Кровь мусорщиков
Шрифт:
Послышались жидкие аплодисменты. Лютер вернулся на свое место, и пришла моя очередь. Я встала, положила флейту на стул, а потом поняла, что никто из музыкантов не знает мелодию. Я вновь взяла инструмент, вышла в центр комнаты и поманила к себе ведущего скрипача.
– Вы не знаете эту мелодию, - сказала я. – Поэтому я один раз проиграю куплет и припев, а потом вы можете вступить, когда я запою.
Он взглянул с удивлением, но кивнул. Я поднесла флейту к губам и начала играть. Я могла положиться на вежливость своих, каким бы плохим ни было мое выступление, но другие подразделения меня
Я беспокойно посмотрела на людей в манхэттенском углу и увидела, что Акула сидит впереди толпы, а Жало и Змееныш – по сторонам от него. Акула с презрительным видом наклонился и что-то сказал Змеенышу. Я не смогла сдержать напряжение, и моя мелодия дрогнула, но Блок подошел и мрачно взглянул на подчиненного.
Я не знала, стоит ли успокоиться из-за готовности Блока удержать Акулу от проблем или разволноваться еще больше. Блок ожидает, что мое первое выступление станет полной катастрофой?
Я уже сыграла и куплет, и припев, поэтому бросила взгляд на скрипача, и он ответил ободряющей улыбкой, подтверждая, что готов мне аккомпанировать. Я убрала флейту от губ, скрипач сыграл первую ноту, и я запела.
В этой песне было что-то странное. Сама по себе музыка звучала не слишком хорошо, и в словах без сопровождения было не больше смысла, чем в дюжинах прочих любовных песен. Но если вы объединяли то и другое, сводили вместе музыку и текст, получалось нечто гораздо большее, чем две части.
На второй строке я заметила, как губы Блока искривились в нелепой сентиментальной улыбке. В конце первого куплета он повернулся и посмотрел на свою беременную подругу, Ташеку.
Я заметно ободрилась. Если мне удалось пронять этой песней Блока, то ее магия подействует на всех в зале, за очевидным исключением непробиваемого Льда. Я перешла к припеву о Хелене, горячо любимой девушке, наполняющей мир светом, перевела взгляд с манхэттенского угла на ряды членов Сопротивления и оборвала песню на полуслове.
Доннел вскочил на ноги и стоял с выражением недоверчивого шока на лице, вызвавшим у меня тошноту. Скрипач, должно быть, тоже его заметил, потому что резко прекратил играть, и в комнате повисла мертвая тишина.
До сих пор я лишь раз видела на лице Доннела такое выражение. Оно появилось, когда он услышал, что мой брат уничтожил реле нью-йоркского портального центра. Должно быть, и я сделала что-то ужасно, непоправимо неправильное. Мы с Доннелом наконец разобрались в отношениях, стали настоящими дочерью и отцом, но я каким-то образом все испортила.
ГЛАВА 26
– Блейз, откуда ты знаешь эту песню? – спросил Доннел.
«Песня», - оцепенело подумала я. Да, именно песня вызвала это потрясение на лице Доннела. Мне не стоило ее исполнять, совсем не стоило, но откуда я могла знать, что это приведет к катастрофе?
– Откуда ты знаешь эту песню, Блейз? – повторил Доннел.
Я облизала губы.
– Мама пела мне ее перед сном в детстве.
– Кейра пела ее тебе? – Доннел растерянно тряхнул головой. – Да, должно быть, так. Я написал эту вещь за
две недели до отъезда из Лондона, и пел ее только Кейре.– Ты написал мою вечернюю песню? – Я пришла в замешательство. Невозможно. Она о любви мужчины к ослепительной девушке по имени Хелена. Родители расстались до моего рождения, но все говорили, что Доннел не смотрел ни на одну женщину, кроме мамы. Отец сам мне это сказал.
Теперь Доннел улыбался.
– Да. Нет.
Он беспомощно всплеснул руками.
– Некоторые песни я писал, болезненно выводя в жизнь по слову и по ноте. Другие пришли из ниоткуда, словно уже полностью сформировались в альтернативной вселенной и только ждали того, кто может стать их дорогой в нашу. Эта песня как раз из них, поэтому я не уверен, я ли написал ее, или она – меня.
Значит, это правда. Эту песню написал Доннел. Внезапно я почувствовала не оцепенение и не завороженность, а бешеную злость. Предполагалось, что мои родители расстались из-за климатического спора, приведшего Доннела в Нью-Йорк. В итоге все оказалось не так. Здесь была замешана другая женщина.
Я подняла голову и взглянула на Доннела.
– Тогда кто такая Хелена?
Доннел как будто смутился.
– Конечно, Хелена – твоя мать. Ее звали Кейра Хелена О’Шонесси. Хелена означает «свет», и эта песня о том, как она наполнила мой мир светом.
На мгновение я почувствовала странное головокружение. Ослепительной Хеленой из песни была моя мама. Доннел написал эту вещь для нее.
– Я не знала мамино второе имя, - отозвалась я. – И не знала, что ты сочинил эту песню для нее. Она никогда не подпевала другим людям во время твоих песен. Никогда не называла мне твое имя. Не сказала ни слова о тебе. Как я могла догадаться, что каждую ночь она...
Я так тонула в эмоциях, что не смогла закончить фразу. Мама никогда не называла мне имя отца, но каждую ночь пела о его любви к ней.
Доннел утер слезы с глаз тыльной стороной ладони.
– Когда последние респектабельные граждане покинули Нью-Йорк, преступные банды обратились друг против друга и против моих людей из Сопротивления. Мне пришлось отправиться в Нью-Йорк, чтобы договориться об альянсе, пока они не стерли друг друга с лица земли. Я не мог рисковать и брать с собой твою мать и брата, поскольку путешествие предполагало использование взломанных порталов. Кейра сказала, что...
Доннел покачал головой.
– Да, мы оба много чего наговорили. Наши ссоры всегда проходили бурно. Переговоры о создании альянса заняли гораздо больше времени, чем ожидалось, и твоя мать прислала в Нью-Йорк сообщение, что...
Он недоговорил фразу и начал новую.
– Иногда я думаю, что мог стать блестящим певцом, блестящим лидером Сопротивления Земли или блестящим мужем. Попытка объединить все три роли привела меня к провалу в каждой из них.
Сейчас его голос наполняла скорбь.
– Я так и не вернулся в Лондон. Я думал, что мы с твоей матерью достигли конца. Я ошибался. Мне следовало знать, что я ошибаюсь. Огонь, разгоревшийся между нами, не мог угаснуть. Она пела тебе мою песню каждый вечер. Если бы я вернулся в Лондон... Если бы твоя мать спаслась от огня и попала в Нью-Йорк...