Крутое время

Однажды за окном одиночной камеры раздался знакомый голос Ораза. Это было так неожиданно, что Мендигерей не сразу сообразил, откуда донесся зов. А Ораз тихо позвал его из окна самого начальника тюрьмы. Под предлогом неотложных интендантских дел он пришел к начальнику тюрьмы, и когда тот ушел на обед, остался по его разрешению в кабинете. Маленькое тюремное помещение Джамбейтинского велаята охранялось не очень строго, окна и дверь начальник оставил открытыми, и поэтому Оразу было нетрудно заговорить с Мендигереем.

— Менди-ага, — еще раз тихо позвал Ораз.

Пленник вздрогнул, обернулся и увидел Ораза в окне напротив.

— Отряд Белана разросся в батальон; наши джигиты с прибрежья примкнули к нему. Об этом сообщил Амир. А Беке сколотил тоже чуть ли не целый батальон, вышел из Темира и направляется сюда. Сейчас он где-то возле Чингирлау. Стремительно приближается и Красная Гвардия. Оренбург освобожден, вот-вот вышибут и уральских атаманов. Здешний велаят решил перебраться в Уил. Видать, почувствовали, что близок их час, — быстро и бессвязно сообщил новости Ораз. Часто оглядываясь, он торопливо рассказал все о Мамбете и, не переводя дыхания, спросил — Что же дальше делать?

Утомленное, измученное лицо пленника просветлело, глубокие глаза вспыхнули огнем, будто ветер вдруг раздул угасавшее было пламя.

— Хорошо! Все идет хорошо! Жаль, Мамбета от себя отпустили. Он, точно свирепый беркут, на любого врага ринется. Увести десятерых из четырехсот — это мало. Мамбет мог бы всколыхнуть всех дружинников. Они все недовольны диким произволом, палочными порядками велаята. Только некому их возглавить, некому зажечь. Постарайтесь, чтобы Мамбет не попался им в руки. Лучше его отправить к Абдрахману и привлечь к настоящей большой борьбе. Его путь — в Красную Гвардию. Но действуйте осторожно… Потом… за мной здесь ухаживает Кульшан, передачи носит. Я отправляю ее домой, а она говорит: чем терпеть измывательства Абила, лучше подамся в отряд Белана. Смелая женщина! Если можно, пусть Амир проводит ее к Абдрахману. Хоть с мужем рядом побудет, поможет ему. Амира отправляйте немедленно. Пусть скорее доберется до Абдрахмана. А Абдрахман пусть пришлет сюда «мирзу». Он поймет, кто такой «мирза». Ты все запомнил, родной? Смотри, береги себя! Не показывайся здесь часто.

Ораз кивнул головой. Посидел еще немного над своими бумагами в кабинете начальника тюрьмы и вскоре ушел по своим делам.

Борьба шла всюду. И открыто, и исподволь.

Глава седьмая

I

«Надеемся на вашу всестороннюю помощь в защите Уральска. Войсковое правительство: Мартынов, Михеев».

Вместе с телеграммой генералов пришло и письмо представителя Всероссийского правительства в Уральске комиссара Бизянова… Письмо обнадеживающее. В нем сообщалось, что адмирал Колчак захватил Дальний Восток и всю Сибирь, перешел Уральские горы и до осени намерен соединиться с армией генерала Деникина, захватившего Малороссию и Кавказ; далее комиссар Бизянов писал, что части алаш-орды на востоке и в Джетысу поддерживают непосредственную связь с самим адмиралом, а Джамбейтинскому велаяту необходимо иметь связь с Верховным правительством в Омске.

Жанша готовил ответ и на телеграмму, и на письмо. Со знаменитым, но необразованным бием Салыхом Омаровым, а также с хазретом Кунаем Жанша советоваться не стал: ничего дельного подсказать они все равно бы не смогли. Обойти же Халела глава джамбейтинской автономии не решился. Зная, что доктор Халел является ярым приверженцем строгих порядков, Жанша, улыбаясь и разглядывая на конверте печать Временного правительства, спросил:

— Доктор, как вы думаете? Мне кажется, комиссар Бизянов всячески бодрится и тщательно скрывает истинное положение, в то время как войсковое правительство взывает о помощи, а?

— Вы хотите сказать, Жанша-мирза, что Бизянов далек от правды, а новый правитель далек от цели возрождения своей державы? — холодно спросил Халел, как бы осуждая Жаншу за усмешку.

— «Уральский вестник» по своим материалам напоминает письмо Бизянова. «Храбрейший Дутов оставил город Оренбург… Колчак, освободив Западную Сибирь от красных мятежников, продолжает свой победный путь», — говорится в газете. Эти два сообщения опровергают друг друга и, точно ножки тагана, упираются в разные точки.

Халел задумался.

— Кому нужно это Центральное правительство, если от него нет никакой помощи? Не лучше ли протянуть руки к правителям в Семипалатинске и Тургае? Лишь сплотившись, встав плечом к плечу, мы сможем иметь какой-то вес.

Что останется от нашего велаята, если, как рак и щука в басне, Сыр-Дарья потянется к Коканду, а Джетысу — к Кашгарии?

— Это очень ценное замечание, доктор. Надежда на Центральное правительство не приведет нас к желанной цели, мы должны отдавать ему лишь долг вежливости. Поэтому у нас с ними не взаимоотношения, не действенные связи, а так себе… официальная видимость. Хан Абильхаир протянул руку государыне Анне не ради ее красивых глаз, а чтобы сблизиться с могущественным соседом, чтоб перенять культуру передовой страны; он присоединился к России не для того, чтобы стать ее рабом, а для того, чтобы укрепиться, набрать силы и противостоять дерзкой Джунгарии…

Слова Жанши пришлись Халелу по душе… Холодное брезгливое выражение сошло с его лица. Поглаживая холеную черную бородку, он удобнее. уселся в кресле, откинулся к спинке, необычно оживился.

— Конечно же! Поэтому бий Бериша Исатай и поэт Махамбет восстали против потомков Абильхаира, забывших об этой великой цели! Это был вызов самому Николаю Романову!

— Еще восемьдесят лет тому назад это событие доказало, доктор, что для того, чтобы бросать вызов, необходимо единство. Сейчас я боюсь, что действительно будет как в басне про щуку и рака.

— Вас, адвокат, тревожат междоусобицы чинодралов?

— Да, и междоусобицы, и их честолюбие.

— Ну, пока еще живы Алеке и Ака, никто из этих продажных чинов не осмелится разорвать алаш-орду на части. Поэтому кулак велаята должен быть крепок и тяжел! Учи ребенка с колыбели, а сноху — с первого дня, говорят. Я недолюбливаю Гаруна. Это — чиновник-монархист. Однако с пройдохами он достаточно суров и намерен жестоко расправиться с теми безбожниками, что попались ему в руки. В этом я полностью его поддерживаю.

Жанша быстро взглянул на доктора. Этого сурового, властного человека он всегда считал недальновидным в политике и излишне прямолинейным в своих решениях и поступках.

— Политика — тоже искусство, доктор. Она любит прилежных, сметливых, гибких и деятельных. Не забывайте об этом, — сказал Жанша, тихо рассмеявшись.

III

В тот день маленький городок, казалось, распирало от боганей и знаменитостей всего Западного края. Утром в город въехал с шестьюдесятью джигитами знаменитый Тоба-нияз из рода Адай. Головной фаэтон легко мчала пара сивых рысаков; впереди на небольшом расстоянии лихо гарцевал на огромном вороном коне худощавый смуглый джигит в высокой черной шапке, туго перехваченной белым платком. Сбоку, будто стараясь проглотить всю пыль от фаэтона, неотступно скакали еще трое всадников, также накрепко обвязавших головы платками; в руках этой тройки — лишь короткие, толстые плети — доир с ручкой из таволги; поджарые, с широким крупом кони под ними отливали вороненой сталью; белели у них только челки, больше не найдешь светлой щетинки. Джигиты скакали без седел; по бокам коней болтались их длинные ноги в мягких кожаных сапогах без каблука. Изредка они крутили над головой крепкими, туго плетенными доирами, как бы угрожая: «А по спине не хочешь?!» Это слуги и конюхи батыра и бия То-банияза. За каретой скачут остальные всадники, группами в пять человек, и все на конях одной масти.

В руках первой пятерки — пики, концы их держатся ка правом носке в стремени; за плечами остальных висят луки, сбоку колчаны. Кроме оружия у всех доиры. В самом кокне кавалькады катится еще один свободный фаэтон, запряженный парой вороных. На козлах сидит один лишь джигит-кучер.

Тобанияз выехал сегодня из дома известного правителя Салыха, но сам Салых, внук известного бия Казы, поехал в город отдельно, со своей свитой: видимо, он не захотел нарушить торжественной парадности въезда Тобанияза. Салых взял с собой сына Габдынасыра, бывшего гимназиста. Тобанияза, по распоряжению главы велаята, со всеми почестями встретили члены правительства в великолепном доме купцов братьев Мусы и Жанши. Салых остановился в доме своего знакомого — богатого татарина Уалия.