Кровь и туман

– Оп-па, – Лия снова меняется в лице. – Значит, вы с Власом успели и до постели добраться?

– Я максимально не хочу об этом разговаривать.

– Но тебе придётся, если ты хочешь уговорить меня на свидание с кудрявым.

– С Марком.

– Допустим.

– Я не знаю, успели мы или нет, – произношу я.

Должно быть, это было что-то особенное для них двоих. Момент близости. Больше нет границ. Они максимально доверяют друг другу…

Они? То есть, мы.

Почему всё должно быть таким сложным?

– Не помню, точнее, – продолжаю я. – Но я здешняя и Влас встречались, вроде, достаточное количество времени, чтобы захотеть друг друга… в том самом смысле.

– Тут времени много не надо, – отмахивается Лия. – Я видела Власа. В рубашке, конечно, но, знаешь, тут даже я готова поклясться, что там есть, на что посмотреть.

Я кривлю рот. Лия поднимает брови и уточняет:

– Слишком рано, да?

– Ага.

– Извини.

Минутная неловкая пауза, наполненная скошенными взглядами и короткими, ничего не значащими кивками.

– Ладно, – пораженчески протягивает Лия. – Я схожу на свидание с этим Марком, но только из-за того, что ты поможешь мне с Лео.

– Супер! – радостно сообщаю я. – Пошли, к остальным присоединимся.

– К остальным?

– В комнате Артура ребята играют в приставку. Там и Марк есть.

Лия салютует оттопыренным в кулаке большим пальцем, но радости в этом жесте не больше, чем у краба, которого собираются сварить заживо. Я подхватываю в одну руку трость, другой цепляюсь за рукав рубашки Лии и вытягиваю девушку в коридор. Чтобы подтвердить своё алиби, мне нужно поставить чайник, поэтому я провожаю Лию в комнату Артура, а сама направляюсь в кухню.

– Но, Дим… – мама цокает языком. – После того, как он появился в нашей жизни, думаю, будет справедливо рассказать Артуру правду.

Последний шаг из коридора в сторону кухни я так и не делаю. Прижимаюсь спиной к стене, превращаюсь в слух и надеюсь, что никто из ребят не решит выглянуть из комнаты Артура.

– Эдзе ушёл, – напоминает Дмитрий. – В этом больше нет необходимости.

– Каждый раз, когда Артур спрашивал у меня о своём отце, я говорила, что тот мёртв, но теперь у меня есть реальный шанс рассказать сыну правду…. Я не могу больше врать… Не хочу, Дим!

Я выхожу из коридора, оказываясь в поле зрения родителей. Несколько быстрых, неуклюжих шагов – и я уже в кухне. Пока ничего не произношу, лишь гляжу то на Дмитрия, то на маму. Вспоминаю другой разговор, которому я тоже однажды стала случайным свидетелем. Мама и Эдзе . И множество фраз, додумывать смысл которых было бы настоящей игрой в бинго, разве что вместо цифр: правда – неправда.

И почему мне всё время везёт там, где выгодным был бы именно проигрыш?

– Эдзе – отец Артура? – спрашиваю я.

Сразу. Без предисловий. Как пластырь сорвать.

Мама с Дмитрием переглядываются.

– Долго ты там стояла? – спрашивает второй.

– О, нет, нет, нет, – качаю головой. Усмехаюсь. – Давайте не будем сейчас делать вид, что моё любопытство – единственная проблема. Мам? – смотрю только на неё. – Мам, скажи правду: Эдзе – отец Артура?

Мама коротко кивает.

– Да. Когда я училась в университете, Эдзе преподавал там психологию. Я была юна, безрассудна и влюбилась в него по уши, и он воспользовался этим, – мама нервно сглатывает. – Избавляться от Артура я не стала, а Эдзе, узнав о моей беременности, из университета уволился и больше мне на глаза не попадался.

Холодно. Я дёргаю плечами. Дышать вдруг становится труднее из-за вязкого воздуха вокруг.

– Почему раньше не сказали?

– Это не тот тип информации, которую можно ненароком сообщить за обедом, – подключается Дмитрий.

Опирается двумя ладонями в столешницу.

– Но он спрашивал, – настаиваю я. – И вы говорили ему, что его родной папа мёртв… Почему?

– Потому что я не хочу, чтобы у моего сына был ещё один отец. – (Меня затыкает собственное эгоистичное любопытство. Я буквально прикусываю язык). – Я знаю, что было бы справедливее всё рассказать Артуру, но одна мысль о том, что он может захотеть общаться с ним, проводить время, начать называть его тем, кем он, по сути, не является, выводит меня из себя настолько, что я готов врать о смерти, если это позволит мне сохранить сына.

Опускаю глаза на свои носки. Следующий ход за мной. Нужно что-то сказать, но мысли путаются. Я могу понять Дмитрия, но… теперь и я знаю эту тайну, переставшую принадлежать только троим.

Я обещала себе, что больше не буру врать близким. Ведь именно я предложила Нине и Бену рассказать всем о том, откуда мы пришли. И если сейчас я закрою глаза на то, что узнала, это будет неправильно.

Нельзя выборочно хранить тайны, если я решила быть честной. Нельзя .

– Она расскажет, – говорит мама. – Ты же знаешь, они с Артуром ничего друг от друга не скрывают.

Я поднимаю на них взгляд. Дмитрий смотрит на меня, приподняв одну бровь. Ожидает подтверждения или отрицания маминого предположения.

Я только и могу, что пожать плечами.

– Это будет правильно, – говорю.

В этот же момент голоса ребят, сидящих в комнате, становятся громче, заполняют коридор.

– Ты чего тут так долго? – спрашивает Артур за моей спиной. – Наша партия следующая.

Я в последний раз гляжу Дмитрию в глаза, затем поворачиваюсь к Артуру, подошедшему ко мне близко и теперь стоящему в одном шаге, и говорю:

– Я знаю, кто твой родной отец.

Артур хмурится. Смотрит на меня непонимающе, дёргает головой.

– Что?

– Ты хочешь, чтобы я назвала его имя?

Смотрю на Артура. Жду ответа. Он, похоже, не до конца понимает, что я говорю серьёзно, поэтому с некоей иронией отвечает:

– Да.

Я на выдохе произношу это имя.

Имя того, кто умудрился стать значительной частью моей жизни, хотя когда-то давно обещал всеми возможными способами спрятать себя от нас.

Похоже, не у меня одной всё так часто идёт не по плану.

***

На крыше нас немного: тётя Аня, мои родители, близнецы, Артур, собственно, я и приглашённый член Совета. Эту женщину я вижу впервые. Внешне она явно старше мамы и тёти Ани. Думаю, мне она была бы скорее бабушкой. У неё длинные седые волосы, перекинутые через левое плечо струящимся водопадом, тёмные, практически чёрные глаза-пуговки и то, что на узком лице первым бросается в глаза – выпуклая уродливая родинка на подбородке.

Может из-за неё, а может по какой-либо другой причине, но та, кого Дмитрий во время приветствия назвал Стефанией, у меня вызывает стойкое отвращение.