Кругом измена, трусость и обман. Подлинная история отречения Николая II
Шрифт:
Травля Распутина, будь то в газетах, с трибуны Государственной думы или в общественных учреждениях, преследовала, конечно, цель не столько его компрометировать, сколько компрометировать царскую семью. Тем не менее полагать, что компрометация Распутина была вызвана лишь одним желанием навредить царской семье — неверно. Травля А. А. Вырубовой и П. А. Бадмаева, которая также была направлена против царя и царицы, никогда не достигала таких масштабов, как в случае с Распутиным. Кроме того, травля Вырубовой и Бадмаева никогда не выливалась в серьёзные намерения их физического устранения.
Получается, что враги Распутина хорошо понимали его опасность для них самих, а потому их ненависть к нему носила целенаправленный
Уверяют, что англичане могли бояться какого-то мифического сепаратного мира, который царь мог заключить под воздействием Распутина. Но в Лондоне и в Париже в конце 1916 г. были полностью убеждены в верности Императора Николая II союзническим обязательствам. Союзники знали лучше, чем кто-либо, о боевых возможностях русской армии, о росте вооружений, о развитии оборонной промышленности. Знали союзники и о всей смехотворности легенды о всесилии Распутина при царском дворе. Знали, но участие в убийстве Распутина приняли самое непосредственное.
А какими мотивами руководствовался министр внутренних дел А. Н. Хвостов, когда в 1915 г. пытался организовывать убийство Г. Е. Распутина? Этот эпизод неоднократно описывался в мемуарной литературе, в частности в воспоминаниях генералов А. И. Спиридовича и К. И. Глобачёва. Рассказывал о нём и так называемый «секретарь» Распутина А. С. Семанович в своей записке, которую он направил в департамент полиции. Семанович рассказывал, что 4 февраля 1915 г. к нему явился неизвестный ему инженер В. В. Гейне, который сообщил Семановичу, что познакомился с неким Ржевским, который работает помощником при директоре департамента полиции С. П. Белецком и состоит в негласном «личном распоряжении министра в. Д. Хвостова».
Один раз сожительница Ржевского, будучи в ссоре с ним, рассказала Гейне, что «Хвостов поручил Ржевскому проехать в Христианию и войти в соглашение с проживающим там Илиодором об убийстве Распутина и высших лиц, ему протежирующих»{412}.
В Норвегию (Христианию Ржевский поехал вместе со своей сожительницей и в присутствии её вёл все беседы с Илиодором. Илиодор согласился предоставить для убийства Распутина «своих пять фанатиков из Царицына и Петрограда». Об их приезде в Петроград Илиодор должен был сообщить Ржевскому условной телеграммой. Агенты Илиодора должны были быть снабжены МВД подложными паспортами и деньгами в размере 50 тыс. рублей{413}. По возвращении в Петроград Ржевский действительно получил от Илиодора условные телеграммы, «в которых было сказано что-то вроде: „братья согласны“, „братья вызваны“, „братья приехали“»{414}.
Не будем гадать, насколько правдиво Семанович изложил обстоятельства, при которых ему стали известны намерения министра А. Н. Хвостова. Главное другое: то, что изложено у А. С. Семановича, подтверждается воспоминаниями А. И. Спиридовича и К. И. Глобачёва. Причём К. И. Глобачёв делает весьма важные дополнения к записке Семановича. Изобразив страдания А. Н. Хвостова,
который вынужден был получать от «грязного мужика» прямые «приказы» в виде писем-каракулей, К. И. Глобачёв приходит к выводу, что «Хвостов решил избавиться от Распутина тем или иным способом»{415}.С этой целью А. Н. Хвостов приказал жандармскому полковнику М. С. Комиссарову войти в связь с Распутиным и, заманив его в какую-нибудь ловушку, убить его, свалив вину за это убийство на кого-нибудь другого. Самое интересное, что ранее тот же Хвостов по приказу Государя поручил Комиссарову охранять Распутина{416}.
И хотя в 1915 г. убийство Распутина не состоялось, вокруг него всё теснее затягивалась петля. Причём эту петлю затягивали люди из Охранного отделения. «Замысел ликвидировать Распутина, — пишут Ч. А. Руд и С. А. Степанов, — нельзя сводить к личным интересам Хвостова»{417}.
Итак, Хвостов по каким-то причинам стремился во что бы то ни стало убить Распутина. С этой целью он входит в контакт с бывшим иеромонахом Илиодором (С. Труфановым), который отрёкся от православной веры и за это был лишён монашеского сана. Бывший иеромонах уехал за границу, где связался с различными сектами и тёмными структурами. Труфанов был также связан с Бродвейской группой, а конкретно с У. Вайсманом. По сведениям американского историка Р. Спенса, именно «Вайсман стремился послать монаха Илиодора в Россию в качестве своего агента».
Как известно, С. Труфанов прибыл в Россию уже при большевистском режиме, провозгласил себя «патриархом» Илиодором и активно сотрудничал с ЧК в деле организации гонений на Русскую православную церковь.
Связь Труфанова с Бродвейской группой прослеживается и в оголтелой кампании по дискредитации царской семьи, которая началась в США в конце лета 1916 г. Тогда в адрес русского МИДа поступили секретные телеграммы от посла в США Ю. П. Бахметева. Посол сообщал, что «Илиодор намерен напечатать скандальную книгу о России под заглавием „Распутин“»{418}.
Телеграмма от 23 августа 1916 г., отправленная в адрес Священного синода архиепископом Алеутским и Северо-Американским Евдокимом (Мещерским), дополняла телеграмму посла. (При цитировании сохранена лексика автора. «Илиодор в Нью-Йорке. Продаёт жидам за 50 000 гнусную книгу о Царской Семье. Требуются деньги для спасения чести России»{419}.
Труфанов попытался торговаться с русским правительством, пытаясь продать якобы имеющиеся у Труфанова письма и записки Распутина и Императрицы Александры Федоровны. Впрочем, встречаясь с представителями русского посольства, Труфанов не скрывал, что большая часть документов у него фальшивая.
31 августа 1916 г. посол в Вашингтоне Бахметев в своей телеграмме сообщал, что «Илиодор заявляет, что ему здесь предложено 50 000 долларов на условиях: 1) составление пяти статей, 2) выступления публично в девяти разных городах, 3) продажа рукописи, которую предполагается перевести на разные языки и широко распространить, 4) содействие изготовлению соответствующей кинематографической ленты и 5 составление трагедии, в которой будет Государь Император и Его Семья для постановки на сцене». При этом Илиодор «утверждает, что никаких подлинных Высочайших писем у него не имеется и что последние были им переданы 2 марта 1916 года министру внутренних дел»{420}.