Кровное родство. Книга первая

Сиделка склонилась над больной:

– Вы можете открыть рот, мадам?.. Вот так… еще немножко…

Из носика чашки-поильничка она влила в рот Элинор несколько капель воды, затем осторожно и аккуратно смазала смягчающей мазью ее пересохшие губы.

С трудом и болью Элинор выговорила:

– Где… мои… внучки?

Она не чувствовала половины лица, не могла управлять ею, поэтому произносила слова медленно и нечетко, смазывая звуки, как пьяная. Ей удалось пошевелить пальцами правой руки и ноги, но левые не слушались: казалось, их не было вовсе.

Чувствуя, что еще немного – и панический ужас овладеет всем ее существом, Элинор вспомнила, как еще девочкой, просыпаясь ночью, она первым делом хваталась за свои четки, чтобы отогнать силы зла; так и теперь она ухватилась за то единственное, что могло успокоить и приободрить ее. Каркающим голосом, но настойчиво она повторила:

– Где мои внучки?

– Я думаю, молодые леди на террасе. Сейчас позову.

Сиделка подошла к окну и подняла шторы. Да, сестры действительно были на террасе, не обращая внимания на послеполуденную жару. Сиделка высунулась и окликнула их.

Элинор со своей постели услышала взволнованные голоса и тут же быстрый легкий скрежет металлических стульев о кирпичные плитки пола. Она слабо улыбнулась, стараясь не слишком жмуриться от внезапно нахлынувшего света.

Несколько минут спустя дверь спальни распахнулась. Прежде всего Элинор увидела бледное, но оживленное лицо Клер в обрамлении длинных, прямых, темных волос.

– Дорогая, мы так беспокоились!

Голос у Клер был высокий и нежный. Она подбежала к кровати, опустилась на колени и поцеловала бабушку, потом прижалась губами к ее худым, в голубоватых венах, рукам.

– Не перевозбуждайте ее, – предупредила сиделка.

– Теперь моя очередь! – потребовала от двери Аннабел. Ее длинные волосы цвета меда были еще влажны и расчесаны после купания. В течение последних семи лет прекрасное лицо Аннабел улыбалось миру со всех без исключения реклам косметики знаменитой фирмы „Аванти". При виде Аннабел Элинор всегда вспоминались белые персидские котята, пуховые перины и бледно-розовые пионы – такая в ней была разлита мягкость, чувственность и женственность. Аннабел нежно погладила бабушкины длинные, светлые, седые у корней волосы, которые веером лежали на подушке. Она поцеловала Элинор в запавшую щеку и прошептала:

– Ох, Ба, мы уже думали, что потеряли тебя.

С любовью глядя на бабушку, обе сестры чувствовали, как к глазам подступают слезы. Только Клер, старшая, хоть немного помнила отца и мать (погибших в 1941 году при налете германских бомбардировщиков на Лондон), так что Элинор всегда была центром их мира. Они не могли представить своей жизни без нее. Казалось, в ней слились воедино Айседора Дункан и Элинор Глин, ибо в ней была та же отвага, драматизм и бессмертие.

– Где Миранда? – прошептала Элинор.

– Ей пришлось на денек вернуться в Лондон – какое-то заседание, – мягко проговорила Клер. – Мы все здесь уже две недели. Аннабел примчалась из Нью-Йорка сразу, как только мы узнали, что ты больна, а вот у меня в Лос-Анджелесе вышла небольшая задержка. Миранда вернется сегодня же вечером – вертолетом.

– А где Шушу?

Это была давняя подруга Элинор, теперь ее секретарь.

– Поехала в Ниццу за твоими лекарствами. А потом заедет в аэропорт узнать, не нашелся ли наконец багаж Аннабел. Шушу никогда не теряет надежды!

– Нам лучше не переутомлять мадам, прежде чем ее осмотрит доктор. – Сиделка непреклонно распахнула дверь спальни и так и стояла, держа ее открытой. – Вам придется сейчас выйти, а я позову его.

Аннабел надменно обернулась к сиделке, явно не намереваясь подчиняться приказу.

Однако Клер – как всегда, заботливая и ответственная, как и подобало старшей сестре, – тут же вмешалась:

– Не надо, Лягушонок, – это было детское прозвище, которому Аннабел была обязана своим крупным, чувственным ртом. – Мы снова придем, как только нам позволят.

Клер легонько подтолкнула сестру к двери спальни. Элинор перевела на сиделку умоляющий взгляд, говоривший без слов: „Пожалуйста, шевелитесь же побыстрее. У меня слишком много дел". Неукротимый дух Элинор вновь возвращался к ней.

Клер, в белом бикини, лежала на пляжном матраце на краю бассейна. Невысокая, худенькая и хрупкая, она обладала тем своеобразным очарованием, какое бывает в увядающих цветах, – грустноватым и неуловимым. Она, казалось, может просто проскользнуть между пальцев с быстротой потоков горных стремнин.

Аннабел лежала на соседнем матраце, облаченная в бордовый шелковый халат своего мужа. Отправляясь в поездки, она всегда возила с собой сумку, проходившую по категории ручной клади, где был этот халат плюс комплект нижнего белья, поскольку весь остальной ее багаж неизменно отставал от нее или вообще обнаруживался совсем в других местах. Нынешняя поездка не явилась исключением.

Когда зазвонил телефон, стоящий у края бассейна, трубку из слоновой кости схватила Аннабел:

– Может быть, это насчет моего багажа. Если он пропал, авиакомпании придется заплатить за все мои новые платья. – Она посмотрела на кнопки телефона, служившего также и селектором, и нахмурилась: – Я никогда не научусь обращаться с этой штукой, – и нажала одну из кнопок – линия отключилась. – Черт побери, я ничего не понимаю в технике! – Только теперь Аннабел заметила беспокойство на лице сестры. – Прости, Клер. Ты ждешь звонка?

– Да нет. Впрочем, может быть… Я подумала, что… – Клер откинула со лба темные пряди – и вдруг разрыдалась, закрыв лицо руками.

Аннабел вскочила со своего матраца, бросилась к сестре, обняла, прижала к себе.

– Что с тобой, родная? Я так и знала, что у тебя что-то не так. Иначе ты не притащила бы за собой из Калифорнии Джоша с няней. Ну, говори, в чем дело. Почему он не позвонил?

Мало-помалу рыдания Клер утихли. В ее обычно спокойном голосе звенели гнев и негодование, когда она рассказывала Аннабел о том, что случилось. Клер отправилась на пляж вместе с Джошем и его няней, где намеревалась провести целый день, однако у нее свело ногу, и, оставив их на берегу, она вернулась домой пораньше. Войдя в спальню, Клер увидела на кровати, рядом со своим мужем, худенькую смуглую обнаженную женщину. Произошла тяжелая сцена. Она бросилась в свою комнату и стала собирать вещи. Потом услышала, как за окном заскрежетал гравий – это резко рванула с места машина мужа… Клер долго рыдала, стоя на коленях перед раскрытым чемоданом, пока не услышала, что подъехала другая машина и Джош с няней, смеясь и переговариваясь, вошли в дом. В тот самый момент раздался телефонный звонок. Это звонила из Нью-Йорка Аннабел.

– Тогда-то ты и сказала мне, что у Ба удар, – шмыгая носом, закончила Клер.

– Бедная моя, – прошептала Аннабел, гладя длинные темные волосы сестры.

– Он так здорово умеет переворачивать все с ног на голову. Он делает так, что я выгляжу просто дурой с растрепанными эмоциями, тогда как всю кашу заваривает как раз он. – Тыльной стороной ладони Клер вытерла слезы. Она всегда убеждала себя, что, несмотря на все свои случайные и беспорядочные связи, муж по-своему любит ее и никогда не пожертвует той настоящей любовью, какая была у них, не поставит под угрозу счастье их сына. Она успокаивала себя, что с этими женщинами он лишь самоутверждается в своей мужской доблести, что никогда, ни к одной из них он не будет относиться всерьез. Но в тот день Клер вдруг почувствовала, что не может более выносить этого унижения. Поэтому она ушла от мужа.