Кровь и тени

— Так ты ничего не помнишь? Но ты так уверенно заливал, когда мы пытались тебя арестовать, — собеседница продолжает пригибаться к земле подобно зверю. — Знаешь, я однажды проснулась и поняла, очутилась на полгода в прошлом. Я помню, как мы вместе одолели Курганного Воя, а потом бал во дворце короля, где случился переворот, а ты спокойно сидел, словно сам его и устроил. Мне казалось, что я должна была умереть, но перенеслась в прошлое, где Курганный Вой жив, равно как и все товарищи. Только лишь тебя в гильдии больше не было.

«Быть не может. У нее не должны были сохраниться воспоминания о прошлой временной линии. Маг Времени предупредил, что есть силы, которые сохранят воспоминания, но Хирона Свайгел никогда не была одной из них. Почему она сохранила воспоминания? И почему, если рядом нет других членов Звездного Водоворота, не происходит резонанса событий? Неужели она одна из тех, над кем не властен откат во времени? Нечто такое, что может существовать только в единственном экземпляре во всех временных линиях? Нет, точно нет. Значит, ей оказывает поддержку подобная сила», — Ирай опускает руку с кинжалом.

— Я отвечу на твой вопрос, если ответишь на мой. Кто помогает тебе? Чья чешуя отклонила мой удар?

Хирона улыбается и словно прикидывает, что сможет получить от подобного предложения.

— У меня есть помощница. Очень могущественная. Именно её сила мне, вероятно, помогла ощутить что-то неладное. А потом я вдруг столкнулась с тобой после казни графа Энарита. Теперь ты работаешь в башне магии и наставляешь принцессу. Мне вот интересно: если ты тоже утратил воспоминания, то почему напал, когда услышал о нашей с тобой клятве? Думаю, ты тоже помнишь исчезнувшее будущее, где сейчас мы должны были готовиться к охоте на Курганного Воя, одновременно гуляя за ручку и проверяя прочность кроватей в гостиницах? Или я не права?

— Ты права. Я тоже помню, но не думал, что это будешь помнить ты. Я принял тебя за врага. Но сейчас я уже догадываюсь о том, кто твоя помощница, — Ирай действительно чувствует, как острая боль пронзает сердце. Так бывает только при нахождении рядом с конкретными сущностями.

— Тебе плохо? — обеспокоенно спрашивает Хирона.

— Разве что немного. А теперь извини, но мне пора. Я нарушу свое обещание. Мы не пойдем в бой вместе. Но ты меня все равно не послушаешь, — Гнисир разворачивается и выходит из палатки.

Спутница из исчезнувшей временной линии вдруг сохранила воспоминания и снова пришла в жизнь Гнисира. К худу или добру, сказать пока трудно. Более важно выполнить задачу и уничтожить армию Друксау.

Глава 31

Руки быстро работают веслами, пока Гнисир пересекает Изоги на одной из лодок для разведчиков. Он действительно отправляется один, не считая Амеллы, которая незримо находится рядом.

— К той туче опасно приближаться, — продолжает убеждать Мудрая Лисица. — Неужели ты не знаешь этого?

— Ты волнуешься за меня? — улыбается Ирай.

— Прекрати смеяться. Это уже не шутки. Чью силу ты намерен использовать для победы?

— Кинуранав, — советник принцессы называет имя, которое непосвященным ничего скажет, но Гримуар Разума знает, кто это.

— Ты словно с ума сошел. Зачем ты это делаешь? Куда пропала твоя осторожность?

Ирай пожимает плечами, продолжая грести.

— Я бы поняла, если ты обратился за помощью к какой-либо другой демонической силе, так как являешься душелишенным, но плата Кинуранава и для тебя смертельна.

— Я это понимаю, Амелла. Но отступить я не могу. Я не могу уклониться от этого боя. Я пришел сюда, чтобы убить кое-кого. Это не король Друксау, и не кто-то из его воинства. Это оружие, которое монарх носит с собой. На самом деле это один из моих бывших товарищей. Когда я был Злословом, я собрал собственную группу авантюристов, если можно так выразиться. Мы помогали друг другу и другим душелишенным. Мы жили на Арреле и научились выживать. Охотились на страшных демонов и экспедиции других стран, — Гнисир перестает работать веслами, замирая на середине реки.

— В тот раз в твоей памяти я дошла только до момента гибели столицы Кронврэта. Значит, ты собрал группу. Вероятно, из тех, с кем был дружен в детстве.

— Да, — широко улыбается Ирай, словно свет этих воспоминаний до сих пор может подарить приятные чувства. — Многие были из моей деревни. Я родился в крестьянской семье. Я не обладал никакими особыми силами, мою судьбу не определяли могущественные пророчества, мне не завещали особый артефакт. Я был абсолютно никем на фоне происходящих тогда событий. Ирония в том, что в конце, добившись мирового признания в роли Злослова, я так и остался никем, а еще потерял всех товарищей. Знаешь, почему я ненавижу Ифрата?

Невидимая Амелла молчит.

— Со мной было девять душелишенных, заменивших мне семью. Несмотря на ужасы Арреля, жизнь вместе с ними была для меня самой счастливой. Мы помогали друг другу. Любили друг друга, насколько это возможно с поврежденной душой. Но потом прибыла карательная экспедиция, составленная из участников нескольких стран. Я убил очень многих людей, и меня больше не могли игнорировать.

— Это был тот самый бой, в котором тебя, наконец, победили?

— Нет, до финала было еще далеко. Мне тогда только исполнилось тридцать лет. Люди уже вовсю пользовались Языковой Системой и гордились своими силами. У нас её не было, но я мог говорить на Наречии Хаоса, так что плевать хотел на все их могущественные навыки. Мы были на своей территории, так что заманили карателей в засаду, натравив нескольких очень опасных демонов. Тактика засад и ловушек была нашей любимой, но речь сейчас не об этом.

Ирай снова берется за весла, выправляя маршрут движения. Но при этом не приближается активно к другому берегу, словно хочет, чтобы Изоги забрала с собой то, что он собирается рассказать. И когда вступит на противоположный берег, останется только действовать.

— Ордена и гильдии других материков не собирались отступать. Шли года, а они продолжали приплывать на Аррель. Они охотились на душелишенных, убивая и получая за это опыт для Языковой Системы. Убивали демонов с той же целью. И охотились за магическими кристаллами, поглощение которых развивало их магические силы. Ифрату, вероятно, показалось, что моя деятельность мешает общечеловеческому прогрессу, поэтому он приложил руку к тому, чтобы моя группа навсегда упокоилась. Знаешь, что он сделал, когда каратели оборвали наши жизни?