослел. И больше не напоминал шестнадцатилетнего мальчика с худым лицом, которого я видела в последний раз в тот зимний день, когда умоляла стаю принять меня.

— Я помню, что задавалась вопросом, осталась ли у тебя в сердце дыра, — сказала я, когда мы пересекли улицу и направились в сторону небольшого парка. — Но теперь я знаю.

В моей голове возник образ моей исхудавшей мамы.

— Прости.

Он посмотрел на меня.

— За что?

— За то, что напомнила тебе о ней.

— А ты думаешь, я забыл? Не проходит и дня, чтобы я не думал о ней, Несс, — его голос прозвучал так же мрачно, как и те тени, что залегли на его лице.

Нас объединяла общая боль, его и меня.

— Ты никогда не забываешь людей, которых любишь. Думаю, ты это теперь знаешь, — тихо сказал он.

Мне показалось, как будто капкан сжал моё сердце.

Я подумала о маме и о папе — который совершенно точно был моим отцом. И как раз в этот момент мы проходили мимо детской площадки из моего детства. Она изменилась, и на ней появились новые блестящие качели, но детский турник, где я могла висеть часами, всё ещё был здесь. Папа иногда повисал на нём вместе со мной, а мама, смотря на нас, трясла головой, смеялась и говорила ему, что он выглядит нелепо — точно горилла в клетке хомячка.

Я даже не заметила, как остановилась и начала плакать, пока чей-то большой палец не прошёлся по моей щеке.

Я сделала резкий вдох, как вдруг Лиам сделал это снова.

О, нет, нет, нет.

Его взгляд был полным намерения, и это заставило меня отпрянуть. Его пальцы скользнули по моим щекам, после чего его руки медленно опустились и сжались в кулаки.

Моё сердце подскочило в груди, точно шальная пуля. Я молилась о том, чтобы он не почувствовал мой пульс, не увидел, как трепыхалась тонкая хлопковая ткань моей футболки.