Кровь и туман

– И поэтому у меня есть ты! – выпаливаю я.

Только понимаю, что именно сказала, сразу поджимаю губы. От моих слов Беново лицо искажается в странной гримасе, предстающей передо мной впервые.

Я не могу её прочитать, а потому лишь жду, что он скажет.

– У тебя есть я, – повторяет Бен, словно пробуя слова на вкус. – А у меня никого нет, – добавляет уже тише. – Ты у нас – вся такая мученица. Бедняжка. Всё ей тяжело и невыносимо.… И плевать на то, что я, может, тоже живу здесь буквально в долг?

Всё это Бен произносит, не отрывая взгляда от пола. Каждое сказанное им слово ещё несколько мгновений эхом отзывается в моей голове.

Я должна чувствовать вину. Должна понимать, что нас таких: брошенных под поезд судьбы, – трое.

Должна – странное слово. Я осознаю, что будет правильно вести себя именно так – судить здраво и взять наконец под контроль собственные эмоции, – но вместо этого хочу лишь топнуть ногой от обиды на слова Бена.

– Я домой, – произношу, вставая.

Кровать скрипит. Бен остаётся сидеть на месте, я пулей вылетаю из комнаты. В коридоре под вопросы его матери надеваю кроссовки, извиняюсь, ещё раз поздравляю с днём рождения выглянувшего из гостиной Вениамина и наконец покидаю квартиру Прохоровых в попытке оставить в её стенах всё плохое, что заполняет мою голову со скоростью света.

Только лучше не становится.

***

Квартира “живёт”. Я слышу это ещё на подступе к ней. Дмитрий вернулся, мама с Артуром наверняка встретили его накрытым столом. Кажется, работает телевизор. Кто-то смеётся. Без меня им хорошо, потому что я изменилась; так они будут считать. Придумают версию, которая устроит их обеспокоенный разум: что-то вроде плохого влияния или взбунтовавшихся гормонов.

Я не буду их за это судить. До тех пор, пока они не будут знать правду, они имеют право на то, чтобы видеть ситуацию строго под своим углом.

Ещё несколько минут я топчусь на пороге, иногда прикладываясь ухом к двери и вслушиваясь в разговоры. Слова неразборчивы и сливаются с громким звуком телевизора, но почему-то мне кажется, что говорят обо мне.

Мания преследования? Чёрт его знает.

Ключ легко поворачивается в замке, дверь открывается без скрипа, впуская меня в тёплую квартиру. Голоса замолкают сразу же. Я старательно не смотрю на сидящих на кухне, но краем глаза всё-таки замечаю, как крайняя фигура встаёт и идёт ко мне.

– Привет, солнышко, – говорит Дмитрий.

Я ставлю кроссовки на полку и выпрямляюсь. Дмитрий стискивает меня в объятьях, целует в щёку.

– Привет, – отвечаю я.

Пока Дмитрий обнимает меня, взгляд сам соскальзывает в кухню. Мама приветствует меня улыбкой. Артур игнорирует, всё внимание уделяя телевизору, каналы которого он переключает.

– Как командировка? – спрашиваю, когда Дмитрий отходит, позволяя мне снять форменную куртку.

– О, неплохо, – говорит он, вмиг посерьёзнев. – Конечно, после смерти Амадеуса дружеских отношений с оборотнями-волками нам не вернуть, но мы хотя бы можем попытаться наладить взаимный нейтралитет.

Я киваю. Интересно, ему уже сообщили, что сын Амадеуса сбежал из-под стражи?

– Мой руки и давай к нам за стол, – Дмитрий легко ерошит мои волосы.

– Я поела у Прохоровых, – говорю, ускользая от очередного прикосновения Дмитрия в маленьком шаге назад, который, я надеюсь, не покажется ему существенным.

– Как дела у Андрея? – впервые подаёт голос Артур.

– Нормально. Сегодня у его дедушки день рождения.

– У Вениамина Сергеевича? – внезапно оживившись, переспрашивает Дмитрий. – Как это я… Нужно позвонить, пока не очень поздно!

Похлопав себя по карманам штанов и не найдя в них телефона, Дмитрий уходит в комнату. Я прохожу в кухню, но останавливаюсь в дверном проёме, сложив руки на груди.

– Может, тогда чай попьёшь? – предлагает мама. – Я пирог испекла. Малиновый, твой любимый.

Хоть что-то осталось неизменным. Моя любовь к ягодам. Я даже принимаю приглашение, сажусь рядом с Артуром. Мама ставит передо мной кружку чёрного чая и тарелку с добротным куском пирога.

– Она столько не съест, – говорит Артур, едва ли отрывая глаза от экрана телевизора.

– Хочешь, поспорим? – вырывается у меня.

Артур хмыкает. Я пользуюсь завязавшимся диалогом и внимательно разглядываю его профиль. У нас одинаковые носы с опущенными кончиками и низко посаженные брови.

Он – мой родной брат. Не такой, каким был Даня. И хотя сравнивать мои чувства к ним обоим нет смысла, ведь Даню я знала хорошо и любила до невозможности, а Артур до сих пор лишь некто, живущий в соседней комнате и значащийся на большинстве моих фотографий, но когда дело касается кровной связи – она всегда выигрывает. Я видела это у близнецов, слышала в сегодняшнем разговоре с Таем, заметила между Беном и его дедом.

У нас с Артуром одни гены. Он и я – одинаковые. И поэтому, когда я думаю, кому же приношу больше всего боли тем, что не могу играть, притворяясь той собой, которой я никогда не была, я выделяю Артура.

Я могу быть сотни раз недостойна Власа как самого доброго и безоговорочно преданного мне юношу, но, рано или поздно, наши пути могут разойтись, и мы больше никогда даже не вспомним друг о друге.

Артур же со мной до конца.

– Да что с тобой спорить, если я знаю, что прав, – говорит Артур. – Это как конфетку у ребёнка отнять.

Я тыкаю его локтем в бок, он, округлив глаза, изображает тяжелейшее из ранений. Мама улыбается, смотря на нас. Я узнаю это взгляд. Она всегда смотрела так на нас с Даней, когда мы в шутку пререкались или спорили. Она позволяла сыпать ругательствами, но при этом всегда знала, когда нас коротким и тихим: “Ребята” стоило остановить.

– Ты бы даже этого сделать не смог – силёнок бы не хватило, – произношу я между тем, как отправляю в рот очередной кусок пирога и отпиваю чай из кружки.

– Ты ещё не знаешь, но я тебе в чай плюнул.

– Я тебе грязь в ботинки накидала.

– Твой кусок пирога отравлен ядом, который поражает мозг. Теперь ты будешь ещё тупее, чем обычно.

– Но до тебя мне всё равно будет ещё далеко.

– Ребят, – устало просит мама.

Дмитрий возвращается, завершая телефонный звонок уже перед нами. Затем садится на своё место и продолжает свой рассказ о командировке, начало которого я не застала, а потому не улавливаю смысла, выхватывая лишь обрывки.

Родители увлечены друг другом. Артур откладывает пульт в сторону, чуть наклоняется ко мне и говорит: