Кровь и туман

Шиго бросает на меня через отражение в зеркале быстрый удивлённый взгляд. Потом, кивнув, будто что-то отмечая в своей собственной голове, говорит:

– Всё время забываю, что Миллуони – это не его настоящее имя.

– Я вообще не думаю, что в нём есть хоть что-то настоящее, кроме желания навариться на всём подряд.

Шиго закатывает глаза, но меня не отдёргивает. Защищать отца она никогда в жизни не станет – эта роль в их семье, как я уже успела заметить, отведена Лукасу, почему-то до сих пор продолжающему не замечать очевидных недостатков Эдзе.

Быстро провожу ладонями по лицу, убираю мешающие волосы. Не хочу думать об Эдзе и о прочих перипетиях. Хочу смотреть на Шиго и наслаждаться тем, что вижу. Её пальцы быстро перебирают волосы, заплетая их в причудливую косу. Утренняя Шиго – это не огненный феникс, не дочь Верховной и не потенциальная будущая правительница. Утренняя Шиго – это шёлковый халат, спадающий с одного плеча, это поцелуи в шею, это кофе с добавлением особого “секретного ингредиента”, который на вкус напоминает соль и пьётся мною практически насильно, но о чём я, разумеется, молчу, чтобы не расстраивать её.

Сейчас Утренняя Шиго принадлежит мне лишь потому, что обычная Шиго однажды вечером оказалась слишком слабой, чтобы устоять перед возможностью начать всё сначала.

Четвёртый второй шанс, как сказала она. Четвёртый – и последний.

Ну, это мы ещё посмотрим.

Ведь я уже точно знаю, что мы предназначены друг другу: я видела прошлое, будущее, видела те уголки истории, которые увидеть было недозволенно никому, и в каждом мире, в каждом времени мы были вместе.

– Но мы же здесь сегодня собрались не для того, чтобы обсуждать мои дела, – говорю я, растягивая последние слова из-за настигнувшего врасплох зевка. – Так что давай, вещай. Я вся во внимании.

– Понятия не имею, о чём ты говоришь.

– Я знаю, что ты желаешь заняться сексом вместо завтрака только тогда, когда тебя с утра успевает что-то вывести из себя.

Шиго молчит. Заканчивает с волосами. Резко оборачивается и кидает в меня расчёску, при этом выдерживая на лице всё то же стоически равнодушное выражение.

– Неправда, – сообщает она.

– На прошлой неделе ты вытащила меня с тренировки, потому что Лукас купил подарок Зоулу на день рождения, не посоветовавшись с тобой.

– Это был единичный случай.

– А, так мне вернуться к перечислению всех остальных?

Шиго надевает домашние тапочки, которые находит под батареей. Приоткрывает окно, впуская в комнату прохладный зимний воздух и заставляя меня поёжиться.

– Ты останешься на чай? – спрашивает, будто это не очевидно.

– Конечно. Вот только с кровати не встану, пока ты мне всё не расскажешь.

Переворачиваюсь на живот, немного ползу вперёд. Теперь мои ноги на подушках, а голова, подпёртая кулаками, с противоположной стороны.

Достаточно, чтобы продемонстрировать мои вполне себе конкретные намерения? Думаю, да.

– Это Саша, – сдаётся Шиго. Всегда всё заканчивается именно так. Глупая традиция разговора в стиле сварливых супругов. Всё было бы проще, если бы на каждую просьбу одного другой отвечал бы сразу, честно и по делу. Проще – но не интересней. – Ты в курсе, что я съехала из общежития и сняла эту квартиру специально для того, чтобы у него было своё жильё после его увольнения из штаба, а он и дома у родителей не ночует, и здесь не появляется, вместо этого шатается непонятно где, трубку берёт раз через раз и вообще…

Узоры на теле Шиго, привычно имеющие спокойный оттенок клубники, наливаются ядрёно-красным. Мне видится, что я стою у вулкана, готового вот-вот извергнуться, и я заворожена этой красотой, поэтому-то и не бегу прочь.

А ещё, наверное, парализована страхом до самых внутренностей.

– Хочешь, я поговорю с ним? – предлагаю в качестве варианта.

– Брось, – отмахивается Шиго. Останавливается у приоткрытой двери, но пока так её и не проходит. – Даже если и так, что ты ему скажешь?

– Не знаю. Например, объясню доступно, что ты ради него из кожи вон лезешь, а он ведёт себя как последняя сволочь.

– Ну вот именно поэтому и не надо. Ты не умеешь разговаривать по-хорошему.

С этими словами, Шиго выходит из комнаты. В коридоре кричит, спрашивая, что я больше хочу на завтрак: блины или кашу. Я прошу первое, и тогда, ожидаемо, начинается лекция о холестерине, жирах и прочем, чем люди, по её мнению, так старательно пичкают свой организм, забывая, что не бессмертные.

Это всё – часть странного ритуала. У фениксов вообще особая тяга к повторяющимся вещам. Утром Шиго находит достаточно весомый повод, чтобы позвонить мне, затем мы занимаемся любовью, после чего следует короткий разговор в духе блиц-обмена беспокоящими нас проблемами и предложение выбрать завтрак, где одно блюдо – обязательно до тошноты здоровое и правильное, а второе – то, что я точно предпочту, и тогда следуют её возмущения и обвинения меня в неразумности.

В жизни, где контроль – дорогостоящая роскошь, закономерные процессы – то спокойствие и та стабильность, которой мне так не хватает.

Возможно, именно поэтому я всегда выбираю Шиго, а она – меня. Мы нужны друг другу для баланса.

– Ты права, – говорю я, приходя на кухню.

Шиго готовит. Разумеется, блины, несмотря на то, как негодовала по поводу моего выбора. Запах стоит такой фантастический, что моментально приходит аппетит, которого до этого не было.

– Это радует, – говорит Шиго. Указывает на меня мешалкой. – Но ты бы лучше оделась, что ли. Вдруг Саша всё-таки придёт.

На мне только трусы. Я опускаю голову и оглядываю себя, будто понятия не имею, как именно выгляжу.

– Временами мне нестерпимо тяжело, – продолжаю, игнорируя замечание. – Но я не хочу избавляться от этого… дара..

Шиго замирает. Тесто капает с мешалки, которую она продолжает держать не над столом или миской, а над полом.

– Почему? – спрашивает заинтересованно.

– Ты не понимаешь, почему люди так легко портят собственную жизнь или даже иногда расстаются с ней. Но это то, из чего мы созданы. Как вы, фениксы, из огня и способности становится бессмертной птицей, так и мы – из жертвенности и необходимости доказать миру свою значимость. Это, конечно, помимо саморазрушения и прочих разных совсем уж странных штук, вроде… – я облизываю губы. – Вроде любви к кантри, например. Нет, серьёзно, что должно сподвигнуть на любовь к такой странной музыке?