Круиз мечты для полубывших

Танька долго молчит, словно перемалывает боль в себе, перетирает в муку, в пыль, которую можно развеять по ветру.

Горькая улыбка кривит рот:

— Требовала тебя ей насовсем отдать…

Ни много ни мало. Вот же дура!

— Это было только раз. Она меня напоила, полезла сама и… — как же глупо оправдываться.

Танька словно читает мои мысли:

— Не надо…Про Ларису я тоже знаю.

Как?! Откуда? Ни одна живая душа не ведала.

Это моя боль. Моя самая глупая ошибка, растянувшаяся на целых два месяца. Не вспышка, не разовый срыв, долгое ослепление. И от этого еще больнее.

Познакомился с ней в электричке, когда ехал в областной центр по делам. Красивая, молодая, всего двадцать два года. Не устоял. Сорвался. Раз, другой. Верхняя голова совсем отключилась.

Уже несколько месяцев блуждала во мне смутная мысль: «Сорок лет, а чего я достиг? Ждет ли в будущем что-то важное, значимое, или пошла дорожка под горку?» А после знакомства с Ларой и вовсе стало казаться, будто не своей жизнью живу, можно ведь легче, веселее. Сил и энергии после отдыха на турецком курорте было хоть отбавляй. Казалось, горы могу свернуть, не то что судьбу свою изменить. Давно хотел второго ребенка, но Таня отказывалась, и так, мол, концы с концами еле сводим. Грешным делом, подумал, может, тут получится?

Не сразу я начал понимать, что она из другого теста. Неумная, но при этом хитрая, алчная, приземленная какая-то. Просто не хотел замечать.

Закончилось все больно, ножом по самолюбию.

Однажды после плоских утех в её квартире я задремал. Очнувшись, услышал, что она разговаривает по телефону, вероятно с подругой. Подошел к неплотно прикрытой двери.

— Спит старпер, утомился, — говорила она с усмешкой. — Надоел уже, скучный, нудный. Ну ничего, сережки я присмотрела, а там, глядишь, дожму и шубку купит. Зима не за горами.

Меня затошнило. Видимо, от самого себя. Вернулся в кровать, притворился спящим. Так и ушел ни слова не сказав, в полном шоке. Только на следующий день поставил перед фактом: нам нужно расстаться. Она возмущалась, писала, звонила. Я побоялся, что найдет жену, расскажет. Поговорил с ней жестко, пригрозил. От неожиданности и страха у нее глаза из орбит полезли. Неужели недостаточно испугалась?

— Откуда? — все же спрашиваю я Таньку.

— Нашла «клад» в барсетке.

Кривлюсь, как от зубной боли. Надо же так глупо просыпаться! Впрочем, теперь-то что.

— Мне было очень больно — тихо произносит она.

— Это был кризис среднего возраста. По классике. Главное, когда читаешь, все понятно. Видишь, как у кого-то крышу снесло от смазливой девчонки, думаешь: «Какой идиот!» А когда это происходит с тобой, дуреешь и отрицаешь очевидное.

— Но ведь и до этого было, — смотрит мне в глаза Танька.

Роняю голову на сложенные на столе руки.

— Было. Однажды.

Почти десять лет назад.

Мы с Таней были в затяжной ссоре. На заводском новогоднем празднике, корпоративе, как сейчас говорят, ко мне клеилась симпатичная командировочная. Она прилично выпила, я тоже был нетрезв. Все закоулки ДК, где проходил праздник были мне известны. Уединились.

Долго потом совесть мучила. К Тане первый пошел мириться, хоть был убежден, что прав. Потом посреди зимы цветы подарил «просто так». Она меня этим веником чуть не побила — уже влезли в ипотеку, каждая копейка на счету. Очень боялся, что кто-то из сослуживцев донесет. Вроде пронесло. Или нет? Теперь уж неважно.

Раздавлен. Уничтожен. Своими руками, оказывается, гвозди в крышку гроба забивал. Она знала. Знала и молчала.

Не могу успокоиться. Всегда огрызаюсь, когда загоняют в угол. Да, накосячил. А она что, святая?

— Но ведь и ты мне изменяла! — бросаю я.

Никогда так не думал. Даже не задумывался, что такое возможно. Невозможно.

Но она медленно кивает.

— Да. В Питере. Три месяца назад.

Что-то со звоном обрывается внутри меня. Окружающий мир опрокидывается с ног на голову. Пульс стучит в висках. Перед глазами все кружится. Пытаюсь осознать, понять: предала ли меня женщина, которая уже не моя? Женщина, которую предал я сам?

Она смотрит в пол. Тихо добавляет:

— Мне не понравилось.

Что-то немыслимое происходит сегодня в мире. Каждую секунду все меняется. Горизонт снова выравнивается. Сквозь тянущую боль в груди пробивается странное облегчение, маленький росток гордости — со мной-то все хорошо было!

Но что-то тревожное нарастает. То, что во сто крат важнее моей жгучей ревности, страдания разорванной в клочья души. Надо собраться, преодолеть себя. Спросить. Если ответит «да», найду и уничтожу, зубами сердце вырву.

Стараюсь говорить мягко и ровно, чтоб не сорвался голос:

— Он… тебя обидел?

— Нет… Нет, никто не виноват…

Итальянские влюбленные поднимаются и выходят в обнимку.

За каких-то десять минут сказано то, что держалось в тайне многие месяцы и годы.

Вся наша жизнь прошла перед глазами.

Уходим и мы. Я, словно пыльным мешком пришибленный. И Танька, которая, кажется, стала стройнее и легче, словно сбросила балласт, что тянул ее на дно.

После долгого вечера: представления в театре, потрясающего заката в открытом море, ужина и дискотеки — когда идем по коридору к своей каюте, она вдруг оборачивается, светясь от радости, и спрашивает:

— Сегодня хороший день, правда?

Правда. Очень хороший. Я запомню его на всю жизнь. И она, я думаю, тоже.

И все же мне стало легче. Даже несмотря на шокирующее Танькино признание. Словно камень с души упал.

Да, мы квиты. Раскрыли друг перед другом все карты. И теперь наверняка сможем быть друзьями. А, может, не только…

— Спокойной ночи, — говорю я.

— Спокойной ночи, — тихим эхом отзывается она.

Гашу свет и не прячу улыбку, зная, что в полумраке она будет незаметна.

Эти простые слова сказаны впервые за много месяцев.

__________________________

* итальянские крепкие спиртные напитки

Глава 28. Котики песочного города

Татьяна

— Доброе утро, — говорю я полушепотом, отключив раздражающий звонок будильника.

— Доброе, — Дан трет ладонями глаза.

— Я быстро, — обещаю, шмыгнув в дверь санузла.

Ну вот! Вчера в семь утра были уже на завтраке, а сегодня в восемь по будильнику еле встали.