Кровавый Дунай. Боевые действия в Юго-Восточной Европе. 1944-1945

Демократические и ориентированные на Запад партии, которые вошли в состав правительства Народного фронта, тогда еще питали иллюзии, что Великобритания и Соединенные Штаты могли бы воспрепятствовать Советскому Союзу в преобразовании Болгарии в коммунистическую страну. Они ссылались на провозглашенную президентом Рузвельтом и премьер-министром Черчиллем 14 августа 1941 года Атлантическую хартию [73] , которая гарантировала всем народам право выбирать форму государственного устройства по своему желанию, а также на многократные заявления Рузвельта, Черчилля и Сталина о том, что великие державы не будут вмешиваться во внутренние дела других государств, сколь бы велики или малы они ни были.

73

Атлантическая хартия – один из основных программных документов антигитлеровской коалиции. Была подписана британским премьером У. Черчиллем и президентом США Ф.Д. Рузвельтом на борту линкора «Принц Уэльский» 14 августа 1941 г., в Атлантическом океане. Позже, 24 сентября 1941 г., к хартии присоединился и СССР.

Атлантическая хартия была призвана определить устройство мира после победы союзников во Второй мировой войне, несмотря на то что Соединенные Штаты в войну еще не вступили.

События, однако, преподали болгарам совсем другой урок. Одна британская военная комиссия, в конце сентября прибывшая в Софию из Турции, была в 24 часа выдворена из страны советскими военными властями, и больше русские уже не допускали в страну никаких комиссий западных союзников. Соглашение о перемирии с Болгарией было подписано в Москве 28 октября с участием и других союзников по антигитлеровской коалиции (помимо СССР, также США и Англии. – Ред.), но все прописанные в соглашении права были гарантированы только советским военным командованием. Среди прочих упоминалось здесь и право беспрепятственного передвижения войск по болгарской территории, которое болгары должны были обеспечивать «всеми имеющимися в их распоряжении средствами». Тем самым все болгарские сухопутные силы были поставлены под контроль советского Верховного командования, а болгары обязывались продолжать борьбу против Германии.

Итак, в течение ноября была сформирована новая болгарская 1-я армия – шесть пехотных дивизий общей численностью около 100 тысяч человек, которая была подчинена 3-му Украинскому фронту. Согласно современному болгарскому историку, она должна была «под командованием Толбухина принимать участие в военных действиях в Венгрии, тем самым способствуя делу пролетарского интернационализма».

В то время, когда болгарский генерал-полковник занимался формированием и оснащением болгарской 1-й армии, коммунисты готовились нанести удар по старому офицерскому корпусу. Их цель состояла в том, чтобы свергнуть власть офицеров, принадлежащих к политической партии Народный союз «Звено» [74] , и сосредоточить руководство вооруженных сил в руках своих людей. Действия компартии были подготовлены весьма искусно и маскировались другими событиями. Так, еще в начале декабря компартия вдруг озаботилась тем, чтобы положение в Софии и других крупных городах страны не успокаивалось. Были организованы уличные демонстрации, участники которых требовали «безжалостного преследования военных преступников», «продолжения военных действий против фашистской Германии» или «демократизации государственного аппарата».

74

Фракция в парламенте, в политическую группу «Звено» входили интеллигенты, отставные офицеры, а также политики, разочарованные в существовавших партиях.

Велчев и некоторые лидеры демократических болгарских партий попытались дать отпор этим махинациям коммунистов. Против лозунга коммунистов «Все для фронта, все для победы!» они выдвинули лозунг «Мира, хлеба и свободы!», который означал нечто другое, а именно то, что для страны лучше платить репарации русским, чем бесцельно проливать кровь на фронтах сражений против немцев. Бирюзов: «Опасность подобного лозунга состояла в его внешней непогрешимости. В сущности, он мог послужить тому, что народ отвернулся бы от интересов своей собственной страны. Участие болгарской армии в войне против гитлеровской Германии было абсолютно необходимо, уже хотя бы для укрепления международных позиций новой Болгарии». При этом необходимо еще раз подчеркнуть то обстоятельство, что этого участия в войне, которое согласно официальным русским военным историкам, представляло собой «основополагающие интересы болгарского народа», желала только Москва. Великобритания и США высказывались против подобной необходимости.

Генерал Велчев также попытался спасти своих товарищей-офицеров от происков коммунистов. Еще зимой 1944 года ему удалось добиться решения Совета министров, согласно которому все офицеры, арестованные как «военные преступники» или «коллаборационисты», должны были быть амнистированы или освобождены из заключения, если они добровольно заявили о своей готовности активно сражаться на фронте в заключительных боях против Германии. Этот декрет № 4 напугал коммунистов, поскольку он мог поставить под сомнение работу народных судов, вызвать изоляцию или отстранение широких народных масс и тем самым затормозить захват власти коммунистической партией. Лидер болгарских коммунистов Димитров спешно стал разыскивать Бирюзова, которого не было в тот момент в Софии. Русский генерал-полковник сразу же вернулся в столицу, где – как он пишет в своих воспоминаниях – «уже состоялись рабочие демонстрации, которые, будучи организованы компартией, требовали аннулирования декрета № 4. Я посетил премьер-министра Кимона Георгиева и нашел его в глубоком раздумье… «Что с вами случилось?» – удивленно спросил я его. Георгиев только устало махнул рукой: «Ничего страшного. Я попал в автокатастрофу». Затем он добавил: «У меня сейчас много хлопот. Приходится многое проглатывать. Некоторые члены правительства продолжают оскорблять меня и пытаются читать мне политические лекции…»

Георгиев и в самом деле попал меж двух жерновов. Кому должен он служить, на чью сторону он должен встать? Политическая группа «Звено», основная сила переворота 9 сентября, представляла себе будущее своей страны отнюдь не как вассала Москвы. Все больше офицеров этой политической группы испытывали неприязненные чувства, видя махинации коммунистов, которые с помощью Красной армии неприкрыто стремились к однопартийной власти. То, что Георгиев в конце концов встал на сторону компартии, видно в одном из высказываний Бирюзова, который в своих воспоминаниях аттестует премьер-министра как «истинного патриота и убежденного антифашиста», который тотчас же «смог понять, что развитие Болгарии как независимой и свободной страны со своим собственным правительством невозможно без социальных преобразований и без тесного союза с СССР».

В течение зимы 1944/45 года внутриполитическое положение Болгарии заметно ухудшилось. Швейцарский журналист Вольфганг Бретхольц так описывает тогдашнюю ситуацию в стране, которая официально все еще продолжала оставаться царством: «Со времени моего последнего пребывания [осенью 1944 года] коммунистический террор еще более обострился, и целый ряд политиков и журналистов, с которыми я в прошлый раз разговаривал, тем временем были схвачены или исчезли. Коммунистическая милиция при поддержке советских оккупационных войск была хозяйкой в стране, а ее шеф, коммунистический министр внутренних дел Антон Югов, гордился тем, что ему удалось, организовав народную милицию по советской системе, обуздать профашистское сопротивление не только в городах, но и в сельской местности, а также основательно очистить Болгарию от фашистских, национально-реакционных и антидемократических элементов. Но эти «антидемократические элементы» в действительности были защитниками свободы и демократии, отчаянно пытавшимися противостоять коммунистическому террору».

Чтобы самому составить мнение о положении в Болгарии, швейцарец даже сопровождал лидера болгарской Крестьянской партии [75] , доктора Георга Димитрова, известного как Гемето, в его многодневной поездке по Южной Болгарии. Стоял февраль 1945 года.

«Димитров, этот молодой и энергичный политик, вернулся из эмиграции на родину, в противоположность своему коммунистическому однофамильцу, который предпочитает и поныне оставаться в Москве и оттуда дирижировать болгарскими коммунистами. Гемето тотчас же после своего возвращения начал с того, что вместе со своим заместителем Николой Петко стал воссоздавать организацию крестьянской партии и стал мобилизовывать миллионные массы болгарского крестьянства на борьбу за сохранение свободы. Он быстро вошел в конфликт с коммунистами, которые видели в нем своего самого опасного врага и выставляли его «англо-американским агентом», поскольку годы своей эмиграции он провел на Западе.

75

Так в тексте. На самом деле Георги Михов Димитров (не следует путать с болгарским коммунистическим деятелем Георгием Димитровым) возглавлял Болгарский земледельческий народный союз «Пладне». В сентябре 1945 г. эмигрировал в Италию, а оттуда – в США.

Каким авторитетом обладал Гемето, который сам происходил из крестьянской семьи, я понял во время нашей поездки. В каждой деревне, в которой он произносил свою речь, его встречали бурными восторгами тысячи людей, а в городах – десятки тысяч. И сильнее всего люди аплодировали ему, когда он говорил, что Крестьянская партия будет прежде всего защищать свободу, в том числе и от того меньшинства населения страны, которое сегодня, под защитой новой оккупационной армии, выступает в качестве хозяина страны. Во многих пунктах его поездки коммунисты пытались сорвать его выступления, но они не могли ничего предпринять против крестьян. Во время многих доверительных бесед, которые вел Гемето и на которых я присутствовал, местные руководители партийных комитетов говорили ему: «Дай нам оружие, чтобы мы могли обороняться против коммунистов, иначе мы пропадем». Несколько коммунистов, которые есть в каждом селении, просто вступали в народную милицию и, заполучив винтовки и револьверы, могли терроризировать жителей-некоммунистов. Но Гемето всякий раз говорил им, что он не может раздавать оружие…»

Бретхольц присутствовал также на процессе военных преступников в Софии. Об этом процессе он сообщает следующее:

«На этом фоне в начале 1945 года в Софии состоялся чудовищный процесс против более чем сотни «военных преступников», на последних заседаниях которого вплоть до вынесения приговора я присутствовал. На следующий же день после моего приезда я получил в министерстве пропаганды пригласительный билет на этот процесс вместе с потоком пропагандистских речей о том, что этот процесс докажет, как решительно Болгария порывает со своим «фашистским» прошлым. Перед зданием суда, безобразным строением в неоклассическом стиле, построенным между двумя мировыми войнами, с утра до вечера стояли тысячи людей, которые все время, так громко, что это было слышно в зале суда, скандировали лозунги: «Смерть военным преступникам!», «Повесить фашистов!», «Мы требуем смертной казни предателям!». Сам же трибунал был превращен в театральную сцену, с прожекторами, громкоговорителями и зрителями, которым никто не препятствовал во время допросов обвиняемых выражать свое «презрение» и «негодование».

В несколько рядов стояли друг за другом скамьи, на которых теснились обвиняемые, общим числом 162 человека, образуя, пожалуй, самый «выдающийся» корпус обвиняемых, известный в истории правосудия: 3 регента, среди них один принц крови, 3 премьер-министра, 26 министров, 8 королевских советников и более чем 100 депутатов парламента. Среди обвиняемых было несколько человек, которые – правда, если и не в юридическом, но в моральном смысле – были ответственны за совершенные преступления, которые во время войны творились в самой Болгарии или в занятых болгарами областях Югославии и Греции. Но вина подавляющего большинства обвиняемых состояла лишь в том, что они в качестве премьер-министров, министров или депутатов просто проводили в жизнь политику или же не смогли предотвратить крушение государственного корабля…