Кровь и туман

Один. Хочу ли я, чтобы он поцеловал меня?

Два. Почему бы и нет.

Чуть наклоняюсь вперёд, наши губы находят друг друга. Я чувствую, что Влас уже успел попробовать шампанское, пока я поднималась.

– Я очень соскучился, – произносит Влас, едва отстраняясь. – Ты немного меня напугала, хотя сама знаешь – это очень непросто.

– Прости. Я не хотела.

– Я знаю, – Влас откидывается обратно на плед.

Нахмуренные густые брови и направленный в никуда взгляд; и вот передо мной словно тень Христофа. По телу пробегает дрожь, приносящая физический дискомфорт, но я держусь из последних сил, стараясь её перебороть. И чтобы это сделать, начинаю отмечать те, даже самые мелкие, различия, которые есть между Власом и Христофом; как внешние, так и внутренние.

Влас хороший. Влас никогда не сделает больно тем, кого любит. Волосы Власа совершенно не вьются. Влас чертовски мудр. На ладонях у Власа есть мозоли, как от поднятия тяжестей. Влас редко смеётся заливисто, предпочитая глухие, короткие смешки.

Влас. Влас. Влас. Влас . Я слышу, как кто-то раз за разом произносит его имя у меня в голове с одной и той же интонацией: нежной, с придыханием. Я любила его. Мне кажется, я любила его слишком сильно, чтобы сейчас не чувствовать совсем ни чего.

До Власа, – и это я точно знаю, – у меня не было парня ни в этом настоящем, ни в том, что пришлось оставить. Поэтому мне тяжело судить, действительно ли он такой хороший, или мне просто не с кем сравнивать, но… хочется верить, – и верится, на самом деле, без особого труда, – что мне, Славе Романовой из Дуброва, действительно очень повезло встретить парня, – чужой? – мечты.

– О чём думаешь? – спрашивает Влас.

Сейчас мы оба смотрим на небо, но он всё равно каким-то образом чувствует, что сейчас я нахожусь где-то ещё дальше этих созвездий.

– Обо всём по чуть-чуть, – честно отвечаю я.

– Например?

– Ну… – я привстаю на одной руке, поворачиваюсь, пытаясь взглянуть Власу в глаза. Он тихо посмеивается над тем, как я неуклюже, едва не падая, пытаюсь разместиться на животе. Наконец, складывая ладони вместе у него на груди и кладя на них подбородок, я спрашиваю: – Почему мы вообще вместе? Как ты меня выбрал?

Влас вопрошающе глядит на меня. Тени от ресниц падают ему на щёки.

– И ты решила поинтересоваться об этом после стольких месяцев?

– Просто я наверняка не самая умная, самая красивая, самая интересная из тех, кого ты встречал за всю свою долгую жизнь…

– Только не произноси эту цифру вслух, молю!

– Не буду, – смеюсь я. – Но тем не менее.… Насколько же низкие у тебя критерии?

Влас улыбается, и я чувствую сердцем, что раньше частенько видела эту улыбку: добрую, тёплую, как его объятья, и сладкую, как чёрный чай с двумя ложками сахара, который он так любит.

– Я не выбирал тебя, – отвечает Влас. – Я искал родственную душу. Поиск затянулся на целый век и был временами настолько сложен, что я… знаешь, когда встречал кого-то особенного, мне казалось, будто вот она – та самая золотая рыбка, которая волшебным образом превратится в …

– Это другая сказка, Влас, – смеюсь я. – Там была царевна-лягушка.

Влас морщит нос:

– Знаю, но лягушки противные.

– Вот то-то и оно. Золотые рыбки нравятся всем, потому что они красивые. А лягушки нравятся только тем, у кого проблемы со вкусом. Я – лягушка. Поэтому и интересуюсь, как так вышло, что меня к себе решил взять самый рьяный фанат золотых рыбок.

– Ты сегодня на занятиях головой не билась? – Влас вытаскивает одну руку из-под своей головы и ерошит ладонью мои волосы. – Странные разговоры ведёте, миледи.

– Миледи, – повторяю я. – В таких словечках есть что-то возбуждающее до тех пор, пока я не вспоминаю, каким веком от них попахивает.

Влас смеётся, и его задорное настроение передаётся мне лёгкими вибрациями в его мышцах.

– Возвращаясь к твоему вопросу…

– Забей, это была глупость, – я уже жалею, что вообще подняла эту тему, но Влас перебивает меня:

– Возвращаясь к твоему вопросу, – повторяет он настойчиво. – Давай просто сойдёмся на том, что мы были предназначены друг другу? Как того, кто был свидетелем зарождения сотен любовных историй, такой сюжет меня устраивает больше всех других. А тебя?

– Ну, – протягиваю я. – Думаю, с этим можно работать.

И вроде уже не так уж и неловко. И Влас кажется чем-то хорошо знакомым и родным, как возвращение домой после десяти лет путешествий в других странах.

Как возвращение домой… Дом.

Неужели возможность снова его обрести наконец маячит на горизонте?

Влас вздыхает и снова переводит взгляд в небо. Я же продолжаю разглядывать его самого. Не хочу, очень не хочу вспоминать Власа слабого, изнеможённого и находящегося под влиянием Христофа, но образ сам всплывает в голове, накладываясь на реальность искажённой маской.

Он был мучеником, несмотря на злодеяния. Всё, что он делал, было последствием, а не изначальной целью.

Я безоговорочно поверила ему уже тогда, несмотря на всех, кто был уверен в провальности моего мнения. Значит ли это, что мы с ним изначально понимали друг друга гораздо лучше остальных?

– Хватит так пристально на меня смотреть, – произносит Влас. – Лучше взгляни на небо. Сегодня оно как никогда красиво.

– Нет, – я, несмотря на неудобную позу и уже затёкшую шею, качаю головой. – Ты мне нравишься больше неба.

На мою глупость ответить Влас не успевает – его перебивает трель, доносящаяся из кармана моей куртки. Чтобы достать телефон, приходится выбраться из объятий и подняться на ноги.

На дисплее – имя Вани.

– Алло? – отвечаю я.

– Ты где? – голос запыхавшийся, а на его фоне ещё как минимум два, о чём-то разговаривающих наперебой.

– Что-то случилось?

– Да. И тебе лучше это увидеть.

Мне хватает с головой. Я виновато гляжу на Власа, продолжая выуживать из своего телефонного собеседника необходимые факты: где он будет меня ждать и что мне стоит взять с собой.

Влас тоже поднимается. Как только я сбрасываю звонок, он спрашивает:

– В чём дело?

– Задание, – отвечаю на удивление спокойно. Сую телефон обратно в карман. – Мы сегодня дежурная команда, а я совсем забыла.

– Мне пойти с вами?

– Зачем? – уточняю я с осторожностью. – Не бери в голову, это обычный вызов, может даже ложный.

– Тогда почему ты так взволнована?

Разумеется, это он заметил. Как же иначе.

– Я не взволнована, – говорю я. Касаюсь его предплечья. – Просто расстроена, что приходиться прерывать наше свидание.