Кровавый пир. За чьи грехи?
Шрифт:
Воевода передавал его приказы стрелецким начальникам и пушкарю и прибавлял к приказу всегда крепкое слово.
Они заглянули и в чуланы, где в непогоду укрывались пушкари, и в нижнюю галерею стены, где ставились обыкновенно стрельцы с самопалами.
— Уф, важно! — сказал довольно воевода. — Истинно ты военный человек, Сергей Иванович!
— Постой, надо еще в погреб сходить да в пушечный амбар. Там, может, что есть! — заметил Сергей.
— Дело! Идем, друже!
Они осмотрели погреб. В высоких кадках там стояло зелье, то есть порох; пирамидальными кучами лежали ядра.
— Выбрать
— Слышишь? — сказал воевода пушкарю. — Наряди-ка людей-то!
Наконец в пушкарном амбаре Сергей увидал две огромные пушки с короткими стволами, называемые тюфяками, и приказал их поставить внизу башен, что при городских воротах у моста.
Осмотрели также ров, где Сергей приказал выправить честик, и после этого вернулись на воеводский двор.
— Ну вот! — сказал воевода стрелецким начальникам. — Лошадей достаньте и еще две сотни на коней садите. А еще вот его слушайтесь! Он как я! А потом скажу. Вор близко! Поборитесь же за великого государя, его царское величество; послужите ему, государю, верою, правдою, бейтесь с ворами до последнего. За то государь не оставит вас своею милостью!
— Рады служить великому государю даже до смерти! — ответили сотники.
Воевода одобрительно кивнул головою:
— А теперя с Богом и за дело!
Стрельцы ушли. Сергей пошел делать роспись, кому где службу нести, а воевода направился в приказную избу, где братья Жировы составляли ополчение из посадских и торговых людей.
В городе и посаде закипели работы. Таскали ядра, зелье, кирпичи и коты на стены; волочили пушки; стрельцы ходили с одного места на другое; Жировы каждый день скликали своих ополченцев и проверяли их.
Воевода на случай пожаров собрал баб и мальчишек и поставил над ними начальниками боярских и дворянских детей, снабдив их всех густыми мочальными кистями на длинных палках.
Всех охватило волнение, но по-разному.
Все ждали прихода Стеньки Разина, но тоже по-разному.
Воевода, дьяки, приказные, люди начальные и съехавшиеся помещики, бояре и дворяне ждали его как врага; посадские же, голытьба и некоторые из стрельцов ждали как избавителя.
Воевода чуял, что измена гнездится в городе, и своею ревностью портил дело.
Каждый день он ездил со стрельцами по городу и каждый раз кого-нибудь да отправлял в пыточную башню.
— Я вас, воров, крамольников, насквозь вижу! — кричал он, разъезжая по посаду. — Я из вас веревку скручу! Я вам протру глаза.
— Допрежь твово протрутся и сами! — закричал раз кто-то из толпы.
— Схватить его, собаку! — заорал воевода.
Стрельцы ухватили его. Это был рослый детина с дерзким взглядом.
— Так, молодец! А чтобы у тебя хоть и протерты глаза, а язык пустое не болтал, я тебе колышек в рот посажу! — сказал воевода. — Сведите его в башню да распорочку ему в рот, а там в тюрьму!
— Пожди, воевода, — роптали посадские, — будет и на тебя невзгода!
— Ох, будет битва великая! — говорил, вздыхая, каждый вечер воевода.
Что ни день, он посылал стрельцов за надолбы на разведки, не идут ли воры, и каждый раз стрельцы возвращались ни с чем.
Нетерпение росло.
— Господи, хоть бы скорее! — охал воевода — Пусть
уж придет разбойник, да чтобы разом!И все волновались.
Лукоперов, испив добрую чару вина, перед сном шел к своей дочушке и там делился с нею своими впечатлениями и мыслями.
— Слышь, дочушка, — говорил он, — воевода опять поджигателя поймал. Сегодня повесил. Нищие, говорят, пришли стены жечь, разбойники!
— Астрахань взяли! — говорил он в другой раз. — Бают, крови пролили! Ух! Кто боярин, того и секли. Воеводу с раската бросили!
Наташа дрожала и бледнела.
— На все воля Божия! — шептала она.
— Это ты истинно! Бают, это Божья напасть за грехи наши. Звезда появилась, слышь, в небе! Беззакония творим, вот! В Петровки на Москве-то иные убоину едят! Ереси пошли всякие. Старец, бают, предрек государю: быть, говорит, трем бедам. Гляди: государыня померла, раз! Царевич помер, два! А теперь этот идет. Вот и три! О, горе нам, грешным!
И он плакал, тряся своей лысою головою, и Наташе становилось за него и больно, и страшно.
— Батюшка, да неужели нам вред сделают?
— Убьют, доченька! Коли город возьмут, всех убьют!
Наташа вздрагивала:
— Молиться будем!
— Молись, доченька, Пресвятой Богородице!..
Сын не любил его причитаний. Молодой и отважный, он не боялся боя и верил в возможность защиты.
— Ты, батюшка, только кручину разводишь! Шел бы в терем, что ли!
— Болит сердце, Сереженька. Как подумаю о Ваське, так и защемит. Тьфу!
— А чем Васька страшен? Как и всякий вор, быть ему на виселице!
— А до того?..
Время шло. Напряжение увеличивалось, потом упадало и нарастало снова.
Накануне страшного утра никому о беде и не думалось. Воевода здорово угостился со своими гостями, и все мирно разошлись по своим горницам.
И вдруг в утро раздался гул набата.
— Пожар! — вскричал воевода.
"Не к добру!" — подумал Сергей, быстро вставая с лавки. Они в одно время выбежали на двор. Горели стенные башни.
— Воры! — закричал не своим голосом воевода, бросаясь назад в горницы и хватая саблю.
— Затворяй ворота! К воротам! — закричал Сергей, но уже было поздно.
— Нечай, нечай! — кричали казаки, въезжая в посад.
Ожидавшие их посадские с диким ревом подхватили их крик и бросились на город.
— Нечай! — орали кругом, вливаясь в ворота, как лавина.
VI
— Нечай! — кричали посадские.
— Нечай! — кричали казаки. — Многие лета батюшке нашему Степану Тимофеевичу и царевичу Алексею Алексеевичу! Добрые люди, не бойтесь! Мы вам дурна чинить не будем! Идите с нами на бояр и царевых недругов!
Сергей успел собрать отряд стрельцов и бился с ними у воеводского двора. Испуганные гости разбежались повсюду. Женщины в ужасе окружили воеводу.
— Идите в церковь, там защита ваша! — говорил им воевода.
— Где воевода? — орали казаки, рыская по городу. Подле Сергея рубились с яростью. Вдруг десяток рослых казаков накинулись на него.
— Ты его, Дубовый, живым бери! Заходи сзади, Кострыга! Так! Вяжи! — орал рослый, кривой на один глаз. — Нам его к атаману нужно! Тащи во двор.