Кровавая Мачеха

А то она этого и так не знала. Еще с раннего детства. С самой крапивной ямы.

Но взрослому Роману нравилась усмешка взрослой Юлианы. Ей тогда уже было шестнадцать…

Юлиана нынешняя (пережившая постылого Романа и, увы, почти наверняка и любимого Евгения) грустно усмехнулась. Она ведь готовилась в любовницы к отъявленному садисту. Раз уж иначе грозили садисты в мужья. Не Мэндский, так Эвитанский. Не один Эвитанский, так второй.

А с любовника можно хоть что-то взять. Мужу-то тебя просто преподнесут на блюде. Законная жена — дешевле любой портовой шлюхи, ведь ее завоевывать не нужно.

Готовилась Юлиана ко всему. Но долго бы выдержала?

Ну, сколько-то продержалась бы. Деваться-то куда? А там… чем змеи не шутят?

Всем. Включая потерю Эжена. Вот уж пошутили, так пошутили. Вручили взамен корону Регента и мамин замок. Несостоявшийся мамин. Зато ее самый любимый. Недостижимую мечту. Несостоявшиеся мамину долгую жизнь и счастливое детство Юлианы.

Виктор Вальданэ — самовлюбленный эгоист и бабник, но даже не садист. Далеко не Роман. И союзники сейчас и впрямь необходимы. Почти позарез. Так откуда в Юлиане столько отвращения? Или это тут кое-кто разбаловался не вовремя?

Голубоглазую пустышку Софию Юлиане хотелось пришибить на месте — за всё, что та исподволь вбила в голову юному Евгению. Но за одно пугливую дуру и впрямь стоит поблагодарить…

Евгений привык обращаться с ней, как с чем-то хрупким и эфирным. Как с цветком или с легкокрылой бабочкой. И по-другому просто не умел. Не на Феофано же переучиваться.

Юлиана могла это оценить, хоть с другими так далеко не заходила. Обходилось поцелуями, весьма умеренным тисканьем (за большее нужно платить, а цена слишком высока!) и голыми портретами.

От Евгения она ждала не так уж много, а получила куда больше, чем когда-нибудь мечтала. Ну, за исключением, что он в нее так и не влюбился, но сказки сочиняют для нежных и трепетных романтических принцесс из баллад. Не для реальных императриц-интриганок.

Даже забавно — с учетом, что за пределами алькова Эжен легко пригрозил Юлиане смертью. Тут он ей причинить боль отнюдь не боялся. Смог бы сдержать слово? Скорее всего.

Сначала угрозами смерти пригнать к алтарю и без того любящую женщину (готовую отдаться ему еще лет пять назад), потом — чуть не сбежать самому с порога спальни. В этом весь Евгений. Абсолютное понимание политики, ратников, войны, правил любой игры. И полное незнание женщин.

3

Здесь всегда светит родное южное солнце. Почти как в Илладэне. Встречает рассветом, провожает день красивейшим ярким закатом.

Только в Сантэе ведь тоже был не Север.

День и тепло их любви завершились давно. Не сейчас, когда Виктор бешеным зверем носится по их временным покоям. Не когда сыплет проклятиями и угрозами.

И не когда уже сам проговорился про портреты Юлианы. В образе новорожденной богини любви. И в том виде (и наряде), в каком на свет и рождаются.

— Ты пересылался с нынешней императрицей Мидантии как раз, когда клялся мне в любви? — улучив момент, перебила мужа Элгэ. — Кому из нас ты врал? Или обеим?

— Прекрати, — досадливо поморщился он. — Я никогда не верил этой предательнице собственной семьи. И избавился бы от нее сразу — едва получил бы власть.

Да, это легко. Пистолетный выстрел, арбалетный болт, меткая стрела с чердака. А то и публичная казнь. Или тихое удушение в тюрьме. Мидантия на такое горазда.

Вот только кто от кого бы тут еще раньше избавился? Если Юлиана Кантизин изначально это и планировала — у нее больше опыта в таких делах. И предсказать всё она могла заранее. А вот если бы и впрямь влюбилась в Виктора… Если он и правда планировал расчетливо и цинично использовать любящую женщину…

А почему — нет? Использовал же Элен Контэ. Она — глупая, наивная горлица, а не ядовитая змея, вроде мидантийской принцессы. Но именно Виктор горлиц презирает еще сильнее, чем ненавидит змей.

— Предательницы — кого? Отчима? — в отличие от мужа, Элгэ по покоям выделенного им дворца метаться не намерена. Ей хватало выдержки даже против Валериана Мальзери. Или Поппея Августа. А ведь оба легко могли ее уничтожить. Медленно, мучительно и со вкусом… в таких делах. — Я тоже предала дядю, он же свекор. Забыл?

— Это ты забыла. — Виктор застыл на фоне очередной картины. Заслоняет багровый пылающий город и темно-пенное бушующее море. Как в Мэнде. Элгэ не была там. Даже меньше, чем Виктор. Но видела всё это в кошмарах много раз. — Как мы мечтали отомстить, как были готовы на всё! Ты сама пудрила бы мозги кому угодно, лишь бы дорваться до мести и крови врагов. До шанса порвать их в клочья! До пляски на их могилах.

В реальном прошлом или в легенде погиб от рук врага благородный герой — и его город оказался беззащитен. А враг-победитель и впрямь плясал на его могиле, упиваясь своей воинской славой.

Просто ли так Юлиана Кантизин выделила гостям именно этот дворец? И именно эти покои?

— И потому понимаю право на месть других, Виктор. И не презираю за то, на что готова сама. Я — далеко не святой агнец милосердного Творца. Но я и не врала любимому человеку ради призрачных интриг.

— Призрачных?! С помощью мидантийской армии мы перебили бы всех врагов моего отца. Еще тогда.

— Ты рисковал жизнью своих сестры и матери. Еще тогда. Ты чуть не лишил свою семью единственного убежища. Тебе мало было в злейших врагах Эвитана — ты дразнил еще и могущественного императора Мидантии. Каковы тогда были твои реальные шансы на победу — твои и принцессы Юлианы? И ты сейчас у власти — без всякой Мидантии. И где же убийцы Алексиса Зордеса? Среди твоих министров. Мстишь ты одному Всеславу Словеонскому, да и то — не силой оружия.

Злая, недобрая улыбка ползет по его лицу. Змеей. Уродует по-настоящему красивые черты.

У Элгэ у самой здесь рыльце в густом пушку. Но она хоть это честно признает.

— Лучше признайся, что обезумела — от смерти Октавиана Мальзери? Но ведь это и есть месть, Элгэ. Истинная, по-настоящему выдержанная… мидантийская. Последний сын нашего врага мертв. А его отец верно служит нам, потому что куда ему еще деться? Или ты и впрямь спала с наглым сопляком Октавианом?

— Даже если и так? С ним, с его братом ли — он же мой муж… Был им тогда. Да хоть с самим змеем Валерианом. Хоть с ними со всеми — по отдельности и сразу. Пожелай граф Мальзери мое тело — что я смогла бы ему противопоставить? Я же была полностью в его руках. У него в плену. Виктор, умер не подлый убийца, а его юный невиновный сын. Благородный и честный юноша, на чьих руках — ни капли крови наших близких. Спаситель моего брата, черные змеи всё дери! Даже дважды спаситель. А истинный убийца — жив и даже у тебя в союзниках. Алексис Зордес-Вальданэ презрел бы такую месть.

— Ты — его любовница или нет?

— Твоего отца? Ты знаешь ответ.

В далекой древности один принц украл прекрасную принцессу. Точнее, подбил с ним сбежать. Единственную наследницу своих земель. Почему-то все помнят любовь, но забывают золото и власть.

Принц тоже любил дразнить чужеземных гусей. Могущественных и вооруженных до зубов.

— Оставь в покое моего отца! — заорал Виктор. — Люби его хоть до конца твоих дней, если сама в это веришь! Или люби его во мне, если предпочитаешь так. Моего отца уже нет — и ты не вернешь его никогда. Сейчас я спросил тебя про щенка Мальзери. Октавиана Мальзери!