Кровь вторая. Орда

Вокруг Асаргада, собралось больше сотни воинов, готовых идти с ним в горы на царствование. Всю орду уговорить у него не получилось. Камнем преткновения стал ордынский царь Даникта, хотя в распоходенной орде, он уже был просто Даникта, без царского титула.

С одной стороны, эламит не выказывал особого недовольства идеей Асаргада, но с другой, сам никуда не собирался и ревностно отстаивал будущее своей орды, понимая, что ушедшие с Асаргадом люди, вряд ли, вернутся сюда по весне, хотя его затею, обзывал не иначе, как пустой и это, пожалуй, единственное выражение из сонма не ругательных. Стараясь перевести в шутки устремления самозваного царя, он постоянно утверждал, что по царствуя зиму, весной всё равно сюда все припрутся.

Чтобы лишний раз не нервировать Даникту, Асаргад, отъехав от основного стойбища, разбил новое, где и дожидался «знака Ахурамазды», как он объяснил своим соратникам.

Уйбар прискакал налегке. Разодетый в дорогие и пышные меха, какого-то непонятного и видно дорогого зверя, уж больно богато и пышно выглядел. Шапку сознательно не одел, чтобы показать всем свой золотой, ухоженный волос. Конь в дорогом облачении, оружие царское. В общем, его приезд произвёл впечатление, на уставший и непонятно чего ждущий, отряд Асаргада.

И почти сражу, лишь поздоровавшись, не дав толком отдохнуть и рассказать путешественнику о своих приключениях, Асаргад «сыграл поход», собрал людей, попрощался с Даниктой, продефилировав отрядом вскользь старого лагеря, напоследок заверив его на полном серьёзе, что ждёт его орду в своих рядах, даже пообещав ему эламское царство и чуть больше сотни конников, с гружёнными приводными, двинулись на встречу судьбе на юг, в родные горы.

О своих приключениях, Уйбар рассказывал, практически, всю дорогу без умолку, передыху, с единственным перерывом на сон, когда его, просто, затыкал Асаргад, насильно, разгоняя всех спать, а рассказать ему было о чём.

Райс, как выяснил, наконец, Асаргад, была дочерью самой Матери девичьей орды Тиоранты и царя степной орды Эминака. В том, что она была высокородной дочерью, Асаргад не сомневался, но ему и в голову не приходило, что на столько. По рассказу Уйбара, она положила глаз на их Гнура и буквально, насильно его на себе женила.

Гнур же тянулся к Апити, и та, отвечала ему взаимностью, но Райс, оказалась сильнее в этом любовном треугольнике и по словам рассказчика, умыкнула его у подруги, исключительно, из вредности и ревности, в первую очередь, к себе любимой, привыкшей получать всё и сразу, о чём только задумается.

Уйбару же выпала участь наблюдать за всем этим, лишь со стороны, так как ни та, ни другая, в борьбе за Гнура, на него, как на вожделенный объект, даже не глядели.

С упоением рассказывал о походе и взятии города, о резне и горах золота. Конечно же, приврал, приукрасил, но как без этого сказки сказывать. В его устах, даже самые обычные и скучные вещи, превращались в события величественного масштаба.

Много восхищался боем берсеркеров и бердников, с коими плечом к плечу посчастливилось биться, где он, не ударив в грязь лицом, прослыл героем и чуть ли не братом по оружию. Но больше всего, сам восхищался рыжей бестией. Как она дралась, как она рубила!

Конечно, виделся и с самой Матерью Тиорантой и с её мужем Эминаком, мол даже за одним столом сидел. Об этом Уйбар рассказал особо, с подробностями, мол, смотрите и завидуйте, с кем вам посчастливилось вместе ехать, голь канавная.

На вопрос, почему же он оставил такую завидную жизнь, Уйбар, как-то сник и с сожалением признался, что после свадьбы, молодые, куда-то, исчезли, Апити исчезла, вообще, ещё до свадьбы, даже розыск объявляли, собак пускали, но она пропала, как сквозь землю провалилась и он остался, абсолютно один, никому не нужный.

Какое-то время крутился с Шахраном, но потом и тот по делам, куда-то пропал, а ему откровенно намекнули, мол, он там лишний, мол, под ногами мешается, да, не загостился ли. Вот и плюнул на всё и вернулся. Надоело быть в одиночестве, среди скопища людей, пусть и знатных, и родовитых.

На краю степей, почти у самого моря, их неожиданно нагнал отряд дев-воинов, спешащих в том же направлении, куда двигались и они. Асаргад с улыбкой отметил тогда, что в степь пришли с «мужерезками» и из степи уходим с ними же.

К тому же дев, как и в тот раз, было ровно столько же — пять троек. Судя по увесистым мешкам, притороченным по бокам их приводных коней, путь у них лежал неблизкий. Они сначала догнали, затем обогнали, растянувшуюся колону, по степи и пристроившись к голове отряда, сбросили скорость, поравнявшись. Уйбар, лишь мельком, тихо спросив Асаргада, вернее, просто поставив его перед фактом:

— Можно я? — и не дожидаясь ответа, тут же направился в их сторону, к старшей.

«Мужерезки» встретили посланца, сначала, настороженно грозно, но уже некоторое время спустя, мило улыбались, а старшая, даже позволила себе звонко рассмеяться. Асаргад тут же вспомнил, как много лет назад, Уйбара, бедолагу, таскали такие же девы на верёвочке без штанов, а сейчас его друг, не только держался с ними на равных, но и судя по их выражениям лиц, явно доминировал, вызывая к себе всеобщий девичий интерес.

Беседа их длилась недолго и дружелюбно распрощавшись, девы ускорились и пыля по голой степи, унеслись вперёд. Уйбар спокойно, с достоинством вернулся обратно и пристроился рядом с Асаргадом.

— Да, — протянул глава отряда, хитро улыбаясь в бороду — помнится мне, твоё первое общение с ними, в этих же, примерно, местах, было не таким радостным, а теперь, смотри, сами девы готовы перед тобой последние штаны скинуть.

Уйбар тоже улыбнулся, видимо вспоминая.

— Если б я тогда знал то, что я знаю теперь, — загадочно произнёс он.

— А я вот, до сих пор не знаю, как себя с ними вести, — неожиданно признался Асаргад.

— А что тут знать, — изумился Уйбар, — Асаргад, ты же уложение «рыка царя» знаешь?

— Ну, — удивился Асаргад, не понимая, — причём тут «рык царя», ничего там про дев не сказано. «Рык царя» бесстрашен бою. В его душе нет места страху. Он не боится смерти. Готов бить любого врага, какой бы он образ не принимал, — тут же продекламировал он первую заповедь уложения.

— А дальше? — хитро спросил его Уйбар.

— «Рык царя» честен при разделе добычи. Он не возьмёт чужое, лишь добытое в бою оружие — его. Особо ценно оружие, отданное самим поверженным врагом. Он никогда не лжёт. Не можешь сказать правду — молчи. Не можешь молчать — скажи правду. Пообещал — сделай, не можешь — умри, — продолжал Асаргад, тоже улыбаясь в ответ на улыбку Уйбара, но не понимая, пока, что тот задумал.

— Стойкость «рыка царя», безмерна. Он не прихотлив ни в еде, ни в питье, ни жилье. Он может не есть, не пить, не спать столько, сколько будет нужно. Он стоек перед жарой и холодом, дождём и снегом, ветром и грозою, — наконец, окончил Асаргад, уставившись, на всё ещё ухмыляющегося друга.