Кровь нерожденных

* * *

Прусак еле ворочал языком. Рвало его так, что пару раз пришлось сводить его в сортир.

Однако сначала он даже попытался возмущаться:

– Это, начальник, мое личное дело. Мне девка эта давно нравилась. Я, в натуре, поговорить с ней хотел, по-человечески. А она мне прямо в морду этой дрянью пальнула. Ее задержать надо, в натуре, а не меня, слышь, начальник!

Раскололся Прусак довольно быстро. Выложил все – и как наняла его Зотова, и сколько заплатить обещала.

Валя подтвердила: в ее смерти мог быть заинтересован только один человек – Амалия Петровна Зотова, и подробно объяснила почему.

На том же «газике» Валю отвезли домой. В ее окнах горел свет.

– Я видела, ты подъехала на милицейской машине. – Мама распахнула дверь, как только Валя вставила ключ в замочную скважину. – Что произошло, Валентина?

– Ничего, мамуль. Все в порядке. Жива, как видишь. Завтра расскажу, очень спать хочется.

* * *

Стальную дверь квартиры Амалии Петровны долго не могли взломать. Когда наконец вошли, капитан Савченко тут же вызвал «скорую» и опергруппу.

– И смотреть нечего, – вздохнул врач «скорой», – вколола себе сама в вену, и привет. Она же медик.

То же самое сообщил и судмедэксперт, прибывший с оперативниками. Тело увезли в морг. Квартиру опечатали. Вскрытие показало, что смерть наступила от отравления большой дозой морфина гидрохлорида, введенной внутривенно. Дактилоскопической экспертизой было установлено, что и на шприце, и на вскрытых ампулах были отпечатки пальцев только одного человека – покойной Амалии Петровны Зотовой.

– Не верю, что она сама, – сказал капитан Савченко, сидя поздним вечером с женой на кухне, – не могла она. Не таким была человеком. Да и не знала она еще, что Прусак раскололся.

– Давай помянем ее по-хорошему, – вздохнула жена, – несчастная она была женщина, совсем одинокая.

И они выпили коньячку, не чокаясь.

Глава двадцатая

– Ты решительно отказываешься ехать в Гринвич-Вилледж? – спросил Стивен, выходя из дома вслед за Леной.

– Поздно уже, Стив. Я устала, глаза закрываются. Лучше пообедаем дома, купим что-нибудь, я приготовлю.

– Но должны же мы отпраздновать твой приезд! – Стивен вертел на пальце ключи от машины. Он был явно огорчен. – Зачем я тогда надел парадный костюм?

– Хорошо, – вздохнула Лена, – есть компромиссный вариант. Помнишь тот уютный итальянский ресторанчик, в двух кварталах отсюда? Там еще хозяин такой маленький-маленький.

– Ладно, что с тобой делать! Там, конечно, никто не оценит мой лондонский костюм...

– Я уже оценила! – утешила его Лена. – Зато тебе можно будет немного выпить. Мы же пойдем пешком туда и обратно.

Из окна кухни высунулась черная курчавая голова приходящей прислуги Стивена Саманты.

– Если вы не собираетесь ехать, можно я возьму машину на пару часов? – крикнула она.

– О’кей! Я сегодня добрый. – Стивен с удивительной для его возраста меткостью кинул ключи прямо в руки Саманте. – Только ты сначала уж дочисти мою конюшню.

В ресторане было почти пусто. На маленькой неосвещенной эстраде пожилой скрипач с выразительно всклокоченной иссиня-черной шевелюрой настраивал скрипку. Хозяин, крошечный, лысый, как коленка, человечек, подлетел к ним и стал трясти Стивену руку, повторяя:

– Как я рад вас видеть! Вас и вашу красавицу, русскую подругу. Видите, я узнал вас, мадам, – сияя ослепительными вставными зубами, обратился он к Лене, – вы были здесь давно, а я узнал. О, такую красивую леди нельзя забыть!

Они уселись за столик, и Стивен закурил. Вопреки общеамериканскому антиникотиновому безумию он оставался заядлым курильщиком.

– Тебе, как всегда, мартини «бьянко» со льдом? – спросил он, глядя в карту вин.

– Нет, – улыбнулась Лена, – мне только сок.

Стивен презрительно фыркнул.

– Меня не удивляет, что у вас в России показывают нашу дурацкую рекламу здорового образа жизни. Но что ты на это купишься – я не ожидал. Я ведь заметил, ты совсем не куришь. Неужели бросила? А теперь, оказывается, еще и не пьешь.

Застывший рядом в ожидании заказа крошка хозяин вдруг сладко зажмурился и что-то зашептал Стивену на ухо. У того брови медленно поползли вверх.

– Это правда? – уставился он на Лену.

– Что?

– Синьор Луцони говорит, будто ты...

– В таких вещах я не ошибаюсь, – напыжился итальянец, – у меня девять детей. Для вас, мадам, я сейчас сам лично зажарю нашу фирменную форель. Вам необходима рыба, в ней много фосфора, и беби вырастет умным.

– Спасибо, синьор Луцони. Думаю, от вашей фирменной форели мистер Поллит тоже не откажется. Верно, Стивен?

Когда итальянец удалился на кухню, Стивен тихо спросил:

– Почему ты мне сразу не сказала?

– Мне кажется, этого нельзя не заметить. А у тебя стало такое лицо, будто мне пятнадцать лет и я, как говорила моя тетя Зоя, «принесла в подоле». Знаешь, есть такое русское выражение?

– Да, – Стивен звонко хлопнул себя по лбу, – я забыл спросить, как поживает твоя коммунистическая тетушка?

– Она умерла, – Лена вдруг почувствовала, что глаза ее наполняются слезами, – совсем недавно. От инфаркта.

– Бедная моя девочка, – покачал головой Стивен. – Ну, а отец твоего ребенка, наверное, тот красавец Юрий? Хотя нет, вы же с ним давно развелись. У вас ведь еще лет восемь назад не ладилось.

– У нас никогда не ладилось, – Лена постаралась улыбнуться, – отец моего ребенка – совсем другой человек.

– Вы живете вместе? Кто он? Расскажи, пожалуйста, сделай милость.

В этот момент где-то совсем близко грянул взрыв.

* * *

«Елки! – Света даже присвистнула. – Мне нужен постоянный человек. Я одна не справлюсь. Я не могу быть в двух-трех местах одновременно!»

Она стояла в толпе за полицейским ограждением у дома Стивена.

Останки зеленого «Форда» еще дымились. Света видела, как заворачивают в черный пластиковый мешок то, что осталось от негритянки Саманты.