Крутая волна

А люди все шли и шли в церковь. Кое-кто и не доходил до нее: одни задерживались возле Федора Пашнина, другие — возле бойкой бабы в зеленом сарафане, торговавшей брагой. Вот прошла жена Губарева — высокая, крепкая, возле нее семенил маленький мужичок, хорошо одетый, с напомаженными волосами, — наверное, ее двоюродный брат. В ответ на приветствие Гордея Губарева наклонила голову и заговорщически подмигнула.

А вот и тетка Любава и Люська. На Люське темное старенькое платье и сапожки, туго обтягивающие ее крепкие ноги. Гордей заметил, что каблуки сильно стоптаны, — может быть, эти сапожки в молодости носила Любава. Пока Любава разговаривала с отцом, Гордей спрашивал Люську:

— Ты что, тоже в бога веруешь?

— Нет, но там интересно.

— Чем?

— За душу берет. Не веришь, а так красиво, что слеза прошибает. Это правда, что ты речь говорить будешь?

— Правда.

— Чудно! Ты — и вдруг речь.

— Приходи, послушаешь.

— Да уж приду.

А вот и сам атаман Стариков — при форме, с шашкой, вышагивает важно, как петух. За ним идет Сашка, ведет под руку мать — толстую и рыхлую, как квашня.

Кажется, именно прихода атамана и ждали, и, едва он вошел в церковь, обедня началась.

А на площади тем временем разыгралось представление: отвязался гнедой жеребец и его ловили. Он метался то в одну, то в другую сторону, ему везде загораживали дорогу. Отпрянув назад, жеребец мчался в другой конец площади, но и там на его пути вставали люди. Один раз какой- то казак успел ухватиться за оборванный повод, но жеребец мотнул головой, и казак отлетел далеко в сторону.

Но вот из толпы выскочил маленький мужичонка в красной рубахе, как молния метнулся к коню и повис у него на шее. Жеребец взвился на дыбы, и толпа дружно ахнула. Но мужичок удержался, он мотался на шее лошади, как пламя на ветру. Конь протащил его еще немного и вдруг остановился. Мужик соскочил на землю, схватился за недоуздок и повел коня к привязи. Жеребец покорно шел за ним. Навстречу им вышел бородатый мужик, должно быть хозяин. Он принял коня и стал его привязывать. Наверное, мужик в красной рубахе потребовал угощения, потому что они с хозяином направились к торговке брагой, за ними двинулась и кучка любопытных.

Отец куда-то пропал, и Гордей пошел к Федору. Тот стоял под трибуной, вокруг него сгрудилось десятка полтора мужиков и баб.

— Вот я и говорю, что две власти получилось: Временное правительство и Советы, — рассказывал он.

— Какая же это власть — Советы? — возразил кривой мужик с бельмом на левом глазу. — Губарев разве власть? Верх-то обратно же Старикова.

Увидев Гордея, мужики расступились, пропустили на середину. Тот же кривой спросил:

— Слышь-ка, служба, война-то скоро кончится?

— А когда вы сами захотите.

— Ишь учудил! Будто я и есть енерал Брусилов.

— А чем не генерал? — подхватил стоявший рядом с кривым мужик. — Только ты больше на фельдмаршала Кутузова смахиваешь — тоже кривой.

— А я и одним глазом лучше вижу, где что плохо лежит.

— Это ты мастак! Случаем, не ты ночесь ко мне в стайку лазил?

— А хоть бы и я?

— Я те полажу!

— Ладно, отцепись. Я всурьез спрашиваю про войну-то. Дак как? — опять обратился кривой к Гордею.

В это время из церкви повалил народ — обедня кончилась, и Гордей не успел ответить. Площадь начала заполняться людьми. На трибуну уже поднялся Губарев, за ним Стариков и еще двое, не знакомых Гордею. Губарев жестом пригласил туда и его. За Гордеем полез на трибуну и кривой мужик, но Стариков сердито зашипел на него:

— А ты куда прешь, косоглазый?

Мужик остался стоять на ступеньке лестницы, а Губарев тем временем заговорил:

— Граждане свободной России! Многовековая мечта русского народа осуществилась. Освобожденный от оков царизма народ получил свободу слова и свободу собраний. И это наше собрание — лучшее подтверждение наших прав, добытых кровью…

Он говорил долго, витиевато и непонятно. Но слушали его внимательно, только один раз кто-то громко сказал не то ему, не то еще кому-то:

— Во зануда!

Наверное, Губарев принял это на свой счет и поспешил открыть митинг.

— Слово для сообщения из Петрограда имеет матрос Шумов.

Гордей вышел вперед, снял бескозырку и сказал:

— Вот тут меня сейчас спросили, когда кончится война.

Он сделал паузу. Люди внизу насторожились, подались вперед.

— А я ответил: война кончится тогда, когда вы сами этого захотите. Нет, я не пошутил. На то, что Временное правительство ее прекратит, не надейтесь. Оно и не собирается ее кончать. Недавно Милюков обратился к союзникам с нотой, в которой не только подтвердил это, а даже пообещал выполнить все договоры, которые заключило с ними царское правительство. А почему он обещал? Да потому, что Временное правительство выражает интересы не народа, не тех, кто проливает на войне кровь и кому война осточертела. Оно выражает интересы тех, кому война выгодна, кто на ней только наживается.

— А чьи интересы ты выражаешь? — неожиданно спросил Стариков.

— Да уж не ваши, — с усмешкой ответил Гордей и ткнул пальцем вниз, в толпу: — А вот Их. Интересы беднейшего крестьянства, несущего на своих плечах всю тяжесть войны.

— А ты об крестьянстве не пекись, мы и без сопливых обойдемся, — громко сказал Стариков. — Мы хлеб фронту даем, а ты вот сбежал с фронта… Дезертир!

— А может, он шпион немецкий? — так же громко спросил один из стоявших рядом со Стариковым на трибуне — важный человек в темносинем пиджаке и, несмотря на жару, в жилете. — Документы надо проверить.

Шумовские внизу закричали:

— Это нашенский, мы его и без пачпорта знаем.

— Это ж Егора — убивца сын.

Гордей поднял руку, успокаивая своих:

— Вы-то знаете, а вот этот товарищ или господин— уж не знаю, как и назвать, — сомневается. Пусть проверит и документ.

Гордей вынул удостоверение и протянул тому, в жилете:

— Вот, читайте. Только громче, чтобы все слышали.

Человек в жилете небрежно развернул удостоверение и начал читать:

— «Выдано сие товарищу Гордею Егоровичу Шумову…»

Читал он медленно, но тихо, снизу потребовали:

— Громче! Что ты там, червяков жуешь, что ли?

— «…выступать от имени партии и защищать ее программу». И подпись: «Ульянов», а в скобках: «Ленин».

— Кто-кто?

— Ленин?

— Ну да, Ленин.

Федор Пашнин снизу выкрикнул:

— Да здравствует товарищ Ленин!

Несколько голосов крикнули «ура», но этот клич тут же потух, затерялся в говоре людей.

— Вот те и Гордейка! Утер нос!

— Гли — кось, от самого Ленина!

— А может, бумага поддельная?

Стариков что-то сердито шептал на ухо Губареву. Тот взял у человека в жилете удостоверение, повертел в руках, посмотрел на свет и вздохнул:

— Верно, Ленин.

Гордей взял у Губарева удостоверение, бережно свернул его и положил за пазуху.

— Как видите, документ подлинный. Да, меня сюда направил товарищ Ленин…

Гордей начал рассказывать о том, как встретился с Лениным, о чем говорили. Толпа еще ближе придвинулась к трибуне, сдавила ее со всех сторон так, что Стариков, спустившийся, чтобы уйти, не смог выбраться, его притиснули к лестнице, рядом с кривым мужиком. Даже торговка брагой- оставила, свои корчаги и втиснулась в гущу людей.